— Кэтрин? — с трудом хриплю я, и она коротко сморит на меня своими зелеными глазами.

— Я чувствую твое прикосновение вот здесь, — томно говорит она и указывает кивком головы себе между ног.

Я почти задыхаюсь, когда вижу, как она зажимает между тоненькими пальчиками маленькую чувствительную горошинку, а пальцем другой руки ритмично погружается в киску. Без капли смущения впиваюсь взглядом между раздвинутых ног и не могу оторваться. Пульсация в моих штанах становится обжигающей, болезненной. Сквозь ткань брюк сжимаю свой член и слегка провожу по нему рукой. Как же мне сейчас нужно оказаться в ней, схватить и сжать руки над головой и войти в нее по самое основание.

Кожа Кэтрин уже покрылась румянцем, а на шее появились первые капельки пота. Я перевожу взгляд ниже и вижу как заостились ее соски от возбуждения, и понимаю, что на ней нет бюстгальтера. Наверное, заметив мой взгляд на своей груди, Кэт поднимает одну руку и начинает прокручивать сосок между пальцами. Ее спина отрывается от дивана, глаза закрываются от удовольствия, а мне становится не смешно. Член вот–вот взорвется, я до боли сжимаю его в кулаке, мне так хочется присоединиться к ней в этой игре.

Кэтрин снова вводит в себя один палец, и начинает водить им внутрь–наружу, и я представляю себя на его месте. Она переводит взгляд на мою руку, которой я сжимаю свою длину, и удовлетворенно улыбается. Видеть ее такой расслабленной, такой открытой — это нечто невообразимое. Мне кажется, сейчас я вижу ее настоящую, без барьеров и комплексов. Без тяжелого груза прожитых лет, горя и печали. В воздухе витает запах ее возбуждения, который сводит меня с ума. Каждый нерв в моем теле натянут до предела, мышцы свело от напряжения. Сжимаю руки в кулаки, стискиваю челюсти до боли, а Кэтрин продолжает извиваться на кожаном диване и вырисовывать круги вокруг клитора. Ее бедра мягко приподнимаются навстречу руке, глаза закрыты. Чертовка закусывает губу, и грубо сдавливает грудь, щипая свои соски. Я схожу с ума и сдавленно рычу, когда она начинает более ритмично трахать себя пальцами. Кэтрин выгибает спину, на мгновение замирает, а потом вскрикивает, и ее тело начинается содрогаться в оргазме. Я вижу, как сокращается ее киска от волн удовольствия, накатывающих на нее, но по выражению ее лица можно сказать, что ей этого не достаточно. И я прекрасно могу ее понять. Ни одна рука не может заменить хорошего члена.

Ее сладкий голос звучит в ушах, пробирается в каждую клеточку моего тела и я, как бы ни пытался, не могу сдержать собственный оргазм и взрываюсь прямо в штаны. Бл*дь. Кэт расплывается в блаженной улыбке и… вырубается. А я стою, как придурок, с мокрым пятном на штанах и радуюсь, что никто не видел моего позора… Кроме Кэтрин. Твою мать!

— Кэтрин, — я наклоняюсь к ней, и осторожно беру за руку. — Кэт, ты спишь, что ли?

На мой вопрос она отвечает едва слышимым стоном и мягким посапыванием. Провожу рукой по лицу и тяжело выдыхаю. Мое тело до сих пор дрожит от перенапряжения, а ясность мышления еще не вернулась. И что мне сейчас делать? Наклоняюсь к Кэт и всматриваюсь в правильные черты лица, черные, как ночь, ресницы и алые губы. Ее щеки и шея до сих пор окрашены послеоргазменным румянцем, что выглядит бесконечно милым и сексуальным. Осторожно поправляю ее платье и кладу ее в позу поудобнее. «Господи, и где ж ты так напилась?» — думаю я с улыбкой.

У меня теперь есть только один выход: воспользоваться ситуацией и забрать Кэт к себе домой, потому что оставить ее в офисе я не могу в таком состоянии, а домой отвезти тоже не могу, потому что пришла она ко мне без сумочки, а в ней, соответственно, ключи и телефон. Можно, конечно поискать у нее в кабинете, наверняка она сначала туда заглянула, но мне мой вариант нравится больше.

