Анна нашла Марфу в комнатке, которую они с Яковом приспособили под кладовку.
— Анна Викторовна, нужно разобрать вещи, которые Вы в усадьбу брали. Что в шкаф повесить, что почистить, что постирать, что починить… Вы скажите, куда какие платья…
— Марфа, шкаф, что в спальне, у нас небольшой — нем только костюмы Якова Платоныча и несколько моих платьев, тех, что обычно ношу. Вечерние платья нужно будет обратно в сундуки сложить. Я ведь их не надеваю…
— Как это не надеваете, Ваша Милость? А на приемы, на званые вечера в чем же ходите? — удивилась прислуга.
— Так не ходим мы туда с Яковом Платонычем… Как поженились, только праздник для родных и друзей в Дворянском собрании устраивали и на балу одном были. В некоторых платьях, что я у Павла Саныча была, Яков меня и не видел…
— Он что ж таких развлечений не любит? Или танцевать совсем не умеет? Так ведь танцам-то можно и не в юности научиться…
— Нет, танцует он прекрасно. Только все как-то не складывается у нас выбираться, как говорят, в люди…
— Ну в Петербурге-то будет по-другому. Даже если Якову Дмитриевичу недосуг будет, с Павлом Александровичем пойдете или на бал, или на суэре какое. Одна Вы дома в столице сидеть скучать не будете… вот как сейчас…
— А мне и с тобой не скучно…
— Будет Вам, Ваша Милость, — махнула рукой Марфа и подумала о том, что другая хозяйка только бы указания дала, а сама поскорей из дома — с подругами своими посплетничать или по магазинам за шляпкой или кружевами, или к портнихе. А девочка эта другая совсем, посиделки с другими дамами, которые только наряды обсуждают да мужьям кости перемывают, не по ней. С графиней компанию она не стремилась делить, все больше с Павлом Александровичем, с которым и по душам разговаривала, и про всякие житейские дела… а теперь вот с ней… И все же придется ей привыкать к новой жизни в столице, той, что не у жены полицейского чина, а у княжеской родственницы. — Анна Викторовна, как вот такое платье в сундуке хранить и людям в нем не показываться? — спросила она о платье цвета чайной розы, которое хозяйка надевала в последний вечер в усадьбе, что провела вместе с Его Сиятельством. — А это? Это просто чудо расчудесное! — кивнула она на расшитое жемчужинками платье в сундуке у окна. — Можно его вынуть посмотреть?
— Смотри, конечно, — разрешила Анна.
— Ох, Ваша Милость, Вы в таком платье всех столичных дам затмите, ту же графиню… Поди, в нем так и хочется в вальс пуститься…
— Марфа, я в этом платье как раз с Яковом Платонычем вальс и танцевала… Когда мы начало нашей семейной жизни праздновали.
— А подвенечное платье у Вас, Анна Викторовна, наверное, еще прекраснее этого было.
— Не было у меня подвенечного платья, — тихо сказала Анна. — Мы с Яковом тайно венчались… Когда он скрывался… Его же в смерти князя, соседа нашего, обвиняли… Князь ко мне сватался, но я согласия ему не дала…
— А на Его Милость, стало быть, думали, что раз сватался тот князь к Вам, то Яков Дмитриевич не стерпел такого, хоть Вы и отказали?
— Там много всего было, не только это, — не стала вдаваться в подробности Анна. — Поэтому и обвенчаться нам пришлось в тайне…
— Лучше в тайне да по любви, чем при всем честном народе, но по принуждению или только из-за выгоды, — изрекла Марфа. — Вон у других и венчание в богатой церкви, и свадебный пир горой, а живут как кошка с собакой, одна все время шипит, другой гавкает…
Анна рассмеялась:
— Да, бывает так. Слава Богу, не у нас с Яковом.
— Анна Викторовна, тут на подоле чуть шов распустился, — заметила Марфа. — Я зашью, пока дальше не пошло. Я так искусно как Глаша шить не умею, но лучше многих. За дырку на видном месте на дорогом платье я, конечно, не возьмусь, с этим лучше к модистке, чтоб к примеру, вышивкой закрыла. А коли шовчик распоролся как здесь или на нижней юбке дыра, я могу аккуратно починить. Где у Вас нитки с иголками?
