— Аня, давай об этом не сегодня. Завтра-послезавтра. Это не к спеху, — сделал попытку Штольман.
— Нет уж, если начал сегодня, то и закончи. А то мне это покоя не даст.
«А если я расскажу, то это еще больше покоя не даст — ни тебе, ни мне».
— Ну же, Яков Платоныч!
Яков понял, что Анна просто так не сдастся.
— Я хотел просить его о содействии.
— В расследовании?
— Можно сказать и так. В поисках человека. Ты знаешь помещика Карелина?
— Знаю. Он что же поехал в Петербург и пропал?
— Нет, это он ищет пропавшего, но из Петербурга. О том, что я сейчас расскажу, в Затонске не знает никто.
Штольман кратко поведал жене историю Карелина.
— И ты еще говоришь, что не к спеху! — возмутилась Анна. — Яков, ребенок пропал!
— Аня, девочка пропала полтора месяца назад. Если бы ее поиски были, так сказать, по горячим следам, то да, каждая минута была бы на счету…
— И все же… Почему ты не обратился к Павлу? Уж он-то бы точно не отказал тебе. Да и в Петербурге у него столько знакомых…
— Я не хотел беспокоить его, — честно сказал Штольман. — У него и так дел немерено. К тому же Дубельт был в Затонске, и я мог поговорить с ним обстоятельно.
— Значит, вы с Дубельтом считаете, что Таня может быть у того офицера?
— Да, пока больше другой версии у нас нет. Я жду ответа от полковника, возможно, кто-то из бывших сослуживцев Каверина и знает, где он… Поэтому я и не хотел говорить тебе о Тане сегодня. Вдруг бы в ближайшие пару дней Дубельт узнал, где Каверин живет. Тогда бы мне и не пришлось просить тебя вызвать дух Ульяны.
— Ты сомневаешься, что у меня получится?
— Не в этом дело. Я не хочу, чтоб тебе стало дурно…
— Яков, мое недомогание от попытки вызвать дух несравнимо с тем, как может быть плохо девочке у отца, которому она не нужна…
— В этом ты права, моя милая. И все же, давай подождем день-два. Я сообщу Карелину, что ты согласна попробовать.
— Яков, думаешь, Карелин пришел к тебе, потому что узнал, что ты — незаконный сын князя? Что, скорее всего, ты не отнесешься предвзято к происхождению Тани?
— Да, он мне сам об этом сказал.
— Мне так жаль девочку. Я не понимаю Ульяну. Какой же непутевой нужно быть, чтоб все так закрутить… Если бы она была одна, пусть бы жила как хотела и рассказывала небылицы про своего мужа и любовников… Но впутать в свои отношения с мужчинами дочь? Каково будет Тане, когда она узнает всю правду? Что ее мать была замужем не за ее отцом, а за мужчиной, которого представляла ей дальним родственником? И что другой якобы родственник на самом деле был любовником матери? Она ведь уже большая, чтоб понять…
— Аня, я боюсь даже думать, как Таня может отреагировать на эти новости. Хотелось бы надеяться, что если она у Каверина, то он не станет вдаваться в подробности…
— А я не надеюсь, — резко сказала Анна. — У этого Каверина ни стыда, ни совести. И чести тоже нет. Ему все равно, что почувствует девочка. Он даже дочерью ее не считает. О ней заботились Карелин и столичный любовник матери, который их содержал. Вон как оба обеспокоены, что она исчезла… И тебе с Дубельтом не все равно…
— Не все равно, иначе бы я не стал этим заниматься. И тебе тоже не все равно. Анна, дай мне слово, что не будешь пытаться вызывать дух Ульяны, пока я сам тебя об этом не попрошу, — строго посмотрел на жену Штольман.
— Обещаю, что без твоей просьбы дух Ульяны вызывать не буду, — сказала Анна и отметила, что относительно других духов Яков с нее слова не взял.
Можно будет попробовать вызвать дух ее родственницы, которая вышла замуж за офицера без благословения родных. Анна подумала о сестре своего деда еще раз поздно вечером, когда, разомлев от любовной неги, стала засыпать в объятьях мужа. Она спала так крепко, что даже не почувствовала, что Яков выбрался из кровати. Ее разбудил солнечный луч, проникнувший через щель между задернутыми шторами. Анна лежала и обнимала пижаму мужа, которую он сложил так, чтоб ей казалось, что он все еще рядом с ней. Она улыбнулась — когда они стали жить вместе, он однажды так же сделал со своей рубашкой…
Яков был уже побрит и одет и готовился уходить.
