— Ну тогда Остзейские земли были под властью Шведской короны, так что, думаю, за службу на благо королевства… Историю семьи я знаю не так глубоко, как следовало бы…

— А за что вашему предку был пожалован княжеский титул? Это-то не такие уж далекие времена…

— Нашему предку, — поправил племянника князь Ливен. — За свою преданность короне — на этот раз Российской Империи, естественно. В то время ходили упорные слухи, что Остзейское дворянство могло быть лишено своих привилегий, что, разумеется, вызвало недовольство некоторых его представителей. Ливен был среди тех, благодаря кому это не переросло в неповиновение или хуже того, в попытку вооруженного сопротивления… Ливену был пожалован титул князя и земли, конечно, с сохранением тех, что уже имелись. Подробностей, к своему стыду, я не знаю…

— Я хотел спросить тебя еще кое е чем. Все Ливены записаны в родословной с немецкими вариантами имен. У четырех из пяти братьев имена, которые есть как в русском, так и в немецком языках, только у Дмитрия имя записано по-латыни, поскольку немецкого варианта нет. Странно, что Остзейский князь выбрал для старшего сына такое имя, ведь, скорее всего, были и другие…

— Я подозреваю, что он сделал это назло жене, которая была лютеранкой. А почему, возможно, Дмитрий — я освежил в памяти родословную Ридигеров, посмотрел в Петербурге записи. Младший брат отца Ольги Григорьевны Дитмар принял православие и стал Дмитрием Яковлевичем, его отец — Якоб Вильгельм и есть наш общий с тобой предок. Этот Дмитрий женился на русской барышне по имени Александра, у них родился Владимир — отец твоей матушки Кати.

— А на ком женился Владимир?

— Этого я с точностью сказать не могу, в нашем фамильном древе эта запись неразборчивая, можно только догадываться. Возможно, кто-то так небрежно записал, поскольку это была боковая линия, и прямому потомку графа это казалось уже неважным. А, может, у человека был просто ужасный почерк. Я бы предположил, что имя его жены было Аделина, а фамилия — Ольденбург.

— Ольденбург?! — Яков был изумлен. — Ольденбурги — это же… родственники Романовых…

— Яков, далеко не все Ольденбурги — родственники Императорской семьи, — уточнил князь Ливен. — Даже если считать, что я разобрал девичью фамилию твоей бабки правильно, она, вероятно, происходила из одной из младших ветвей, иначе, скорее всего, о Кате после смерти родителей позаботились бы более знатные родственники, чем те, у которых она жила, когда встретилась с Дмитрием. Да и отец в этом случае не был бы так категорично настроен против брака Дмитрия с Катей, даже если бы у нее было небольшое приданое.

— Если только ее мать не вышла замуж без благословения родителей, и те… не вычеркнули ее из своей жизни, а вслед за ними и близкие родственники…

— Что ж, и такое возможно… Но, как я тебе сказал, насчет фамилии матери Кати я ручаться не могу. Она могла быть, например, и Альтенбург… Про мать Кати я точно знаю только то, что она была немкой и в детстве читала дочери сказки на немецком. Да и сама Катя больше говорила на немецком, чем на русском…

— Да, матушка говорила по-немецки и со мной, в отличии от отца…

— Наша мать тоже больше на немецком. Отец — и на немецком, и на русском. На русском ругался очень… выразительно…

— Значит, считаешь, он выбрал имя Дмитрий, чтоб досадить жене?

— Думаю, что да. Изо всех возможных взял имя родственника жены, которого она не особо жаловала.

— По какой причине?

— Так по причине принятия Православия и женитьбы на русской. До этого-то в Ридигерах в основном текла немецкая кровь, смешанная со скандинавской. К примеру, ее бабка Ингеборга, жена Якоба Вильгельма была шведкой. А отец выглядел как истинный норд, был красивым мужчиной, Гришка был похож на деда, только у него более изысканные черты лица. Кстати, Ее Сиятельство настояла, чтоб второго сына назвали в честь ее отца. Александр Николаевич согласился на Григория, это имя было в святцах. Но только отец Ольги Григорьевны носил имя Грегор Эрик, а в семье его называли только Эрик. И своего сына она звала исключительно Эрик. Григорием, точнее Гришкой его называли отец и Дмитрий, ну и потом я — за глаза, конечно. В свете он, кстати, был более известен как Эрик Ливен, хотя обращались к нему, конечно, Григорий Александрович. И уж на то пошло, имя Эрик подходило к его нордической внешности гораздо больше, чем Григорий… Евгений с Михаилом тоже больше похожи на Ридигеров, только мы с Дмитрием пошли в Ливенов.

