Я немного приподнимаюсь, беру Кэт за руку и притягиваю к себе. Мой нос утыкается в ее живот, а она запускает руки в мои волосы. Слегка массирует кожу головы кончиками пальцев, отчего я начинаю буквально мурчать. Вдыхаю полной грудью ее сладкий запах и усаживаю к себе на колени. Кэтрин сначала вырывается, пытается вскочить на ноги, но я силой удерживаю ее в своих обьятиях. Может это выглядит грубо и маниакально, но мне сейчас жизненно необходимо ее тепло и умиротворение, которое она поселяет в мою душу, находясь рядом. После того, как Мари сегодня вскрыла старые раны, которые еще не успели затянуться шрамами, мне нужна моя панацея. Мне нужна Кэтрин.

Несколько мгновений спустя, она расслабляется и обнимает меня за шею, а я только глубже зарываюсь носом в ее шею.

— Не волнуйся, Аманда в курсе, что без моего разрешения вход сюда строго воспрещен. Посиди со мной…

— Что–то случилось? — от ее обеспокоенного голоса сердце в груди сжимается.

— Нет, все хорошо, — говорю я. — Неприятные отголоски прошлого.

— Расскажи мне, — просит Кэтрин, нежно перебирая мои волосы.

Но я отмахиваюсь.

— В другой раз. Не хочу о прошлом, давай насладимся настоящим.

Беру ее лицо в ладони и притягиваю к себе. Целую медленно, проникновенно. Впитывая каждый вздох и всхлип. Ее губы такие мягкие и сладкие, я хочу попробовать ее полностью. Моя девочка. Моя Кэтрин. Прокладываю дорожку из поцелуев по ее шее, опускаясь к ключицам, нежно повожу по ним языком, пробуя, и снова целую губы. Слегка прикусываю нижнюю, и она резко втягивает воздух, но кроме шипения не издает ни звука. Крепко сжимаю ее в обьятиях, еще чуть–чуть, и ее ребра начнут трещать, но она терпеливо выдерживает мой напор. Ослабляю хватку, давая ей глотнуть немного воздуха, и снова нападаю на пухлые губы, выпивая все до остатка. Мне так хорошо, так спокойно. Чувствую себя будто в раю. И самый прекрасный из всех ангелов сейчас сидит у меня на коленях, и с не меньшей страстью и вожделением отвечает на мой поцелуй.

Все, о чем я сейчас могу думать — это смести все содержимое стола на пол, и разложить там Кэт, чтобы…

— Ничего, мне можно! — меня прерывает знакомый голос, и все внутри леденеет.

Кэтрин в моих руках замирает, и я отчетливо вижу испуг в отражении ее нефритовых глаз. Секунду спустя дверь с грохотом распахивается, и я вижу… Марию. Во всей красе. Как обычно яркий макияж, костюм от кутюр и безупречная прическа. Что она здесь делает?

— Что ты здесь делаешь? — вслух озвучиваю свои мысли, хаотично соображая, что мне делать дальше, и какого черта она прилетела в Лос–Анджелес.

Как только дверь моего кабинета отворилась, Кэтрин тут же вскочила на ноги, но от взора Мари не укрылось то, чем мы здесь сейчас занимались. Зная ее скандальную натуру, могу представить, какой концерт она сейчас устроит.

— Ну здравствуй, любимый. Так вот, значит, с кем ты так занят, что не можешь на несколько дней прилететь в Нью–Йорк. Все работой прикрывался, а оказывается это просто очередная юбка! — женщина скрещивает руки на груди и указывает подбородком на Кэт.

Какая юбка? Что за бред она несет? Бросаю быстрый взгляд на Кэтрин, и вижу абсолютное непонимание в ее глазах. Честно? Я тоже не понимаю, как Мари оказалась в Лос–Анджелесе и откуда знает где находится мой офис, а тем более кабинет.

— Мистер Брукс, мне нужно идти, — говорит Кэтрин. Ее голос такой тихий, что я едва слышу, что она говорит. Поворачиваюсь к ней, и натыкаюсь на мертвенно–бледное лицо с огромными темными глазами, которые сейчас кажутся почти черными. Как будто ураган разыгрался в лесу, срывая листья с деревьев, и унося их прочь, вместе с обломанными ветками.

— И что, даже не познакомимся? — язвительно спрашивает Мари, ревниво сверля взглядом девушку. Мне хочется встать и заслонить ее собой от шквала смертоносных слов, выстреливаемых Марией. Но я, как парализованный, сижу на месте, пригвожденный к стулу. Не могу пошевелиться и только беспомощно наблюдаю за развернувшейся картиной. Я в состоянии шока. Как могла моя умиротворенная жизнь перевернуться с ног на голову за какие–то доли секунды? Что я сделал не так и где проглядел?

