— Ничего. Ни-че-го.

— Павел, ты… дурак? Как такое может быть?

— Назови меня как хочешь. Хоть дураком, хоть еще как… Но я с тобой абсолютно честен… И давай не будем больше об этом…

— Хорошо, не будем. Я хотел спросить тебя еще вчера. Анна привезла от тебя много подарков. Недешевых.

— Да, я могу позволить себе делать подобные подарки. И я не покупаю подарками расположение к себе и… другое… если ты об этом…

— Нет, не об этом… Да и Анна не из таких, чтоб купиться на подарки… Она сказала, что ювелирный набор принадлежал Ливенам.

— Да, и что?

— Кому именно?

— А какое это имеет значение?

— Я хотел бы знать.

— Хорошо, гарнитур с опалами был Лизы, моей покойной жены.

— Ты отдал Анне то, что носила Лиза?! Да ты в своем уме?!

— Не понимаю, что в этом такого. Я подарил его Лизе когда-то сам… И никто после этого эти украшения не надевал, ни одна женщина. У меня нет и не будет больше жены, нет дочери, которые могли бы их носить. Но есть Анна, которая, как я честно сказал тебе, стала для меня дорогим человеком. Именно поэтому я и подарил ей эти украшения.

— А Анне ты об этом сказал?

— Да, сказал, сразу же. Почему я должен был это скрывать?

— И что она?

— Она поняла, что это был подарок от чистого сердца. Больше ничего… Яков, со временем я отдам или буду давать на время Анне и другие фамильные драгоценности… И скажу сразу, я собираюсь покупать ей и платья для балов, и наряды…

— Наряды, полагаю, от Мадам Дезире? — полез на рожон Штольман, которому ревность все же не давала покоя.

— И от Мадам Дезире, почему бы нет?

— Боюсь даже представить, какие, — не смог удержаться от язвительного высказывания Яков.

— Такие, какие будут способствовать… проявлению твоей пылкости в спальне… Для этого я буду рад скупить весь ее ассортимент… — не остался в долгу Ливен. — Мне-то самому такого не требуется… чтоб ублажить женщину…

Яков уставился на Павла, он не ожидал от него подобного ответа.

— Что ты на меня так смотришь? За что боролся, на то и напоролся. Или ты думал, я позволю тебе подобные намеки в отношении Анны? Так вот, не позволю! Никогда! И даже если бы я и купил для Анны наряд у Мадам Дезире, то сделал бы это вовсе не для того, чтоб она щеголяла в нем передо мной. А чтоб тебе, идиоту, было приятно видеть ее в том, что… радует глаз…

— Прости. Я сказал, не подумав.

— Нет, Яков, ты сказал, как раз подумав. Точнее, все время думая об этом… Я могу говорить тебе сколько угодно, что для таких дум нет причины, и что ни к чему хорошему это не приведет, что этим ты себя только взвинчиваешь… Но будет ли в этом смысл? Ты же вбил себе в голову… И теперь тебе на этой голове хоть кол теши, от этого, похоже, уже ничего не изменится… А я так наделся… Видимо, я и правда, как ты и сказал, дурак, наивный дурак, — грустно произнес Павел.

— Павел, пожалуйста, не считай, что я думаю о тебе плохо… о том, что ты способен… на дурное… Просто мне пока непросто… все это принять… Для меня это было… слишком неожиданно… Мне нужно время… привыкнуть…

— Яков, я тебя понимаю, понимаю даже больше, чем ты можешь себе это представить… Мне ведь тоже нужно время привыкнуть… Научиться с этим жить…

— С чем?

— С тем, что ее нет рядом.

— Не с тобой вместе? — уточнил Штольман.

— Нет, именно рядом. Это с тобой она — вместе… всегда, а со мной — только рядом… иногда… В этом вся и суть… Обещай мне, что ты не обидишь Анну. Даже если тебе в голову придут какие-то… глупости…

— Не обижу.

— Ты бриться собираешься, а то вода стынет.

Штольман в нерешительности встал перед большой миской с горячей водой.

— Я обычно бреюсь здесь в кухне, здесь больше света, — он снял с буфета зеркало и поставил на стол.

