Однажды февральским днем после школы я мерзла в нашем новом доме, когда раздался телефонный звонок.

– Это такая-то и такая-то из журнала Vogue, – представилась женщина, когда я сняла трубку. – Кейтлин Марнелл дома? Можно ее к телефону?

И она сообщила: мое письмо редактору будет опубликовано!

– ОБОЖЕМОЙ! – Я старалась не визжать. Лишь бы в Vogue не сообразили, что мне всего четырнадцать, и не передумали.

Письмо появилось в апрельском выпуске:

«Не могу найти слов благодарности, чтобы выразить вам, дорогие редакторы VOGUE, свою признательность за сногсшибательный материал о моей обожаемой богине, (больше не) презираемой Кортни Лав! […] Огромное вам спасибо, что явили богиню – обаятельную, остроумную и действительно красивую – всему миру и моим правореспубликанским родителям! […] Спасибо вам, спасибо, тысячу раз спасибо!

Кейтлин Марнелл, Бетезда, штат Мэриленд».

Публикация (типа того) в Vogue стала лучшим событием моей жизни – даже круче того дня с рок-звездами!

Когда я не читала глянцевые журналы, то трудилась над собственным изданием. Нет, теперь уже не Beauty Oueen Magazine; то были детские шалости. Моим новым детищем стал настоящий тиражный журнал. (Юные читатели, ну-ка прикиньте: а если бы Интернет вдруг пропал – навсегда? Ни электронной почты, ничего. Как бы вы общались с незнакомцами? Ответ прост: вы писали бы свои блоги, посты и твиты на бумаге, а потом размножали на ксероксе и составляли самодельный журнал. Бумажный блог! Потом вы рассылали бы его по всему свету, а люди взамен присылали бы вам свои блоги. В конвертах! Клево, правда?) По крайней мере, идея была такая.

В 1997 году Сеть, разумеется, уже почти прикончила сообщества самодельных журналов, но я этого еще не знала. Я знала только одно: спускать все карманные деньги на рассылку почтовых марок и долларовых купюр тем, кто рекламировал свои издания в альманахе Factsheet Five. Будь у меня собственный журнал, я могла бы обмениваться с другими – о большем я и не мечтала.

Я решила назвать свое издание Alterna-Teen Retard – «Альтернативный подростковый тормоз»: не лучший заголовок, ну уж извините. Журнал представлял собой стопку листов формата А4. Я пользовалась ножницами, фломастерами, клеящим карандашом, газетными вырезками, цветной бумагой, наклейками, корректором-забелкой… всем, чем угодно. Макеты страниц получались жесткими и тяжелыми от «аппликаций» с обеих сторон. (Когда я в итоге стала снимать с них двусторонние копии, то сумела складывать листы пополам, и вышел журнал формата «дайджест»). Сверху на макет страницы наклеивались текстовые блоки: это были статьи о феминизме, музыке, рок-звездах, парнях, о моей безумной семейке… На обложке из разноформатных вырезанных из газеты букв я составляла надпись «ALTERNATEEN» в стиле «письма шантажиста»; «Retard» было выведено прописью. Ниже значилось: «1 доллар или обмен».

Я целыми днями корпела над журналом в тиши своей комнаты: писала от руки заголовки, клеила текстовые блоки, а потом отдирала их, компоновала и перекомпоновывала изображения. Прошло два месяца, потом три. Через четыре месяца Alterna-Teen Retard был почти готов к выходу в свет, но все еще нуждался в доработке. Потом я взяла его собой в лагерь «Рим-Рок» и работала над ним все лето.

В сентябре, к началу десятого класса, я трудилась над Alterna-Teen Retard уже седьмой месяц. Оригинал-макет состоял из восьми страниц, которые я прятала в специальной коробке из-под ботинок Doctor Martens под письменным столом. За работой я мечтала о дне X – то бишь дне ксерокса! Планировала напечатать сто экземпляров. Издержки производства возлагались на Мими, которая всегда дарила мне на день рождения сто долларов. Ох, скорее бы…

В том же месяце я поехала к Мими на запоздалое празднование своего пятнадцатилетия. Домой вернулась в воскресенье вечером с двумястами долларов в кармане. Прошла прямо в свою комнату, чтобы спрятать деньги в коробку Doctor Martens, где лежал оригинал-макет. Я открыла коробку. Его там не было!

Не было.

