— А у тебя они, как я представляю, были бы?
— Разумеется, были бы.
— На основании бумаги, подписанной Императором?
— Написанной Государем собственноручно, подписанной им и заверенной Императорской печатью. У меня не одна такая. Для разных случаев, — наконец признал подполковник Ливен.
— Как я и думал… А у Варфоломеева есть такой документ?
— Безусловно, документ у него есть. Но сомневаюсь, что он предоставляет ему практически неограниченные полномочия. Но у него есть полномочия получать другие документы, например, из Департамента полиции… и не только… когда есть необходимость привлечь определенного человека… для выполения определенного задания… Хотя, насколько я понимаю, в твоем случае было… несколько иначе…
— Иначе? Это как же?
— У каждого действа есть свои… особенности… в зависимости от обстоятельств… и действующих лиц…
Штольман недоуменно посмотрел на подполковника Ливена:
— Я не понимаю тебя.
— Что ж, придется объяснить тебе, что к чему. Гордон Браун — зацикленный на своих идеях и довольно самоуверенный ученый, хотя как про человека такого о нем не скажешь. Не стоило никаких усилий чуть подольстить ему насчет его достижений и заинтересовать его возможностью проводить опыты за счет Российского правительства. Полигон Затонска — самое подходящее для этого место. В гарнизон в последние несколько лет отправляют замешанных Бог знает в каких грехах и не отличающихся благонадежностью офицеров, а полигон, какая удачная случайность, находится вблизи имения князя Разумовского…
В городок направляют проштрафившегося полицейского чина, которому позже помимо его служебных обязанностей вменяется охранять ученого. На самом же деле нужного для того, чтоб у князя, а также других заинтересованных лиц создавалось впечатление относительно значимости исследований Брауна. В Затонск прибывает фрейлина Императрицы, бывшая любовница полицейского, чтоб постараться склонить его к возвращению в Петербург, поскольку он мешает осуществлению их планов… или чтоб соблазнить ученого и таким способом завладеть его разработками… которые на самом деле, вероятнее всего, никогда бы не достигли конечного результата… которого, впрочем, разбирающиеся в данном вопросе чины никогда от него и не ожидали… в отличии от других…
— То есть все было по-другому, не так, как казалось?! Браун — подсадная утка?! — Яков Платонович не мог поверить тому, что только что услышал от Ливена.
— Я бы назвал это отвлекающим маневром. Стоящие исследования у него были, но не на том уровне, чтоб охранять его как корону Российской Империи. В основном он был нужен для того, чтоб отвлечь внимание от других ученых, на которых и делается ставка. Браун был представлен нескольким генералам и штаб-офицерам, в том числе начальнику охраны Его Величества, который стал благоволить ему. Так называемые покровители Разумовского и Нежинской заглотили наживку моментально. Если к делу привлечен начальник службы охраны Императора, а через него бывший чиновник по особым поручениям, то не остается никаких сомнений в том, что это дело государственной важности. А если полковник Варфоломеев и следователь Штольман не фигурирут в документах, доступных довольно высоким военным и полицейским чинам, то это дело еще и под грифом «совершенно секретно». А секрет этого дела в том, что никакой тайны нет, лишь ее видимость… Вот это и есть государственная тайна, — с самым серьезным выражением лица сказал заместитель начальника охраны Государя.
Яков хотел присесть на лавку, так как у него подкосились ноги, но сел помимо ее, поскольку все еще во все глаза смотрел на Павла.
— Твою мать! — в который раз за день выругался он. — И ради этого… балагана я не имел права даже намекнуть Анне о своих чувствах, а должен был… якшаться с Нежинской?!
Павел протянул племяннику руку и помог ему встать:
— А как Вы хотели, господин служивый невидимого фронта? Такая стезя и опасна, и трудна, а видна должна быть только в том ракурсе, который требуется… А женатый или влюбленный… не в одобренную кое-кем особу — увы, не тот, кто был нужен в данном случае… для правдоподобности сюжета.