Иду к компьютеру, быстро отправляю Родригесу переделанный проект по электронной почте (обойдется без курьера), и радуюсь, что успел его закончить до того, как пришла мисс Андерсен. Подхожу снова к диванчику и смотрю на мирно посапывающую Кэтрин, свернувшуюся в клубочек.

— Ну что мне с тобой делать? — спрашиваю вслух, наклоняюсь и подхватываю ее на руки. Прижимаю покрепче к своей груди и выхожу из кабинета.

Несу ее в сторону лифта, нажимаю на кнопку вызова и захожу внутрь, когда передо мной открывается дверь. Оцениваю наш совместный вид в зеркале на всю стену напротив. Кэт без сознания и я со следами моего позора на штанах. Лучше и не придумаешь. Мне–то плевать, а вот про нее не хочу, чтобы ходили слухи среди сотрудников. А охранники — это самые первые сплетники в любом коллективе. Их мне нужно как–то обойти стороной.

Доезжаю до второго этажа и выхожу из лифта. Иду на лестничный пролет и спускаюсь на первый этаж. Набираю внутренний номер охраны. Буквально после первого гудка трубку поднимают и представляются.

— Добрый вечер, — приветствую я. — Вас беспокоит Доминик Брукс. Мне кажется, я не закрыл дверь своего кабинета, когда уходил сегодня с работы. Не могли бы вы проверить? Это важно.

— Да, конечно, — отвечает мне голос с легкой хрипотцой. — Но, мистер Брукс, ваша машина до сих пор стоит на стоянке…

Бл*дь, тупоголовый, мне просто нужно, чтобы ты свалил со своего рабочего места, чтобы я смог спокойно выйти из здания.

— Да… Я уехал сегодня на такси, — вру на ходу. — Мне нужно, чтобы вы проверили мой кабинет, там остались важные документы. Если с ними что–нибудь случится, у вас будут большие проблемы. — Раз до него нормально не доходит, перехожу на угрозы. Лишь бы побыстрее ушел.

— Понимаете, мой напарник сейчас отошел проверять другие этажи, и я не могу оставить рабочее место без присмотра.

— Вы издеваетесь?! Я вам доступным языком говорю, что если вы сейчас же не подниметесь и не закроете мой кабинет, к утру будете уволены! — я перехожу на крик, радуясь, что он там один.

— Ладно, хорошо. Тем более, Джонсон должен вернуться с минуты на минуту.

Я слышу звон ключей и как открывается и закрывается дверь лифта. Осторожно выглядываю в просторный холл и, убедившись, что он пуст, быстрым шагом направляюсь к выходу. Уже оказавшись на улице возле моей машины, облегченно выдыхаю. Пакую (по–другому не назовешь это действие) Кэтрин на сиденье, пристегиваю и залезаю сам.

По опустевшим в столь позднее время улицам Лос–Анджелеса доезжаю до дома за считанные минуты. Дабы не встретиться с консьержем в лобби, паркуюсь на подземной стоянке. С Кэтрин на руках поднимаюсь на лифте на нужный этаж и захожу домой.

  Осторожно кладу ее на кровать в моей спальне и бережно снимаю туфли. Укрываю одеялом и присаживаюсь рядом. Моя сладкая, нежная девочка, которая полна сюрпризов. Убираю выбившуюся прядь волос у нее с лица и нежно провожу по линии подбородка, слегка касаясь большим пальцем ее нижней губы. Она мило морщит носик и улыбается во сне. А я вдруг понимаю, что она прочно поселилась в моем сердце, и от этого оно стало еще больше. Настолько, что становится тесно в груди, я едва могу дышать. Самое смешное, что это все произошло еще до того, как мы по–настоящему попробовали друг друга. Потому что просто залезть под рубашку не так интересно, как залезть под кожу. Залезать под одежду не имеет смысла, если не течь по венам, заменяя кровь. Если не проникать в легкие, заменяя воздух. И если бы мы переспали еще в ту самую первую ночь, пришел бы я к такому выводу? Если честно, сомневаюсь. Как там говорится в мудрой пословице? Все, что ни делается, все к лучшему? Я только сейчас начинаю понимать смысл этих слов. Потому что все сложилось наилучшим образом, как мне кажется. Спящая Кэт в моей постели прямое тому подтверждение. И я, вдруг, осознаю, что завтра утром у нас все будет по–другому. Не так, как последние несколько недель метаний. Теперь мы перешли на новую ступень наших отношений. И я очень хочу верить в то, что не ошибаюсь в своих выводах.