Анна принесла шкатулку, Марфа умело подшила подол.
— Вот, теперь хорошо. Может, Якову Дмитриевичу что-то зашить нужно?
Анна подумала, что кое-что из гардероба Якова лучше бы было не зашить, а выбросить, а вместо этого купить новое.
— Марфа, хочу тебя спросить о кое о чем… деликатном… Якову Платоновичу не мешало бы белья купить. Как его заставить сходить в лавку или к портному?
— Да, есть такие мужчины, которые не любят этим заниматься. Ну не хочет, сами сходим. Возьмем его нательное, чтоб размер знать, и купим или закажем. Он ведь обычное исподнее носит, не заграничными портными сшитое.
— Как Павел Александрович?
— У Его Сиятельства всякого хватает. Есть и из-за границы, и из английского магазина в Петербурге, и от столичных портных…
— Мы с Яковом Платоновичем были в английском магазине, он там пижамы себе купил.
— У Его Сиятельства тоже есть. Такие, как у Якова Дмитриевича. Хорошая вещь, удобная. И ему идет.
Анна чуть было не сказала, что она сама видела князя в пижаме. И поинтересовалась у Марфы:
— Ты что же Павла Александровича в пижаме видела?
— Видела. И не только в пижаме, но и без нее тоже.
— То есть совсем без ничего? — уточнила Анна.
— Ваша Милость, я же прислуга. Некоторые господа прислуги совсем не стесняются, как будто и не люди они… Не то что Его Сиятельство. А нагим я его случайно увидела — Демьян занят был, пришлось мне Павлу Александровичу на речку записку нести, что его во дворец срочно требуют. Я пошла к тому месту, где они с Сашей купались. Там тропинка кривенькая, я их увидела, только когда приблизилась. Они там рядом на песочке лежали в чем их мать родила и разговаривали… Внимания сначала не обратили, видать, думали, что Демьян пришел…
— И каков он? — поинтересовалась Анна.
— Который из них? — не смогла сдержать усмешки Марфа.
— Павел Александрович.
— Мужчина как мужчина — голова, две руки, две ноги и остальное все при нем, природой-матушкой не обижен. Как и Саша — все же его сын.
— Марфа, я не об этом спрашивала, — смутилась Анна. — А о том, как Павел Саныч сложен. Какая фигура у него, наверное, мышцы одни, он ведь физическими упражнениями занимается, фехтованием… — ей было любопытно потому, что после того, как Павел фехтовал с Демьяном, он переодевал рубашку и попросил ее отвернуться.
— Очень хорошо сложен, хотя и немолод уже. Хоть сейчас статую с него лепи.
— А шрамы у него есть?
— Какой же офицер без шрамов, коли он на войне был? На левом плече отметины от пули, что насквозь прошла.
«Как у Якова», — подумала Анна.
— Еще сбоку и на бедре. Тонкие шрамы, полосы только, не страшные как у некоторых. Хорошая рука была у того доктора, кто его зашивал.
— Когда он с войны вернулся, жил в усадьбе?
— Больше в нашей усадьбе, но и в Стрельне тоже. Дмитрий Александрович там специально по его возвращении усадьбу купил — она на море, а морские купания, говорят, хорошо помогают здоровье восстанавиливать… У Дмитрия Александровича на взморье около Риги была усадьба, только туда ездить далеко. А Павлу Александровичу по службе все же нужно было в Петербург наведываться… Когда он у брата в Стрельне гостил, у нас в усадьбе в некоторых комнатах ремонт сделали — к примеру, в той спаленке, что рядом с его кабинетом. И еще в той комнате, где бильярдный стол потом поставили. Чтоб Его Сиятельство лучше руку разрабатывал после ранения в плечо. Он ведь обеими руками управляться может — и стреляет, и фехтует… На войне-то, наверное, ему это шибко помогло, чтоб в живых остаться…
— Вы очень боялись, что Павел Александрович мог погибнуть?
— Конечно. Не за себя, за него переживали, ведь и человек прекрасный, и хозяин, какие редко бывают… Мы-то что, мы бы все равно в усадьбе остались — она бы Александру Дмитриевичу досталась, и ей бы Дмитрий Александрович управлял, пока тот не вырос.