– Мама! – Я ворвалась в ее комнату. – Где он?

– А? – Она сидела в своем жаккардовом кресле и смотрела сериал «Элли Макбил».

– Мой журнал!

– Твой что? – переспросила мама, не отрывая взгляда от телеэкрана.

– Журнал, который я делала! – дрожащим голосом проговорила я.

Сериал прервался на рекламу.

– Ах, это! – Мать повернулась ко мне.

– Пожалуйста, отдай!

– Там было про секс. – Ее передернуло.

– Я уберу все, что скажешь! – завопила я. – Только отдай!

Мама покачала головой. Я ощутила приближение истерики.

– Там были просто ужасные вещи о твоем папе…

– Я УБЕРУ ВСЕ, ЧТО СКАЖЕШЬ! – Мама явно была озадачена. Я считалась послушной дочерью. – ТОЛЬКО ОТДАЙ!

– Тише…

– ОТДАВАЙ! – взревела я. – ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР! – Я ринулась к матери. Мне хотелось ее поколотить! Но вместо этого я упала на колени. – ПОЖАЛУЙСТА! – Отчаянный вопль: – ЭТО ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО ДЛЯ МЕНЯ ВАЖНО! ГДЕ ОН? ОТДАЙ!

– Кейтлин… – проговорила мама.

– Я все сделаю, – выла я. Все еще стоя на коленях, я отчаянно пыталась достучаться до нее. – Пожалуйста, мамочка! Если ты меня любишь, ты должна его отдать. Ты не понимаешь! Пожалуйста! Пожалуйста!

Сцена затянулась. Но все было напрасно. Раньше мне удавалось выпрашивать у нее «недопустимые» диски и другой конфискат. Но сегодня все было иначе. Мама с веселым любопытством наблюдала за моими корчами. И я поняла, что дело плохо.

В конце концов мама призналась, что не может вернуть журнал. Она показала его отцу, а тот его уничтожил.

– Я не знала, что он так много для тебя значит, – сказала она.

Я выскочила из ее комнаты, бросилась вниз по лестнице в комнату отдыха, находившуюся в полуподвальном этаже нашего нового дома.

– А-А-А-А! – рыдала я в диванную подушку.

Вот и все. Журнал был уничтожен. Я до сих пор вся киплю, если вы еще не поняли. И до сих пор зла на родителей. Для меня потеря журнала стала одним из переломных моментов: теперь я только терпела свою семью. Терпела Бетезду. Терпела свой дом. Терпела ужин. Терпела все. Игра окончена. У меня отняли сестру, отняли подружек. Пропал мой журнал. И определенно пропало всякое уважение и привязанность к родителям. Настало время пропадать самой.

Куда отправили родители девочку-подростка с СДВГ, когда в школе все пошло прахом? В концлагерь! Пардон, пардон; сомнительная шуточка. Я раз пятнадцать выкидывала ее из текста и вставляла обратно. Пусть ее наличие в финальной редакции станет предзнаменованием грядущих ошибок.

На самом деле родители отправили меня в… школу-пансион! Представляете? Настоящую школу-пансион, а не в интернат наподобие Кросс-Крик-Мэнор. Подготовительную школу для поступления в колледж, как в «Сепаратном мире». Спустя несколько недель после журнального «инцидента» – душегубства, скажем прямо, – я вошла в мамину комнату со своим гребаным планом.

– Мне нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном, – сказала я.

Мама приглушила звук телевизора и повернулась ко мне. Она опять сидела в жаккардовом кресле.

– Ладно… – ответила она.

Я сделала глубокий вдох. Мама явно нервничала.

– Интересно, – начала я, – можно ли устроить так, чтобы я поехала в школу-пансион. – На мамином лице отразилось облегчение. – Думаю, это принесет пользу мне, моим оценкам, а также семье…

– По-моему, превосходная мысль, – сказала мама. – Я поговорю с папой.

Как легко! Я думала, придется умолять и валяться в ногах. Но мама все устроила.

Через несколько дней она позвала меня вечером в столовую. Родители сидели за столом, где с ужина еще остались испачканные кровью тарелки и ножи для стейка.

– Мы решили, что ты можешь поступить в школу-пансион, – сообщила мама. Она держалась очень серьезно.

– Правда?! – вскричала я.

– По нашему мнению, ты это заслужила, – сказал папа. – После всего, что ты пережила из-за сестры.