— Правдоподобность сюжета… Браун — отвлекающий маневр… — в голове Штольмана был полнейший сумбур. — Но папка? Была одна папка, очень важная…
— Папка? Я представляю, о чем ты. Она не была столь важной. Скажем так, сведения, содержавшиеся в ней… несколько не соответствовали действительности… А их значимость была несколько преувеличена, приукрашена…
— Несколько — это насколько? — еще больше впился взглядом Штольман в Ливена.
— Настолько, чтоб создать такую видимость, чтоб этот… блеф казался правдой… Только не сядь мимо лавки снова… — посоветовал родственнику Павел.
Яков Платонович со злостью стукнул кулаком по столу так, что руке стало больно.
— Павел, откуда ты все это знаешь? — хмуро спросил он. — Ведь не Варфоломеев же поделился с тобой этим?
— Разумеется, нет. Я изучил документы, сделал выводы, а о том, чего не было в бумагах, задал несколько вопросов одному весьма высокому чину, — признался Павел Александрович. — Но его имени, я, конечно, назвать тебе не могу.
— У тебя есть доступ к документам такого уровня?
— Да, есть.
— И сколько потребовалось времени, чтоб их получить?
— Сколько занимает дорога находящегося под моим началом офицера от Зимнего дворца до зданий, где они хранятся, и обратно, — чуть заметно ухмыльнулся подполковник Ливен. — Яков, когда я сказал тебе, что дело Стаднитского было бы у меня в течение часа, я не шутил. Когда я запрашиваю документы, мне доставляют их незамедлительно.
— Офицер знает, что это за документы?
— Нет, не имеет об этом ни малейшего представления. Как именно это происходит, я тебе сказать не имею права.
— Ты сказал, что в тех документах, что ты читал, не было ни моего имени, ни полковника Варфоломеева. Я правильно тебя понял? — снова внимательно посмотрел Яков на Павла.
— Правильно.
— Как это понимать?
— Судя по всему, у Варфоломеева были какие-то устные договоренности, но он действовал неофициально, так сказать, на свой страх и риск… Но смог убедить тебя в том, что все это исходило… от чиновников, обладавших соответствующими полномочиями…
— То есть Варфоломеев разыграл передо мной такой же спектакль, какой был сыгран для Магистра?! — Штольман нервно подергал манжет на левом рукаве.
— В какой-то степени.
— А я, идиот, поверил… — угрюмо пробурчал бывший чиновник по особым поручениям.
— А тебе не оставалось ничего другого. Любой бы поверил начальнику собственной охраны Императора.
— Но не ты?
— Я бы потребовал соответствующий документ. Не удовлетворился бы запиской, в которой было, что подробности будут переданы на словах.
— Павел, полковник Варфоломеев проделывал подобное и ранее?
— Если ты имешь в виду, что какая-то информация передавалась только устно через доверенное лицо — несомненно. Если то, что твоя миссия оказалась не той, какой ее тебе представили, этого я тебе сказать не могу.
Хоть Штольман и понимал, что Павел не стал бы лгать ему, ему не хотелось верить, что Варфоломеев поступил с ним так низко. Видимо, все эмоции были написаны у него на лице, так как Павел сказал:
— Яков, я представляю, что это тяжело, но лучше не тешить себя… иллюзиями… Прими как данность — Варфоломеев тебя использовал. И постарайся забыть об этом… чем скорее, тем лучше… Не ты первый, не ты последний.
— Мне он казался… порядочным человеком… — на лице Якова Платоновича все еще было мрачное выражение.
— Политика — грязная игра. И все мы в ней лишь фигуры — кто-то пешка, кто-то ладья, кто-то ферзь… В этой партии ты был пешкой.
— Павел, а могут быть какие-то документы… очень секретные… к которым нет доступа… и в которых содержится что-то, чего ты не знаешь… что могло бы представить данную ситуацию… в другом ракурсе, — высказал Штольман свою мысль, хватаясь за нее как утопающий за соломинку.
