— Аня, еще раз извини. Так получилось… Но, как я и говорил тебе, я не был слишком пьян. Возможно, выглядел таким, но не был. И сегодня я не с похмелья… А что ты вчера говорила про своего дядю? Что нам только его для полной компании не хватает? Он что, злоупотребляет?

— Да, бывает такое. У родителей в доме даже графинчики припрятывал в разных местах.

Ливен рассмеялся:

— Как хорошо, что мне в собственном доме бутылки прятать не надо. У меня и в буфетной, и в кабинете, и в покоях запас. Ну а про винный погреб и говорить нечего. Да мне и стесняться особо некого…

Анна вздохнула, Павел понял, почему. Он выпил несколько рюмок подряд, когда она рассказала ему о своем видении про Лизу и Гришку.

— Аня, я не запойный пьяница, — сказал он и подумал, что если бы он не приехал в Затонск, то, возможно, был бы на пути, чтоб стать таким… как беспокоился Демьян. — Да изредка, бывает, выпью больше, чем следовало бы. Но тебе незачем переживать. У тебя, думаю, и без этого есть поводы для волнения.

— Павел, как там с тем человеком, который сознался в смерти Кузьмы? Ты говорил, что должен приехать доктор из Петербурга…

— Определил, что тот не умалишенный. Но, видимо, помрачение рассудка в момент совершения убийства у него было. Пока не знаю, будет ли ему предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве, или же сочтут это самозащитой в момент когда он был не в себе… Аня, давай поговорим о чем-нибудь… более приятном.

— Более приятном? Как поживает Наталья Николаевна?

Только сейчас Ливен понял, что он… не думал о графине… вообще не думал… Когда от Саши пришла телеграмма, что у сына Натальи Николаевны перелом неопасный, и они сразу поедут в имение Потоцких… он лишь принял это к сведению… Когда уж ему было думать о графине… если он все время думал только об Анне…

— У нее все благополучно. После того как Саша проводил графиню, она с мальчиками поехала в свое имение. А Саша отправился в свое в Стрельне. Думаю, скоро ты получишь письмо.

— От кого?

— От Натальи Николаевны. Саша до писем не большой охотник. Я бы тоже тебе написал, обязательно написал, если бы сейчас не смог приехать… Но в ближайшее время это, пожалуй, был единственный шанс повидать тебя. У меня будет несколько поездок с Государем, так что я не знаю, когда смогу приехать снова.

— Когда позволит служба? — Анна грустно улыбнулась.

— Да, когда позволит служба.

— Павел, а тот опасный человек… из гостиницы… он уже вернулся в столицу? — с волнением спросила Анна.

— Нет, насколько я знаю. Но он почти сразу же уедет в Туркестан.

Анна вздохнула.

— Аня, ну что ты, мне ничего не угрожает. Тебе не о чем беспокоиться.

— Паули, я не могу не беспокоиться за тебя… — она взяла Павла за руку.

Он на секунду накрыл ее своей:

— Анюшка, родная моя, пожалуйста, не думай об этом. Ничего со мной не случится. Все будет хорошо, я тебе обещаю.

Штольман, готовый к тому, чтоб отправиться на службу, подошел к открытой входной двери и услышал несколько фраз. Что это за опасный человек из гостиницы? И что якобы не угрожает Павлу? Он понимал, что Павел просто успокаивал Анну, а на самом деле все могло быть иначе… Он сам бы так сделал, чтоб Анна не переживала. Потому что переживал бы сам, безумно переживал, если бы она беспокоилась за него… Павел беспокоится за Анну, называет ее Анюшка и «моя родная»… А она его Паули! Даже не Павел, а Паули!! И он, как видно, рад такому обращению!.. О Господи! О Господи!! О Господи!!! А еще говорит, что не знает, что с ним! Вот уж точно идиот!! Или притворяется, что не знает?! И… намеренно вводит в заблуждение? Яков Платонович сжал оба кулака так, что короткие ногти впились в ладони.

Анна кивнула, Павел отпустил ее руку, она убрала свою.

— Ты прочитала какие-нибудь из книг?

— Прочитала. «Эмму». Теперь я понимаю, что ты имел в виду — думал, что я попытаюсь сосватать тебе Наталью Николаевну, как это и случилось позже? — усмехнулась Анна.