Если брать во внимание только четыре поколения до тебя, до прадедов — со стороны Ридигеров нашего общего предка графа Якоба Вильгельма и Ливенов — Леопольда Пауля Вильгельма, то получается, что у Дмитрия восьмая часть шведской крови, а у Кати одна восьмая шведской и четверь русской, следовательно, у тебя одна восьмая шведской и одна восьмая русской, остальная — немецкая. Хотя это очень условно, так как в предыдущих поколениях у Ливенов были те же шведы. Но со стороны Ливенов немецкой крови в тебе все же больше. Ридигеры в отличии от Ливенов жили в Эстляндии, так что у них больше предков с Севера.

— А кто из Ливенов первым принял православие?

— Николас, мой дед, твой прадед. Он стал Николаем Павловичем. Он, будучи офицером, посчитал, что переход из Лютеранства в Православие поможет ему сделать военную карьеру.

— И как, это действительно ему помогло? До какого чина он дослужился?

— Не до того, до которого хотел бы, только до премьер-майора. Он принимал участие в Русско-Турецкой войне, был там серьезно ранен, и ему пришлось выйти в отставку. Он сразу же женился. Первый их сын умер во младенчестве, потом родился Александр, наш отец, и еще через несколько лет Яков.

— После смерти Якова Александр Николаевич стал единственным наследником. Мне кажется, что он и женился, точнее его женили именно потому, что Яков умер… Неверное, родители очень боялись, что и с ним что-то случится, и тогда не останется наследников…

— Думаю, ты прав насчет отцовой женитьбы — чтоб не остаться без продолжения рода. Этот брак организовали Николай Павлович и брат матери граф Ридигер. Поскольку их отец к тому времени уже умер, это была обязанность Теодора выгодно выдать сестру замуж. Князь Александр Ливен, единственный наследник большого состояния и нескольких имений, куда уж лучше партия.

— А то, что князь Ливен был православным — это для графа не имело значения?

— Что касается вероисповедания, то для графа в сравнении с титулом и наследством жениха это было делом второстепенным. Был бы Ливен бедным бароном, возможно, и не подошел бы… Да, было бы гораздо лучше, если бы не подошел… Этот брак был ошибкой, никто в этой семье счастлив не был, ни сам Ливен, ни его жена, ни один из сыновей… Глава семьи — деспот и самодур, которому эта семья была нужна разве что для домашней тирании, кроме того гуляка, пьяница и бабник… Властность у него от отца, Николая Павловича, а остальное — даже не знаю. Николай Павлович был человеком серьезным, уравновешенным, любил семью. Его супруга была доброй, приятной, образованной женщиной, прекрасно играла на рояле. Думаю, любовь и способности к музыке у меня от нее.

— А Александр Николаевич играл?

— Играл, на нервах — бесподобно, гораздо лучше, чем на рояле. У него всегда был дурной характер — вздорный, взбалмошный, вспыльчивый… При отце он еще как-то сдерживался, а когда тот умер, совсем перестал. Наверное, власть и деньги ударили в голову. Дмитрий говорил, что отец и так был сумасбродным и раздражительным, а когда после смерти деда они переехали в имение возле Зегевольда, стал еще хуже… Скажу честно, никому не пожелал бы такого отца. Тебе повезло, что он о тебе не знал, иначе бы он и над тобой измывался… А для его жены ты был бы… пустым местом… Если конечно, она бы вообще опустилась до того, чтоб считать незаконного отпрыска своего сына внуком… Княгине дети, рожденные в этом договорном браке без любви, были, насколько я понимаю, не особо нужны. Любила одного сына из пяти, похожего на ее отца, к трем другим была равнодушна, а обо мне даже не хотела вспоминать. А когда я все же попадался ей на глаза, раз в несколько месяцев, а то и лет, еле выносила мое присутствие…