Нас почитают обманщиками, но мы верны;

мы неизвестны, но нас узнают;

нас почитают умершими, но вот, мы живы;

нас наказывают, но мы не умираем;

нас огорчают, а мы всегда радуемся;

мы нищи, но многих обогащаем;

мы ничего не имеем, но всем обладаем.

Второе послание к Коринфянам

святого апостола Павла, главы 6, 8-10

Тусклый свет заполнял небольшое пространство, ограниченное плотным матовым полиэтиленом, зафиксированным металлическим обручем у самого пола; полиэтилен уходил куда-то вверх, под невидимый потолок, собирался там складками в круг, из центра которого светила лампа накаливания. Света было мало, но достаточно, чтобы разглядеть детали. Мёртвую тишину нарушал только звук приточной вентиляции, больше похожий на порывы ветра в открытую форточку. Пол представлял из себя утрамбованную землю. Прикасаясь к ней, чувствуешь шероховатую поверхность и мелкую пыль, присущую обычному грунту.

Несмотря на достаточно комфортную температуру, земля всё же оставалась противно холодной. Прямо посередине странной конструкции на земле лежал металлический лист в форме неровного круга с небольшой прорезью ближе к одному из краев. Там же стояло чёрное пианино, в лицевой стенке которого вмонтирован монитор с веб-камерой.

Эта конструкция вызывала бы меньше вопросов, если бы не её название – «кокон». Она была придумана, спланирована и построена одним лишь человеком и имела целью устроить настоящее испытание для пленника. И была сделана таким образом, чтобы находившийся внутри неё человек оставался привязанным ремнями к складному креслу. Оно в свою очередь с помощью системы тросов и механизма могло принимать горизонтальное или вертикальное положение и ни при каких обстоятельствах не позволило бы видеть похитителя. Связь между ним и человеком внутри «кокона» подразумевалась через микрофон, веб-камеру и монитор.

Пленницу звали Глорией Бойлл; она была совсем юной, ещё девочкой, несколько месяцев назад ей исполнилось четырнадцать. Миниатюрная, милая, с длинными тёмно-русыми прямыми волосами и серо-зелёными глазами. Особую приятность и красоту её лицу придавали тонкие губы.

Несмотря на свой возраст, Глория была очень умной и развитой девочкой. В свободное от учёбы время она много читала, посещала мероприятия по различным видам искусств; благодаря своему другу встречалась с интересными и знаменитыми людьми из разных городов. Но большую часть своего времени она тратила на музыкальную школу.

С ранних лет, к удивлению своих родителей, она делала успехи, быстро осваивая фортепиано. Её преподаватель по музыке гордился тем, что в школе есть такой самородок, и по согласию родителей Глории, девочка с восьми лет начала выступать на самых крупных сценах родного штата.

Она родилась в предместьях Феникса, штат Аризона. Её родители были обычными людьми. Их дом стоял в Нью-Виллидж на берегу реки Лейк Плезант. Отец Глории Фрай раньше был инженером в строительной компании по возведению быстростроящихся домов. Он редко бывал дома, так как курировал строительные процессы на разных объектах и временно жил в других штатах. Так как дома возводились в основном в штатах, где вечное лето, он обходился без от пусков.

Когда Глории исполнилось семь лет, её отца повысили до главного инженера одного из подразделений. Работа стала офисной, и он поселился в центре Феникса, а ещё позже к нему переехали жена и дочь.

Мама Глории Дженнис, была очень красивой женщиной. Познакомившись с будущим мужем в семнадцать лет, родила красавицу-дочку в девятнадцать. Отучилась в колледже туризма, но никогда не работала. Родив Глорию, она всю себя посвятила ей и семейному гнёздышку. Вкусно готовила, что постоянно отмечали гости и родственники, которые часто наведывались к маленькой Глории.

