— Кому это — «нам»? — презрительно усмехается Цеп. — Теперь есть только ты и я. Больше никого нет.

— Да, это верно, — слишком спокойным тоном говорит Катон. Это уж точно тишина перед бурей, ведь ни одна мышца на его лице не дрогнула. Мне почему-то страшно. Но я не спешу вмешаться, пусть они оба сначала вымотаются.

Катон и Цеп, два моих опаснейших противника, встают друг напротив друга. Катон готовится размахивать кинжалом, а Цеп — ножом. Видимо, нож был из нашего рюкзака. Они начинают бой. Эти двое дерутся нещадно. Они сражаются прямо под деревом, как я надеялась. Главное, чтобы они не перенеслись дальше.

Цеп не спешит ранить Катона, а лишь бьёт его по лицу и старается задушить, полагаясь на свои огромные кулачищи. Катон отшатывается, воспользовавшись возможностью, он убегает от Цепа на приличное расстояние. Но, достигнув одной точки, он разворачивается и бежит в сторону соперника. С размаху Катон всаживает кинжал в бедро Цепа. Хотя могу предположить, что он целился в брюшную полость, но у него не вышло, так как соперник поменял траекторию движения в последнюю же секунду.

У Цепа перекашивается лицо от нахлынувшей боли. Пока он инстинктивно пытается зажать рану, Катон ещё раз ударяет его ножом в руку. Цеп, споткнувшись о камень, падает с грохотом. Мой напарник незамедлительно прижимает его к земле.

Они катаются по земле, и теперь Катон оказывается снизу, придавленный Цепом. Оба хрипло дышат, пытаясь испепелить друг друга взглядами. Катон потерял меч, но Цеп свой выронил тоже. Теперь они пытаются бить друг друга по головам из последних сил.

— Я тебе череп пробью, — кричит Катон.

— Мстишь, верно? — говорит Цеп.

Настает момент вмешательства. Прыгать страшно, но надо. Я достаю ножи и спрыгиваю прямиком на спину Цепа. Нож криво входит в правое плечо противника, пока он тщетно пытается разглядеть меня в темноте. У Катона от шока бледнеет лицо, но он не растерян. Пока Цеп пытается стряхнуть меня с себя, Катон до крови прокусывает его руку. Цеп рычит на всё поле.

Цеп отвлекается на Катона, и я всаживаю нож в его бедро. Все мы трое, шипя от боли, падаем на грязную землю. Встав, я быстро ныряю в колосья. Цеп, ещё не увидевший меня, кричит на всё поле:

— Неблагодарная ты, Эвердин! Разберусь с Катоном и убью тебя!

Катон на это заявление молчит. Впрочем, он молчал, когда увидел меня после моей мнимой смерти. Корчась от боли, Цеп бежит на ослабевшего Катона. Тут я, выбежав из засады, ставлю ему подножку, и он падает.

Катон наклоняется и пинает его по голове, пока я еле оттаскиваю его от тела противника. Как бы он не ослабел, я всё ещё (и всегда) уступаю ему по силе. Катон поворачивается и удивленно всматривается в меня. Он нервно смеётся и говорит:

— Ты, ты же… мертва.

Цеп, думая, что он тоже видит галлюцинацию, истерично хохочет:

— Не довезли до неба? Пришла попрощаться?

Теперь улыбаюсь я. Значит, хороший у меня грим вышел. Впрочем, я уже давно мертва изнутри.

— Возможно, но не совсем, — я, наклонившись, перерезаю ему сонную артерию. Гремит пушка. Цеп мёртв.

Катон негромко спрашивает:

— Что теперь?

— Он мёртв.

— Как и ты.

— Нет, я жива.

— Неужели я сошёл с ума, как эта Креста?

— Посмотри на небо, сейчас будет показ погибших. Ты сам убедишься, что меня там нет.

Играет гимн. На небе мерцает фото Цепа, а затем навсегда исчезает.

— Только Цеп, — растерянно откликается Катон. — Но как такое возможно?

— Это долгая история. Я тебе её расскажу, а ты мне свою. Ты выслушаешь?

========== Глава 30: Мирта ==========

На небе ярко сияют звёзды, освещая путь в землянку. Кажется, прошёл всего лишь размеренный день для обыкновенного жителя Панема, но для меня — участницы Игр — день длился целую вечность. Ведь Цеп мёртв. Можно теперь с неподдельной радостью сказать, что ещё одна преграда устранена. Осталось немного до желанной победы, которая подарит мне жизнь или существование. Но пока это не важно.

