Глория повернула голову влево и увидела три прозрачные гибкие трубки, соединенные между собою хомутами в нескольких местах и уходящие под потолок. Затем она посмотрела вниз, насколько ей это удалось, и увидела на земле засохшие остатки какой-то пищи.
– Это пищевые трубки, по которым ты будешь получать еду, стоит лишь об этом попросить. Я недавно проверял их на работоспособность, поэтому не удивляйся немного грязному полу и… твоей левой руке.
Девочка обратила внимание, что левая рука действительно запачкана водянистой массой.
– Немного расскажу тебе о кресле, чтобы вопросов про него больше не возникало. Оно, как ты, наверное, успела заметить, на колесиках. Механическими тросами приводится в движение и может как складываться, так и раскладываться. Я не знаю, затекают ли у тебя руки или ноги, но в разложенном состоянии все детали кресла принимают горизонтальное положение.
– Затекают, – обиженно ответила Глория.
– Надеюсь, ты простишь меня за это.
– Как вы поняли, что я проснулась? – всё так же раздражённо спросила девочка.
– Никак. Я примерно представляю, сколько должен спать человек.
– Странно, я совершенно не хотела просыпаться, – солгала Глория.
– Если ты не против, то продолжим. Перед тобой стоит пианино. В нём установлен монитор с веб-камерой, чтобы ты могла получать от меня разного рода задания. Все они в основном будут состоять из отрывков нот. Также в стенке пианино установлены динамики и микрофон, чтобы ты могла слышать и себя, и меня. Клавиши, как ты видишь, убраны. Вместо них установлена MIDI-клавиатура1, это значит, что всё, что ты играешь на них, заносится сразу же в мой компьютер.
– Компьютер? – повторила девочка.
– Да. Ты здесь, как я уже говорил, чтобы писать и сочинять музыку. Тебе не придётся сочинять что-то с нуля. Вся работа заключается в доводке уже в какой-то степени проработанного материала.
Глория поверхностно изучила пианино, опустила глаза и на секунду представила, как будет выглядеть процесс. Но неожиданно на мониторе включилась веб-камера, и девочка увидела саму себя.
Сзади неё был точно такой же полиэтилен, как и спереди. Фрагменты спинки кресла чуть ниже её головы. Волосы аккуратно причёсаны и убраны за уши. С какой-то непонятной печалью она осознала, что это не розыгрыш. Вряд ли бы её друзья-шутники или знакомые, в спешке привязав её к креслу, стали заморачиваться с волосами. Ровная гладкая кожа на шее и плечах, ниже камера не захватывала. Сухие губы и немного слипшиеся глаза.
– А я не так уж и ужасна, – попробовала пошутить девочка.
– Ты прекрасна, Глория. Ты моя Минерва2, – протянул Композитор.
Эти слова немного напугали девочку.
– Минерва?
– Да. Ты для меня человек открытий и изобретений.
– Почему? – спросила Глория.
– Там, в театре на выступлениях, ты открывала новый для себя мир и изобретала то, что повергло потом всех в шок.
Глория не понимала о чём речь, нахмурила брови и что-то хотела сказать, но Композитор не дал ей этого сделать.
– На конкурсе импровизаций ты шокировала всех своим выступлением с Чардаш3. Поверь, со стороны это звучало восхитительно. Если эту программу тебе предложил твой преподаватель, то вы оба настоящие профессионалы.
И вдруг как вспышка перед глазами Глории промелькнули события недавних дней: она в большом концертном зале на конкурсе молодых исполнителей. Перебарывая волнение, она первым своим номером решила исполнить самую сложную часть из своей программы – переделанную под фортепиано композицию Витторио Монти4 – Чардаш.
Тонкие пальцы её рук, напрягшиеся от страха, били по клавишам в заключительной части мелодии классика. А потом пятиминутные аплодисменты и слезы её преподавателя.
– Вы были на конкурсе? – уставившись на клавиши, произнесла девочка.
– Да. От начала и до конца.
Глория положила руки на клавиши пианино и попробовала сыграть пару аккордов из вступления. Звук пианино был, как она и ожидала, электронный и негромкий. В данной обстановке ей даже понравился.
