— Так и поступим, Анна Викторовна… А сейчас я со стола уберу и делами займусь. Хочу новый утюг опробовать. Вчера только пару рубашек для Якова Дмитриевича накрахмалила, а сегодня остальные надобно бы. И ужин приготовлю. Вы что-нибудь хотите, Ваша Милость?
— Блинчиков, таких как Харитон печет хотелось бы, — помечтала Анна, — но ты ведь не умеешь такие…
— Такие как он, никто не умеет. Простые умею. Но и мои вкусные будут, ежели их сдобрить крыжовенным вареньем или медом, что Юрий Григорьич обещал послать.
— Ну тогда подождем. А ты приготовь то, что сама решишь.
Анна продолжила читать «Эмму», отвлеклась она только тогда, когда Марфа спросила ее, не желает ли она поужинать, мясо с тушеными овощами уже готово. Она решила подождать Якова и отпустила Марфу домой. Но когда та ушла, ей стало грустно. Почему-то, вдруг. Почему она и сама не могла понять. Она поставила на пианино ноты «К Анне» и сыграла сочинение Павла, не так хорошо как он, но без ошибок. От берущей за душу мелодии защипало глаза. Какой Павел необыкновенный человек и как одинок, и как она хотела бы, чтоб он был счастлив…
Анна вернулась к роману, ей хотелось узнать, встретит ли Эмма свое счастье. Счастье барышни, как оказалось, всегда было рядом с ней, только она этого не видела. Хорошо, что она сама увидела свое счастье во сне и сумела распознать его наяву… Что-то ее счастье задерживалось со службы, или ей так казалось, потому что она соскучилась по нему?
Яков пришел всего через несколько минут, как Анна подумала о нем. Поцеловав жену, он сразу поинтересовался:
— Аня, милая моя, как тебе было? Не дурно после того, как мы с Карелиным ушли? Я беспокоился о тебе.
— Нет, ничего подобного. Ты беспокоился напрасно. Я действительно выглядела так только потому, что устала и была разочарована, даже скорее огорчена тем, что мне так мало удалось узнать у духа Ульяны. Я думала, что дух матери… проявит большее желание… помочь, чтоб девочка нашлась… А он был таким… безразличным… Неужели Ульяна и к дочери была так безучастна?
— У людей, знавших Ульяну, о ней другое мнение. Но что людям казалось может не совпадать с тем, что было на самом деле… В любом случае, ты сделала все, что было возможно. И я после тоже.
— А что сделал ты?
— Я попросил Трегубова о содействии, он подписал письмо к полицмейстеру из Твери. Я отдал его Карелину.
— Это ты хорошо придумал, надеюсь, это поможет.
— Тоже надеюсь… Аня, я проголодался, если честно. Ты уже ужинала?
— Нет, решила подождать тебя. Марфа потушила овощи с мясом.
— Я разогрею сам. И накрою на стол тоже.
— Яков, что ты со мной как с фарфоровой куклой. Мне было неважно всего несколько минут, когда мы сидели с тобой на лавочке. Ты меня тогда обнял, и у меня сразу же все прошло. Правда. Если хочешь, разогрей овощи и поставь воду для чая. А я накрою на стол.
Штольман разжег плиту и поставил на нее сковороду и чайник.
— Аня, я пока схожу умоюсь.
Когда он вернулся на кухню, Анна переливала кипяток из чайника в бульотку.
— Откуда у нас бульотка?
— Оттуда же, откуда и самовар — из лавки. Марфа еще утюг купила.
— Анна, сколько Павел дал ей, как она сказала, на хозяйство?
— Не знаю. Но думаю, что деньги уже почти все истрачены…
— Вот и хорошо. Надеюсь, продукты не на те деньги куплены?
— Нет, на наши… в основном…
— Как это понимать?
— Вот, — Анна достала из буфета тарелку с пирожными, — за них я сама не платила. Я взяла пирожные в ресторане Дворянского собрания и записала на счет Павла. Я встретила в городе Юрия Дубровина с Егоркой и пригласила к нам. Ну и купила каждому по пирожному… Ты сам говорил, что Юрий очень ограничен в финансах, вот я и решила побаловать его с Егоркой… ну и нас с тобой заодно… Ты сердишься?