— Я тоже здесь брился. Я могу выйти, если стесняю тебя.

— Не нужно. Вспомню былые времена в Училище правоведения, где не было никакого уединения…

— И не говори, как и в корпусе.

— А в каком корпусе ты, кстати, учился? Я так и не знаю.

— В пажеском,

— В том самом пажеском? — уточнил Яков Платонович.

— Другого нет. И что в этом такого? Я все же князь.

— Тебя туда определил отец?

— Нет, на этом настоял Дмитрий. Отец считал, что для подобного заведения у меня недостаточно ума и характера.

— У тебя недостаточно ума и характера?! — пришел в изумление Яков. — Неужели твой собственный отец знал тебя так плохо? У тебя недюжинный ум, а характера тебе уж точно не занимать.

— Спасибо за комплименты, — улыбнулся Ливен. — Да, Александр Николаевич знал меня плохо да и, собственно говоря, никогда не пытался узнать. Ему это было не нужно.

— Да уж, — вздохнул Яков и скинул пижамную куртку.

Павел Александрович посмотрел на его плечо:

— Дуэль с Разумовским?

— Да.

— Тебе повезло.

— Наверное… — Яков повернулся к Павлу.

— Это был не вопрос, а утверждение. Я знал одного человека, который когда-то стрелялся с Разумовским. Знал — именно в прошедшем времени…

— Павел, про ту мою дуэль… То, что было в дневнике Дмитрия Александровича… То, что он за меня кого-то просил… Ты знаешь, кто это был?

— Наверняка не знаю. Могу только предполагать.

— И кто же?

— Этого я тебе сказать не могу.

— Он связан с Варфоломеевым? — спросил Штольман.

— Кто знает… может быть… Как я уже сказал, у меня только догадки…

— Только ли догадки?

— Да.

— Догадливый ты наш… — с ехидцей произнес Яков Платонович.

— Яков, чего ты от меня хочешь?

— Узнать кое-что. Ваше Сиятельство, скажите, в каком Вы действительно чине и по какому ведомству служите? — Штольман пристально посмотрел на Ливена.

— А вот этого Вам, господин коллежский советник, знать не положено, ни чином, ни должностью не вышли, — усмехнулся тот.

— Вот как?

— Вот так. Ну а если бы я сказал, что я — действительный статский советник? — на лице Ливена все еще была ухмылка. — А, может, даже тайный?

— Тайный тайный советник? Я бы не особо удивился, — серьезно сказал Яков. — Хотя раньше я больше все же бы подумал, что статский советник.

— Всего лишь статский? Невысокого же Вы обо мне мнения, даже обидно, — картинно покачал Павел Александрович головой. — Яков, у меня один чин — подполковник…

— Не всякого подполковника до обморока боится адмирал в должности министра… И не всякого министра после его визита отправляют в отставку, — Штольман решил посмотреть на реакцию Ливена.

— А, ты о Посьете, — будничным тоном произнес Павел. — Так он сам подал в отставку. Я тут не при чем. Я таких решений не принимаю.

— Ты только делишься своим мнением… доводишь его до сведения тех, кто их принимает…

— Откуда у меня такие полномочия, что ты…

— Например, из бумаги, в которой говорится, что то, что делает предъявитель сего, делается по моему распоряжению и на благо государства, за подписью Александр.

— Яков, я приятно удивлен, что ты читаешь не только полицейские протоколы, но и романы… Но такой бумаги у меня нет.

— Да неужели?

— Зачем мне она? Одного нужного слова обычно бывает достаточно, — в ответ снова усмехнулся Ливен. — Яков, я только подполковник… остальное… это… — он сделал несколько движений рукой, — так…

— Так?.. То есть… негласно?

— Ты можешь думать, что хочешь… Я тебе ничего не говорил…

Ливена разбирал смех, перед ним стоял раздетый по пояс Штольман и рассуждал о его роли в политике Империи… Он бы еще поднял эту тему в бане… когда лежали в парилке или вениками друг друга охаживали…

— Яков, ты будешь наконец бриться?

— Буду. Кстати, спасибо тебе за бритвенный прибор. Великолепная вещь.

— Рад, что понравился тебе.

— У тебя такой же?