Пока я заполучила в своё распоряжение лишь ножи, напарника и смертельную опасность быть убитой в любую секунду. Но у нас с Катоном временное перемирие, ведь Вторые должны дойти вместе до решающей схватки, чтобы устроить в конце побоище. Но смогу ли я физически одолеть Катона? Это вряд ли. Теряясь в мрачных догадках, я пытаюсь завести разговор, чтобы отвлечься от ужасов сегодняшнего дня. Но на ум приходит лишь юноша из Первого, который умер на моих глазах.

Мною руководит эгоистичное желание выговориться, чтобы снять тяжесть в сердце. Но сделать это надо так, чтобы всем казалось, что мне все равно. Могу ли я осыпать себя проклятиями, что не могу совершенно спокойно наблюдать за смертями тех, кто мне небезразличен в каком-то роде?

— Знаешь, а ведь Марвела убила Эвердин. Пристрелила луком в сонную артерию, а он умер от обильной потери крови, — я тяжко вздыхаю, как-никак он был другом моей сестры.

Катон удивлён сим малоприятным открытием. Кажись, ранее он не знал этих подробностей.

— Я-то думал, кто его смог одолеть? Значит, Эвердин убила обоих трибутов Первого. Знаешь, это она сбросила на нас гнездо ос-убийц.

У нас с Диадемой, конечно, были прохладные отношения. Но меня охватывает подобие грусти от безобразной кончины, настигнувшей её. Ведь каждый имеет право на достойную смерть. Мне просто повезло расправиться с Цепом, чтобы зрители забыли моё жалкое поражение в начале дня. Диадеме — нет. Теперь она превратилась в мёртвую профи, только потому что недооценила соперницу.

— Эта Эвердин просто нечто, — я недовольно открываю для себя, что она все ещё жива и может претендовать на победу наравне с моим напарником.

— Соглашусь, она ещё сумела сжечь и наши запасы. Мне повезло, что спонсоры обеспечили меня едой, — моё сердце пронзает укол зависти, а ведь мне ничего не присылали до пира, хоть я и не ждала. Зависть пожирает меня. Чёрная, тщательно скрываемая и сильная. Ведь это доказательство того, что я была ничтожной и буду ничтожна, если не одолею остальных. Нужно сворачивать пиар-кампанию Китнисс.

— Катон, сейчас мы делаем ей рекламу.

— Плевать, мы её все равно устраним. Убьём. Уничтожим, — едва заметно улыбается он. Удивляюсь его самоуверенности. Надеюсь, что это сведёт его в могилу, желательно одного. Но предупредить его надо, если даже мне не хочется. Ведь его смерть понижает и мои шансы на победу.

— Твоё желание её обойти глушит разум, — я пытаюсь его вразумить.

— Я думал, что ты тоже её ненавидишь. Ведь тебе из-за неё проломили череп, — недовольно бурчит он.

— Неверно. Череп мне не проломили, так, разок стукнули. Но мне теперь нет до неё дела.

В крошечной землянке сыро и темно. Мы зажигаем камин, топим печь и, вытащив из рюкзака покрывало, закрываем им дыру в окне. Теперь «дома» тепло и приятно. Я оставляю ножи на столе, пока Катон ставит копье и меч в угол. Мы готовы быть безоружными на время. Устроившись на полу, мы начинаем разглядывать спонсорские дары.

В рюкзаке Катона много продовольственных вещей. Консервы. Тушёная баранина с черносливом. Блюдо, которое так понравилось Эвердин, что она рассказала об этом всему Панему на интервью. Печёночный паштет. Гуляш. Немного спаржи. Пять пакетиков чая с мелиссой. Две металлические кружки и чайник. Плед и таблетка для дезинфекции воды. Дальше открываем мой. Шоколадный пудинг, мыло, крошечный дротик и полотенце. Не хочу показаться неблагодарной, но что за это нонсенс? Кто это вообще собирал?

— Вряд ли этим можно питаться, — я задумчиво потираю висок.

Серьёзно, что за издевательство? Из этого полезен лишь пудинг, и то потому, что его можно съесть. Для чего дротик, ведь это традиционное оружие Первых? Катон хмуро соглашается со мной.

— У нас очень странные спонсоры. Может, в этом есть своя логика, — подытоживает он.

Мы принимаемся за поздний ужин. Я приправляю спаржей гуляш, пока Катон ставит чайник, чтобы сварить нам чаю. Воду мы достаем, растопив снег, и на всякий случай очищаем её высланной таблеткой, а кто его знает, вдруг вода тоже отравлена? Съев основные припасы, мы приступаем к чайной церемонии.