— Доброе утро, Аннушка! — поцеловал он жену в щеку. — Ты так сладко спала, что я не стал тебя будить.
— Ты даже чаю не попил.
— Одному без тебя не хотелось. Попью в управлении. Если хочешь, я разожгу плиту и поставлю чайник. Или ты подождешь Марфу?
— Марфу подожду. Она уже скоро придет.
— Аня, ты помнишь, что обещала мне?
— Помню. Не вызывать духа Ульяны.
— Вот именно. И пожалуйста, не стреляй во дворе из револьвера. А то мало ли, шальная пуля… попадет в прохожего… Мне не хотелось бы, чтоб тебя обвинили в непредумышленном убийстве.
— А в предумышленном? — озорно посмотрела Анна на начальника сыска.
— Тем более. Анна, это не шутки.
— Не шутки, — вздохнув, согласилась она, — да и убивать вроде некого… Магистра ты убил. А остальные злодеи далеко…
— И слава Богу, что далеко.
— А где-нибудь в лесу можно попробовать?
— Нельзя! И в лесу бывают несчастные случаи. Вон, Елагины тому примером.
— Но с тобой-то рядом такое вряд ли может произойти. Давай тогда так-нибудь поедем вдвоем подальше, и я там постреляю…
— Не уверен, что я на это соглашусь.
— Яков, да что это такое? Мне что же ждать, когда приедет Павел? Он, может, через несколько месяцев приедет. К тому времени я совсем потеряю и те навыки, что уже получила…
— Ну хорошо, — сдался Штольман. — Сходим как-нибудь в оружейную лавку, там на мишенях можно потренироваться. Одна туда не ходи.
— А с Марфой? Ты же всегда занят…
— С Марфой тем более. Только со мной. Я выберу как-нибудь время. Но не в ближайшие дни.
— Ну а чем мне себя занять? Марфа и убирать будет, и готовить…
— Вот уж правду говорят, дурная голова рукам покоя не дает… Книгу почитай, вот сколько книг тебе Павел дал. Их ведь нужно будет потом ему возвращать.
— Да, пожалуй, так и сделаю. Мне зайти к тебе днем? Проверить, не упадешь ли со стула… — с усмешкой посмотрела Анна на мужа, которой проявил себя неутомимым любовником накануне.
— Аня, я выспался, впервые так хорошо с того времени, как ты уехала… Так что я бодр и свеж, если бы не служба, мы бы с тобой все еще не покинули спальни… — улыбнулся Яков Платонович. — Ну все моя дорогая, мне пора, — он еще раз поцеловал Анну.
Анна проводила мужа за ворота и села на лавку под окном кухни. Надо бы переодеться, а то она накинула домашнее платье. Перед Яковом она, конечно, так ходить не стеснялась. И перед Марфой, если бы только что вышла из спальни. Но днем, хоть и при прислуге, ей было бы неловко… Но вставать и идти внутрь не хотелось, сидеть хорошо — еще не жарко, и ветерок обдувает… как на скамье под вязом… Она прикрыла глаза.
Стрелять нельзя, духов вызывать тоже… Анне припомнилось, что во сне она увидела офицера у постели умиравшей жены:
— Ирочка, голубушка моя, не оставляй меня. У нас ведь сынок теперь. Как же мы без тебя будем?
— Господь меня наказывает, друг мой. За то, что без благословения за тебя вышла…
— Не говори так, душа моя. Ты ведь по любви вышла, и ребеночек у нас с тобой по любви. Мы его так ждали. Надо родным твоим написать, что сын у нас родился.
— Не пиши, милый мой, не нужно этого. Не хотели они, чтоб я была счастлива с тобой, не приглянулся ты моему брату. Вон как лютовал. А матушка и слова сказать не посмела… Напишешь, а в ответ все равно ничего хорошего не услышишь… только то, что ты меня своим сладострастием со свету сжил…
Значит, это Ираида не хотела, чтоб ее родные знали про сына. Не простила им того, что не благословили ее на брак с любимым мужчиной. А своего мужа-офицера она по имени не назвала, только друг мой и милый мой. Ничего она так и не узнала, разве что мундир мужа родственницы видела. Нужно про мундир спросить у Павла, он должен в этом разбираться. Что-то его все еще нет. Нет, вон уже шаги слышны.
