— Ну это напрашивается само собой. Дмитрий, вероятно, посчитал, что Штольман не обеспечит тебе должного лечения. Или по причине, что не сможет позволить пригласить очень опытного доктора… Или по той — о чем мне все же не хотелось бы думать, что ему было все равно, выздоровеешь ли ты… Но Штольман хорошо представлял, что будет, если он уже потом сообщит князю Ливену, что случилось… Думаю, Дмитрий приехал сразу же и привез с собой доктора, скорее всего, из Петербурга. Какого-нибудь прогрессивного светилу. И этот доктор смог тебя вылечить.

— Значит, это Дмитрий Александрович… спас меня тогда? — Яков допил воду из стакана и поставил его на свой стол.

— Ну спас тебя доктор, но его приезд организовал Дмитрий. Яков, ну чему ты снова удивляешься? Он — твой отец. Он не мог поступить иначе. Знать, что его сын очень болен и не сделать ничего — это не про Дмитрия. Даже если бы он не приехал сам, так как Штольман бы ему ранее сказал, что больше не пустит его на порог своего дома, он бы прислал лучшего доктора, какого только смог найти. Я очень рад, что Дмитрий сделал для тебя то, что было в его силах.

— Скажи, а насколько Александр Николаевич ограничивал и контролировал финансы Дмитрия? Выделял ли ему определенную сумму и требовал отчета за каждую копейку?

— Дмитрий — старший сын, наследник. Естественно, у него были деньги на расходы, и за каждую полушку он перед отцом не отчитывался. Но на особо крупные траты у него своих средств не было, за ними приходилось обращаться к отцу. Если ты хочешь спросить, как он мог платить за твое обучение в Императорском училище правоведения, то, возможно, он сказал отцу, что проиграл большую сумму в карты, а карточный долг, как ты знаешь, долг чести…

— Да, я хотел знать про это. Но не только. Я вспомнил, что после смерти матушки в нашем доме был сделан ремонт, но только в тех комнатах, где был я. Хотя другие, например, гостиная и кабинет отца нуждались в ремонте не меньше.

— Ты хочешь сказать, что если б Штольман платил за ремонт из своего кармана, он привел бы в порядок гостиную и свой кабинет, а не комнаты нелюбимого приемного сына?

— Да. И если за ремонт платил не он, напрашивается предположение, что это сделал князь Ливен… Такие средства были у Дмитрия Александровича?

— Конечно, были.

— У меня есть еще одно соображение, что Дмитрий Александрович не только платил за гувернера, но и давал Штольману деньги на мое содержание. У меня были хорошие книги, хорошая одежда. Не думаю, чтоб Штольман сам тратился на это… Такие расходы Дмитрия Александровича были возможны без того, чтоб вызвать подозрения его отца?

— Яков, Дмитрий жил не монахом, у него были любовницы, следовательно, он на них тратился. А там расходы несравнимые с теми, что упомянул ты. Одним колье любовнице меньше, вот тебе средства и на гувернера для тайного внебрачного сына, и на его содержание на год…

— То есть таких трат Дмитрия Александровича на меня ты не исключаешь?

— Я был бы очень удивлен, если бы их не было. Для меня это само собой разумеющееся. Если есть ребенок, законный или нет — без разницы, мужчина обязан его содержать. А такой человек как Дмитрий будет делать это не по обязанности, а по своему желанию, по зову сердца и изыщет для этого возможность, тем более в тех обстоятельствах, что оказался его сын от любимой женщины.

— Павел, у меня был еще один сон несколько дней назад. В нем у тебя с Дмитрием Александровичем был не очень приятный разговор. Ты сердился на него, что он скрывал то, что у него есть сын, и что он так и не признался ему, что он его отец. И в этом разговоре он тоже назвал меня Ясиком.

— Да, подобный разговор был. Даже не один. Я был абсолютно шокирован, когда Дмитрий сказал мне о тебе. У меня в голове не укладывалось, как он мог так поступить с тобой, своим единственным сыном. И поначалу был зол на него… что он тебе никогда не открылся, хотя бы после смерти нашего отца… и даже по той причине, что он озвучил.