— Почему я должен сердиться? Ты пригласила гостей и решила их угостить. Думаю, лишних денег у тебя с собой не было, поэтому ты и записала на счет, открытый князем.
— Я тебя не понимаю. Насчет пирожных, которые я записала на счет Павла, ты не сердишься, а что Марфа купила бульотку и утюг, ты недоволен…
— Аня, ты никогда не будешь тратить больше… чем необходимо… Пирожных ты купила не две дюжины…
— Марфа тоже не тратит больше, чем необходимо… на необходимые вещи…
— Да, но я не знаю, сколько денег у Марфы, и какие покупки еще последуют… Потом она посчитает, что плита нехороша, и что ее нужно заменить… затем, что нужна швейная машинка, чтоб подшивать тебе платья… И все это будет куплено, поскольку Его Сиятельство дал ей денег и сказал, чтоб тратила, сколько она считает нужным для дома его родственников…
— Марфы и без машинки подшивает мои платья, — насупилась Анна.
— Аня, я это для примера. Я не хочу быть в долгу… и по сути жить за счет Павла… Ресторан — я все же смирился с этим, так как могу изредка порадовать тебя хорошим ужином… Но повседневные расходы, а тем более дорогие покупки за счет Павла… это уже слишком…
— Я тебя поняла. Только прошу, не высказывай ничего Марфе. Она тут ни при чем, что князь ей приказал, то она и делает. Напиши Павлу или поговори с ним, когда увидитесь в следующий раз…
— Я сегодня написал ему небольшое письмо, приложил к нему нашу с тобой карточку, что он хотел получить. Поблагодарил его за гостеприимство, что он оказал тебе, и за Марфу. Рассказал о Юрии Дубровине и Егорке и попросил нанести визит попечителю молодого человека и похлопотать за него.
— Хорошо. А я сегодня пыталась узнать что-нибудь про предков Юрия. Оказалось, что фотографии и некоторые семейные документы были уничтожены во время пожара в кабинете его отца.
— Жаль.
— Зато я узнала кое что о Ираиде Мироновой.
— Каким образом? Духа все же вызывала? — строго спросил Яков.
— Нет, не вызывала, честно. Мне недавно приснился сон. В нем Ираида была с мужем, по имени его она не называла. Ираиде было плохо, она умирала. Она сама попросила мужа не писать о их сыне ее родным, так как боялась, что он могут обвинить его Бог знает в чем…
— В том, что это он виноват в ее смерти? Она вышла за него, он наградил ее ребенком, и она от этого и умерла?
— Примерно…
— Не простила, значит, своих родных.
— Не простила.
— Анюта, ты прости меня, — Штольман накрыл своей рукой руку Анны.
— За что же?
— За то, что наговорил всякого. Расстроил тебя, испортил тебе настроение… Я понимаю, что ты хочешь как лучше, и Павел, и Марфа тоже… Но мне неловко принимать от него помощь… Если бы мы действительно нуждались, но я ведь на службе, получаю жалование, неплохое жалование… Мы бы и самовар могли купить, и бульотку, и утюг. Не все скопом с одного жалования, а постепенно… И пирожные мы можем позволить себе купить в этом ресторане, хоть изредка… Я в какой-то мере чувствую себя нахлебником…
Анна понимала чувства мужа, но не могла во всем согласиться с ним.
— Яков, знаешь в чем ты, возможно, не прав?
— В чем же?
— В своем подходе. Если бы ты был лодырем и не желал работать или пропивал жалование как отец Дубровина, и из-за этого Павлу приходилось нас содержать, этого бы стоило стыдиться. А он хочет помочь нам именно потому, что уважает тебя, уважает твою службу, за которую ты получаешь жалование, вероятно, по его мнению недостаточно высокое, чтоб позволить себе некоторые вещи… без того, чтоб пришлось экономить на чем-то другом… Пожалуйста, когда будешь говорить с ним о его помощи, постарайся сделать это… деликатно…
— Я постараюсь… Аня, давай все же сядем за стол. Я принесу все сам.
За ужином Яков Платонович похвалил блюдо, приготовленное Марфой, и поблагодарил Анну за пирожное, которое она купила для него… пусть и на деньги Павла. Эклер был не менее вкусным, чем если бы он заплатил за него сам.