Однажды у Дженнис произошёл казус с неким ухажёром, который заприметил её в магазине, когда та покупала продукты. Она категорически отказала ему в знакомстве, не сказав, однако, что замужем и что у неё есть дочь. Ухажёр оказался настойчивым и проследил, где она живёт. Из-за тонированных сзади стекол автомобиля Дженнис он не заметил детского кресла. Не зная, как отказать, молодая мама согласилась сходить с незнакомцем в филармонию, но специально взяла с собой дочь. Раздосадованный поклонник пропал сразу же после концерта. Зато Глория полюбила фортепиано и вскоре попросила маму записать её в музыкальную школу.

Один из тросов натянулся, и кресло, издавая тихий скрип, стало складываться в вертикальное положение. Голова девочки упала вниз, и её тело встрепенулось. Ярко-белым светом ожил монитор. Из усилителей, спрятанных в лицевой стенке пианино, стал доноситься мягкий мужской бас, который многократно произносил её имя.

Глория долго не могла разлепить глаза, хотя было видно, что она уже проснулась. Белая пелена, яркий свет монитора – ей понадобилось какое-то время, чтобы восстановить зрение.

Восприятие окружающего мира возвращалось к ней медленно, и первым, что она почувствовала, были сильно затёкшие ноги. Вместо мягкой теплой кроватки возле большого окна с подоконником, на котором лежали её игрушки, подаренные друзьями и родителями, она лежала на чём-то жёстком, деревянном. Это деревянное, к её удивлению, сложилось в обычное кресло.

Глория приходила в себя. Поверхность кресла, на котором она теперь сидела и к которому прикасалась руками, была гладкой, хорошо обработанной, но на обратной стороне подлокотников, на всём расстоянии, до которого могли дотянуться её пальцы, чувствовалась шероховатость необработанного дерева. Руки выше локтей и ноги на уровне щиколоток были перехвачены кожаными ремнями на заклёпках, как ошейники у собак, но не плотно, однако её тонкие руки и ноги всё равно не могли бы высвободиться.

От них отходили ремни-поводки; на руках были длиннее, вследствие чего она могла бы одной рукой дотянуться до предплечья другой, но не выше. Как только восстановилось зрение, она не поверила своим глазам – она была абсолютно голой.

– Где я? – удивлённо произнесла девочка, более-менее придя в себя и осматривая замкнутое пространство, ограниченное полиэтиленом.

– Здравствуй, Глория, – прозвучал в ответ спокойный голос из динамиков. – Ты в моём жилище.

– Откуда вы меня знаете и почему я привязана?

– Это для твоей же безопасности.

– Безопасности? Что, чёрт возьми, происходит? – стала раздражаться Глория, хмуря брови.

– Тот внешний мир, в котором ты жила, не безопасен, – всё так же спокойно ответил мужской голос.

– Не безопасен? О чём вы?

– Да. Иначе не случилось бы того, что случилось.

– Что случилось? Что происходит? Кто вы такой? – в голосе Глории звучала паника.

– Ты здесь, чтобы работать, Глория, – перекричал мужской голос вопль девочки.

– Почему я голая? Хватит меня разыгрывать!

– Ты голая потому, что так надо. Очень скоро ты сама всё поймёшь. В целях гигиены мне пришлось прибегнуть к таким мерам.

– Что происходит? – медленно произнесла раздражённая девочка, глядя в монитор.

– Пока ничего, Глория. Просто знакомство.

– Кто вы?

– Я – Композитор и прошу меня так называть.

– Композитор? – удивлённо повторила девочка.

– Да. Ты здесь, чтобы работать вместе со мной…

– Работать? – недослушав, спросила Глория.

– Не перебивай, – в голосе чувствовался укор. – Ты здесь до тех пор, пока мы не напишем то, что я называю музыкой.

– Как долго мы будем работать?

– Может быть, день, может, два… Или больше, – ответил после паузы мужской голос.

Вцепившись в подлокотники, она стала разглядывать пианино.

– Как ты, наверное, успела заметить, в твоём «коконе» есть всё необходимое для жизни, – продолжил Композитор, пока Глория оглядывалась по сторонам. – У тебя достаточно света, постоянная температура в пределах нормы – примерно двадцать пять градусов тепла. Слева от тебя ты можешь видеть трубки.