Открываю дверь, оставив цепочку в замке, я вопросительно смотрю на парня.

— Вам помочь?

— Мисс Андерсен? — задает он встречный вопрос.

Я киваю.

— Вам просили передать, — говорит, протягивая мне букет.

— Спасибо, но кто? — оторопело спрашиваю я.

— Он ничего не сказал. Там есть записка, обычно на ней пишут имена или что–то в этом роде.

Полноценно открыв дверь, я забираю цветы, поблагодарив курьера, и возвращаюсь в квартиру.

Пройдя по мягкому ковру нежно–персикового цвета, я вернулась на кухню и поставила цветы в вазу. Порывшись, нахожу записку, на которой красуется всего два слова: «Я соскучился». Увидев знакомый почерк, я отбрасываю карточку, как будто она посыпана порошком сибирской язвы и пячусь назад. В глазах темнеет, голова кружится, к горлу подступает тошнота. Аппетит тут же пропал. Зачем он меня нашел? Он же отпустил! Отпустил ведь? Более двух лет я не слышала от него никаких известий, а последнее, что о нем знаю — уехал работать к брату в Австралию.

***

Я лежу на белых простынях, меня окружают белые стены. В воздухе витает ядовито–больничный запах лекарств, к моим рукам подключены многочисленные трубки и капельницы. Пытаюсь пошевелиться, и тело простреливает болезненным током, как будто я коснулась оголенных проводов. Следом за током мышцы сводит мучительная судорога, и я выгибаюсь в агонии, пытаясь закричать, но из горла вырывается лишь слабый, едва слышимый хрип. В этот момент дверь открывается, и в комнату заходит пожилая медсестра с подносом в руках, на котором стоит множество флаконов с лекарствами.

— Пятая палата, очнулась, — кричит она кому–то в коридор, и подходит ко мне. — Ну, красавица, проснулась? Долго же ты спала.

Я лишь с трудом сглатываю, не в силах выдавить из себя и звука.

— Пить, наверное, хочешь? Вот, выпей немного, пару глотков, и все. Больше нельзя. — И подносит стакан с трубочкой к моим губам.

Я благодарно смотрю на нее, и жадно делаю глоток. В следущую секунду морщусь от боли и хрипло кашляю, пытаясь отдышаться, потому что такое ощущение, что я глотнула битого стекла.

— Г–где я? — почти по буквам произношу я.

— Ты в реанимации окружной больницы Лос–Анджелеса имени святого Винсента.

— Ч–что… что с–случил–лось? — выдавливаю из себя.

— Тебя привезли на скорой с физическим истощением. Ты еле дышала, спасибо подруге, вовремя вызвала врачей. Это ж как тебя угораздило при росте метр семьдесят весить сорок килограммов? Зачем ты довела себя до анорексии, девочка? — запричитала женщина, с жалостью глядя на меня. — Но ничего, несколько месяцев, и мы поставим тебя на ноги.

Несколько месяцев? Так долго… Закрыв глаза, я попыталась вспомнить последний год моей жизни. Регулярные насилования, издевательства и унижения от Кристофера. Пропажа аппетита, отвращение к еде, и к себе самой. Ненависть ко всему внешнему миру и непонимание происходящего. Помню, как однажды вечером Крис пришел домой в хорошем настроении, и я решилась поговорить с ним. Сказала, что больше не могу так, захотела расстаться. И неважно, что мне некуда идти, родных у меня не осталось, а банковский счет равен нулю. Плевать. Лишь бы уйти. Помню, как он поменялся в лице, схватил меня за волосы и больно стукнул головой о столешницу, прижав лицом к холодному мрамору.

— Ты никогда не уйдешь от меня, — прошептал он мне на ухо. — Ты, грязная потаскуха, навеки останешься моей. Потому что я люблю тебя.

Я лишь засмеялась на его слова, и Крис схватил меня за руку и потащил наверх «доказывать» свою любовь. Видимо, именно после этого меня и забрали в больницу.

— Здравствуйте, я доктор Стивенс, — произносит приятный мужской голос, вырывая меня из воспоминаний. Я открываю глаза и вижу симпатичного мужчину в белом халате, лет сорока. Невысокого роста, блондин с карими, почти черными глазами. Под халатом одет в голубые джинсы и черную футболку с изображением логотипа рок–группы AC/DC, на ногах белые кроссовки. — Как вы себя чувствуете? — задает рядовой вопрос, приготовившись записать данные в мою историю болезни.

— Все тело ломит, — прокашлявшись, говорю я, с трудом разминая затекшие конечности.

— Ну, это нормально, — кивает врач. — Вы пролежали без сознания неделю, до этого голодали, по меньшей мере, дней десять. Ваш организм полностью истощен. Сейчас мы вам капаем препараты из группы мягких нейролептиков широкого спектра действия, раствор Рингера для нормализации водно–солевого баланса в организме и глюкозу. Завтра начнем прием Френолона для повышения аппетита и бактериологические препараты, чтобы восстановить микрофлору в кишечнике. Поскольку выработка ферментов у вас снижена, как и снижена их активность, то для улучшения пищеварения я назначу ферментные препараты Энзим и Панкреатин. Эти препараты, попадая в двенадцатиперстную кишку, улучшат и ускорят ваше пищеварение, поскольку содержат в себе необходимый набор пищеварительных ферментов. Сейчас вы питаетесь парентерально, то есть путем введения питательных веществ в организм через вену, в обход желудочно–кишечного тракта. Сегодня отдыхайте, а завтра будем пробовать начинать есть самостоятельно.

Доктор, улыбаясь, смотрел на меня, а я, ничего не понимая, молча хлопала ресницами.

— Вам все понятно? — увидев мое лицо, полное непонимания, интересуется он.

Я отрицательно замотала головой.

— Ничего. У нас самые лучшие в мире медсестры, они о вас позаботятся. — Сверкнул белоснежной улыбкой и вышел из палаты.

— Ну что, дорогая. Устала, наверно? — обратилась ко мне медсестра. — Сейчас я введу тебе витаминчики и успокаивающее, и ты еще немного поспишь. А завтра пойдем на поправку, — подмигнула она.

Я слегка кивнула, и начала проваливаться в сон.

Через несколько дней мне стало легче, и я смогла принять Дейзи, которая почти каждый день приходила увидеть меня.

— Кэйти, я так испугалась, — заплакала она. — Ты не отвечала на звонки, я же знала, что ты хочешь бросить своего тирана. Подумала, вдруг ты решилась ему сказать, и он убил тебя. Господи, ты такая бледная, аж серая, — зарыдала еще громче. — Ты похожа на скелет! Он превратил тебя в живой труп! Почему ты не ушла от него раньше? Ты же знаешь, я бы забрала тебя к себе в любое время дня и ночи.

— Не надо, Дейз, не плачь. Я во всем виновата сама. Я любила его. Какой–то своей больной любовью. Ты не понимаешь. Да, он бил меня и всячески унижал. Но потом обязательно каялся и вымаливал прощения. Он тоже любит меня. Но эта любовь, рано или поздно, убьет, высосет всю жизнь из моего тела. Так не может больше продолжаться.

— Я рада, что ты это понимаешь. Когда я пришла, дверь была открыта, а ты… ты лежала на полу без сознания. Я думала, ты мертва!

— Я жива, все нормально, — пытаюсь успокоить подругу.