— После того, как целовалась с моим мужем, думаю, было бы вежливо хотя бы представиться, чтобы я знала твое имя, — безжалостно продолжает бить рыжеволосая стерва.

Я беспомощно смотрю в глаза Кэтрин, в которых наблюдаю как все то, что мы построили, крушится и разлетается на мелкие осколки.

— Мужем? — тихо повторяет она, глядя прямо мне в глаза. — Мужем?! — почти кричит, и я внутренне весь сжимаюсь. — Ты женат, — утвердительно говорит сама себе. Ее голос пропитан абсолютным разочарованием и агонией, взгляд прожигает насквозь, передавая испытуемую боль мне.

Я пытаюсь встать, желая выдавить из себя хоть слово, но единственное, что у меня получается — это слабо мотать головой из стороны в сторону. Я онемел, парализован. Не верь ей, это неправда! — хочется кричать мне, но по взгляду Кэт я понимаю, что никакие мои слова не изменят действительности. Моя жена стоит в моем кабинете, прямо перед женщиной, которую, кажется, я люблю. Которая, возможно, меня тоже любила, или могла бы полюбить, но теперь уже слишком поздно.

— Я боюсь снова полюбить кого–то. Однажды я уже любила, и эта любовь чуть не убила меня. Еще раз я такого не переживу. Я не хочу, чтобы мне снова было так больно… а в этот раз будет в разы больнее. Я боюсь… — чуть слышно шептала Кэт сегодня ночью, когда думала, что я уже сплю. Потом долго стояла у ночного окна, размышляя о своем. А я молча за ней подглядывал, гадая, кем является тот, кто заставил ее пройти сквозь семь кругов ада.

И сейчас она медленно переводит немигающий взгляд на окно, а потом начинает пятиться в сторону двери.

— Кэтти, я… — слова застревают в горле, вскакиваю, начинаю быстро идти за ней, чтобы все обьяснить, но Мария крепко хватает меня за руку.

— Не так быстро, дорогой. — Я вынуждено останавливаюсь, лишь с грустью провожая удаляющуюся фигуру женщины, которая делала меня счастливым.

Со злостью сбрасываю руку Мари со своей, и отхожу на несколько шагов в сторону.

— У тебя есть две минуты, — сквозь зубы цежу я, меряя шагами комнату. Я чувствую себя львом, пойманным в клетку. Мне нужно как можно быстрее найти Кэтрин и все ей обьяснить. И чем больше времени она проведет наедине со своими мыслями, тем меньше шансов, что она меня услышит и поймет.

— Я пыталась сказать по телефону, но ты не захотел меня слушать. Хочу твою часть акций в «Мегаполисе», иначе не получишь мои подписи на документах, которые тебе нужны.

— Ты с ума сошла? Хочешь влезть в семейный бизнес, хотя сама ничего в нем не понимаешь? Тебе так важно уничтожить все, что моя семья строила годами? Мари, я любил тебя, любил больше жизни. Но именно ты разрушила все это. Не нравилась тихая, размеренная жизнь? Захотелось разнообразия и адреналина? Ты его получила. Помнишь, что я тебе сказал в ту ночь? Я простил тебя. Но мы никогда больше не будем вместе. Ни–ког–да. Бери то, что я тебе уже отдал и вали на все четыре стороны. Возвращайся к своей «увлекательной» жизни, а меня оставь в покое.

Я вижу, как она начинает плакать, слезы текут по щекам, образовывая черные ручейки потекшей туши. Еще год назад я бы сделал все, чтобы успокоить ее, но сейчас она мне противна. Меня раздражают частые всхлипы и подрагивающий подбородок, то, как слезы собираются над ее верхней губой в небольшую лужицу, а капли падают с подбородка на дорогую блузку, оставляя на ней темные пятна.

— Доминик, я люблю тебя… — голос Марии охрип, и неприятно режет слух.

Я отрицательно мотаю головой.

— Мари, уходи. Не делай все еще хуже. Не разрушай и дальше мою жизнь. Все в прошлом. Я в прошлом. Ради того, что между нами было... Эта девушка… Я люблю ее. Люблю больше, чем любил тебя. Прости, но это так. Возьми себя в руки, собери остатки собственного достоинства и уходи. Поверь, твое счастье тоже где–то ждет тебя. Иди к нему навстречу…