Анна пыталась сватать графиню Павлу?! Вот это новость! У Штольмана немного отлегло от сердца — если бы Анна чувствовала к Павлу что-то как к мужчине, стала бы она сватать ему другую женщину…

— А вот «Джейн Эйр», которую ты читал Лизе, я еще немного не закончила, поэтому вернуть ее тебе сейчас не могу.

— Вернешь в другой раз. Как и «Эмму», сегодня я ничего забирать не буду.

— Скажи, а какое место было у Лизы любимое?

— То, где Рочестер спрашивает у Джейн, красивый ли он, а она говорит: «Нет, сэр».

— А почему оно ей нравилось?

— Потому что каждый раз я в шутку спрашивал Лизу, красивый ли я. А она, смеясь, отвечала, что нет. Хотя на самом деле считала меня красивым мужчиной. Нас обоих это забавляло. И я был так счастлив, когда она смеялась, так счастлив…

«Да что это у них за разговоры такие?! Павел говорит с Анной о Лизе… о том, как он был с ней счастлив… счастлив с другой женщиной, не с ней самой…» — теперь Штольман уже сам не понимал ничего… как, получалось, и Павел?

— Представляю, что было бы, если мы так же шутили с Яковом… Вдруг бы он обиделся?

— Аня, Яков для тебя — самый красивый мужчина на свете, и он об этом прекрасно знает… Другое дело, что он бы не понял шутки, так как не читал книги… да и никогда такое читать не станет…

«А это уж совсем интересно. Павел считает, что для Анны самый красивый мужчина — это я, хотя у него самого внешность гораздо более привлекательная… Какой мужчина скажет подобную… чушь… про соперника?.. Он всеми силами попытается превознести себя самого… и хоть чем-то принизить другого в глазах интересующей его женщины, тем более, если для этого есть повод…» — Яков Платонович был еще в большем замешательстве.

— Нет, не будет, поэтому хорошо, что мы с тобой можем обсуждать такие книги.

Штольман решил, что пора обозначить свое появление, пока Анна с Павлом сами не заметили его:

— Вы про книги беседуете? Павел, спасибо, что передал с Анной для меня книгу Дмитрия Александровича.

— Она вообще-то не его, она из моей библиотеки, но Дмитрий любил ее читать — там есть пара стихотворений, которые он читал Катеньке, поэтому я ее тебе и послал… Думаю, потом Саша даст тебе что-то из того, что было действительно его. У меня же просто этого в усадьбе не было — за исключением старого сюртука, который, понятно, тебе без надобности.

— Как же? А мой портрет с матушкой? Спасибо, что отдал его мне. Мне этот портрет очень дорог.

— Очень этому рад… Яков, пойдем попьем чаю, и я провожу тебя в управление.

— Проводишь меня?

— Конечно. Не хочу, чтоб Трегубов сердился. Зайду к нему — с той бутылкой коньяка, что осталась от вчера.

— Так у вас была еще одна бутылка?! Павел, и где бы я Вас тогда искала?! В канаве?

— Думаю, скорее всего в полицейском участке в камере, — честно сказал Ливен. — Городовой бы, наверное, забрал, опасаясь, что мы будем нарушать порядок… Хотя, зная Штольмана, мог из уважения к нему и домой нас доставить. Но, как видишь, мы вовремя остановились… И после чая сами пойдем в участок. Начальник сыска — на службу, я — за компанию.

Когда они расселись за столом в гостиной, Павел посмотрел на заварочный чайник — сколько чашек чая он уже выпил за последние пару дней?

— Аня, ты можешь сварить мне кофе? Я на чай уже смотреть не могу.

— Конечно, я тогда и себе сделаю. А тебе, Яков?

Штольман тоже пожелал кофе.

— С коньяком, Ваша Милость? — прищурился Ливен.

— Без. Мне коньяка и вчера было более чем достаточно, — сухо сказал Яков. — Павел, ты же выпил вчера больше меня, а выглядишь… будто и не пил накануне… и похмелье тебя не мучает…

— Я же говорил тебе, что по части выпивки ты, видимо, пошел не в Ливенов. Не такой стойкий. Чтоб по-настоящему быть с похмелья, мне нужно, пожалуй, столько, сколько мы выпили вчера на двоих. К тому же вечером я выпил еще чашку крепкого чая и сегодня тоже успел. Когда я проснулся, я не был таким бодрым. В общем, я сначала выпил чаю, а потом уже стал бриться.