– Я впервые тебя увидел тринадцатого января, когда ты исполняла свой первый номер. Ты выступала под номером девять. Я тебя сразу заприметил.
– Да, но я выступала с десятого числа. Почему я вас не видела и не знаю?
– Я сидел в зале. Ты не могла меня видеть.
Пальцы Глории замерли на аккорде, глаза опустились.
– Как я сюда попала? – резко спросила девочка.
– Ты разве не помнишь?
Тут Глория заметила, что память действительно не потеряна. Она помнит каждый свой день на конкурсе. Помнит всех конкурсантов, которые выступали первые три дня, и помнит тот факт, что со многими она общалась и проводила время.
– Вы дадите мне время подумать? – решила заполнить образовавшуюся паузу девочка.
– Конечно, Глория. Ты можешь просить у меня всё, о чём пожелаешь.
– Хочу, чтобы меня отпустили, – ответила девочка, понимая безнадёжность просьбы.
– Это невозможно, я же тебе всё объяснил.
– Но я этого желаю! – настойчиво ответила она.
– Я имел в виду, ты можешь просить себе какую-нибудь еду или напитки, которые тебе нравятся. Могу дать тебе книги или дополнительное время, когда ты захочешь поспать или просто отдохнуть.
– Книги? Как же я их могу здесь читать? – недоумённо спросила девочка, подняв насколько это было возможно руки ладонями вверх.
– Через монитор.
Глория нахмурила брови, совсем забыв, что книги бывают электронными.
– Тогда я хочу одежду. Мне не по себе, что на мне ничего нет.
– Мы обсуждали этот момент. Уверяю тебя, я вижу только твое лицо. Отсутствие одежды на тебе только для того, чтобы было легче тебя мыть.
– Мыть? – снова раздражённо переспросила Глория.
На секунду она представила, что не смогла бы перенести прикосновений этого мужчины.
– Тебе придётся с этим смириться. И давай больше не будем возвращаться к этому вопросу.
– Какого чёрта? Чтобы я ни попросила, вы отвечаете мне отказом и предложением не возвращаться к этой теме.
– Хочешь сока, Глория?
– Не меняйте тему!
– А ты слушайся меня.
Девочка удивленно посмотрела на камеру,
– Я буду апельсиновый.
– Благодарю тебя, – ответил мужчина. – Заодно посмотрим, как работают эти трубки.
Невидимый мужчина произвёл какие-то манипуляции с аппаратом, после чего подал сигнал девочке, которая тут же прижалась к указанной трубке. Питательная влага поступила в рот Глории.
– Какой приторный, – отреагировала она.
– Сахар тебе необходим.
– Вы можете видеть, как я пью или ем? – поинтересовалась Глория, неожиданно загоревшись одной мыслью.
– Да.
– Значит, вы видите не только моё лицо.
– Я вижу тебя по плечи и вижу пищевые трубки. Я же показывал тебе картинку того, как вижу тебя из своего кабинета.
– А где мы находимся?
– В моём доме.
– У вас свой дом?
– Да. Как и у тебя. В этом нет ничего удивительного.
– Откуда вы знаете, что я тоже живу в отдельном доме?
Кстати, у нас нет подвала, как у вас.
– Я знаю о тебе практически всё.
– В смысле?
– Возможно, ты не всё помнишь, но должна понимать, что когда я забрал тебя к себе, я завладел твоим телефоном и ознакомился с твоим аккаунтом в Фейсбуке5 и Инстаграм6.
– Как вы могли! – произнесла Глория с неким омерзением от вторжения постороннего в её личную жизнь.
– Уверяю, моя маленькая миледи, я не читал твои переписки. Мне нужны были только твои фотографии, чтобы узнать твои интересы и чем ты живёшь.
Тревожное чувство не покидало Глорию, а только усилилось, ведь мужчина может сказать то, что она, возможно, хотела бы услышать и с чем могла бы смириться. Она не была уверена в правдивости его слов, но и проверять это не хотела, боясь раскрытия некоторых фактов.
– Я хочу, чтобы мы до конца были откровенны друг с другом, – продолжил Композитор. – Ты должна это увидеть.