— Из-за Лизы? — догадался Штольман. — Из-за того, что у меня была с ней связь, которую… он сам и устроил…

— Да.

— Я думал, смог бы я тогда, в свои двадцать лет, понять и простить его, что он сотворил подобное. И не уверен, что смог бы…

— Яков, я тоже думал… Дмитрий мог сообщить тебе, что он — твой отец, позже, скажем, через год-другой после смерти Лизы. Ведь тогда бы не было опасений, что… она окажется в центре вашего возможного конфликта с Дмитрием и будет страдать от этого… И Дмитрию было совершенно не обязательно признаваться тебе, что это он подтолкнул к тебе Лизу и почему. Он мог не говорить и о том, что после тебя Лиза стала моей женой, и что Саша — мой сын, а не его… Все могло быть представлено так, что Вы с Лизой случайно встретились, и она увлеклась тобой…

— Но ведь тогда бы Лиза выглядела как женщина… свободных нравов…

— Знаешь, я бы предпочел, чтоб ты думал, что она заинтересовалась тобой как молодым приятным мужчиной и изменила с тобой мужу, поддавшись влечению, чем узнал, по какой причине… она действительно стала твоей любовницей… Дмитрий мог сказать, что у них с Лизой был договор, что у каждого своя личная жизнь.

— Павел, было бы столько лжи, — покачал головой Штольман.

— Ты жил с другой ложью почти сорок лет. А про Лизу — я бы не назвал это непосредственно ложью. Скорее, сокрытием некоторых фактов и… небольшим искажением других…

— Небольшим искажением? Как, однако, ты это повернул…

— Яков, ты нравился Лизе как мужчина, она была увлечена тобой — в этом нет сомнения. Что, если бы вы действительно встретились случайно, а муж был не против ее отношений с другим мужчиной — молодым, привлекательным, тем, который смог бы дать ей как женщине то, что в силу своего возраста и состояния здоровья сам он ей дать не мог? А с кем именно у его жены роман, Дмитрий мог и не знать.

— Ну хорошо, пусть так… А на самом деле? Действительно у каждого из них была своя личная жизнь? У Дмитрия Александровича были романы? — спросил Яков о том, о чем, спрашивать бы, наверное, и не следовало.

— В каком смысле?

— В этом самом… У него были тогда любовницы?

— Яков, какие любовницы? О чем ты вообще? Я же тебе сказал, что он своей-то жене не мог быть любовником, что уж говорить о других женщинах.

— Но ведь роман — это не только… постель… И даже если так, ведь можно найти варианты… когда мужчина не способен… Кроме того, он мог просто увлечься женщиной, и у него могли быть с ней, скажем так, только романтические отношения…

— Яков, он не любил Лизу, был к ней равнодушен, это так. Но он никогда ничем не навлек на нее позор. Пока у него была супруга, он ни с одной женщиной не завел даже интрижки.

— А после… Лизы?

— После Лизы у него была пара-тройка приятельниц. Но я не могу назвать отношения с ними ни романом, ни интрижкой. Среди них одна вдовствующая графиня и одна вдовствующая княгиня. Дмитрий был дружен с ее мужем, точнее с ними обоими. После смерти князя они продолжили дружбу, бывали вместе в театре, опере, на прогулках, навещали друг друга… Но опять же никаких романтических чувств я там не заметил. Просто хорошие приятельские отношения старых знакомых… Саша, кстати, до сих пор общается с княгиней Друцкой.

— Да, а как же с Сашей? Я про то, что он потом появился у Лизы… после меня…

— А тут все проще простого. Лиза рассталась с тобой, вернулась к мужу, у него на радостях якобы возобновился любовный пыл, и получился очаровательный сынок… Такую версию Дмитрий мог бы озвучить тебе…

— Павел, ты просто мастер плести интриги… И преподносить людям желаемое тобой за действительное…

— Ну за столько лет при дворе и не такие… полезные умения приобретешь, — ухмыльнулся Ливен и тут же стал серьезным. — Яков, все ведь могло быть по-другому… Как бы я хотел этого…