— Что? — спрашивает Егор обеспокоенно, выйдя из нее. Член болезненно ноет, требует вернуть его во влажное тепло. А в голове снежным вихрем тревожные мысли: сделал больно, забыл, что не маленький совсем и его девочка до этого не жаловалась, но…вдруг?

— Как ты меня назвал? — переспрашивает Карина, обхватив его бедра, разом выметая из головы всякую хрень.

Егор хмурится, вспоминая.

— Кори… Черт, само слетело, — три дня провозился со своей звёздной кобылой Бонной. Роды тяжелые были, но в итоге на свет появилась такая красотка, что назвать ее по-другому Егор просто не мог. Кори. Маленькая альбиноска с синими глазами. Как его несносная принцесса. — Прости…

— Не надо, — улыбается широко и глаза цвета рассветного неба темнеют ещё на полтона. С ума сойти можно с этой девчонкой. — Кори, — повторяет имя по слогам, словно на вкус пробует. — Меня никогда так не называли. Мне нравится.

И сама двигает бедрами, насаживаясь на него до самого основания. Задавая ритм их очередному раунду.

А дальше мир перестает существовать. Все исчезает, кроме девушки под ним, мягкой, отзывчивой и напористой, не уступающей ему в своей страсти. Она целует его жадно, втягивая кожу и слизывая капли пота. А еще она кусается! Помечает его, довольно постанывая в ответ на его капитуляцию. Пусть метит. Егор уже давно весь ее с потрохами. Пусть его вредная принцесса наслаждается своей властью. Он даже позволит ей оседлать его, потому что сил совершенно нет. И они снова взлетают в небо вдвоем, чтобы спустя удар сердца сорваться в пропасть и разбиться на сотню радужных осколков.

— Елки-палки, на что я подписался, — сокрушается Егор, когда дыхание приходит в норму, а Карина устраивается на нем, нагло спеленав его руками и ногами. — Чувствую себя марафонцем, старым и дряхлым…

— На комплимент напрашиваешься? — и даже бровью не ведет, щекой потершись о его влажную грудь.

— А я разве заслужил? — хмыкает, зарывая ладони во спутанные волосы. — Ты так активничаешь, — придавливает ее к себе, заерзавшую на нем и пробудившую еще не остывшее желание. — Мой косяк. Говорю же, старый…

— Тебя что-то не устраивает? — хмурится, вскинув на него свои невозможные глаза цвета шторма.

— А разве похоже, что меня что-то не устраивает? — и трется налившимся членом между ее бедер.

Карина охает и теперь в ее штормовых глазах — изумление пополам с восхищением. Контрольный в самое сердце, которое срывается в галоп. На него никто никогда так не смотрел.

— Ну и что же ты лежишь, старый и дряхлый?

— Ох, Кори, искушение ты мое, — рычит под ее заливистый смех и снова опрокидывает на спину.

В этот раз он до невозможности нежен и ласков. Целует ее груди, обнимает губами соски, втягивает их в рот, посасывая. Прикусывает, срывая с ее губ сумасшедшие стоны и стирает языком следы собственной несдержанности. Карина царапает его плечи и тут же шипит, прогнувшись, когда в отместку Егор бьёт кончиком языка по клитору. Втягивает в рот, как самый сладкий плод, облизывает, пьянея от ее вкуса. Накрывает ее сочающуюся плоть всей поверхностью языка, вылизывая, как ребенок лижет эскимо, шалея и ловя губами ее удовольствие. Карина выгибается, пальцами вцепившись в его волосы и промежностью впечатываясь в его лицо. Сдавливает бедрами так сильно, что на миг Егору кажется — она ему точно что-то сломает. На миг, потому что в следующую секунду волна дрожи прокатывается по ее влажному телу. И Карина кричит, метаясь по постели. Кричит, кончая ему в рот.

— Люблю тебя, — выдыхает, обессиленно распластавшись на кровати.

А Егор смотрит на ее раскрасневшееся, но счастливое лицо. На ее губы, припухшие от его поцелуев. На красивое тело, усыпанное бисеринками пота и отпечатками его желания. Смотрит, наслаждаясь ее удовольствием и впитывая в себя ее тихие слова. Ладонями по крутым бёдрам, срывая тихий всхлип. Касается губами влажной кожи и накрывает свою несносную Принцессу одеялом. Закутывает как в кокон.

— Гусеница просто, — ворчит Карина.

— Очень вредная и красивая гусеница, — смеется Егор, сгребая ее в охапку вместе с одеялом и ее возмущенным сопением.

И вырубается, согретый ее ровным дыханием.

Январь. Сейчас.

Свой первый день нового года я встречаю в постели с мужчиной, о котором ещё неделю назад не смогла бы сказать ни одного лестного слова. Хотя, надо признать, что уже тогда он будоражил во мне что-то нереально сильное. Пусть даже злость, но она была настолько осязаемой, что будь я героиней какого-нибудь фантастического романа, точно превратила бы ее в нечто плотнее воздуха.

Он выводил меня из себя покровительственным тоном с налетом сарказма и смешинками в синих глазах. А его насмешливое “Миледи” превращало меня в замарашку, вырядившуюся в принцессу. И это чувство бесило, потому что я никогда не считала себя лгуньей, хоть и ненавидела свой титул с тринадцати лет.

И я злилась, возвращала ему колкости, впуская в каждую все больше яда. А он…скрещивал руки на груди и просто смеялся надо мной. Я же снова и снова пыталась доказать ему, что не обманщица. Я взрослая, самостоятельная и он не имеет права вмешиваться в мою жизнь. И уж тем более отнимать мое. Он увел у меня из-под носа восхитительный участок земли. Мой участок, за который я едва ли не душу продала.

Он назвал меня избалованной пустышкой и я впервые пришла к брату. И впервые брат выставил меня за дверь. Я строила план мести, попутно наводя справки о сделке и о том, где Конюх раздобыл пять миллионов. А я умею искать и делаю это лучше многих именитых сыщиков и это не хвастовство, а аксиома. И я нашла. Спустя три месяца после появления в моей жизни незнакомца в маске.

И во второй раз в жизни меня ошеломил этот мужчина. Ну, тогда я думала, что это был всего лишь второй раз.

Егор умеет удивлять. Даже в нашу первую встречу.

Мне было шестнадцать, и это был мой выпускной. Изумрудное платье в пол идеально облегало фигуру, шелковой юбкой струилось по стройным ногам, пряча в подоле темно-зеленые босоножки на шпильке. Волосы я распустила, уложив тугими локонами. Впервые распустила свои длинные, до самой попы, волосы. Густые, тяжелые.

Я знала, что отлично выгляжу. Всегда знала, хоть и тщательно скрывала. Быть первой красавицей никогда не входило в мои планы. В Германии у меня был титул и отцовское имя, а в России — чопорная бабуля с дворянской фамилией и образ скучной отличницы: простенький костюм, тукая коса, смешные очки и ноль макияжа. Но сегодня был особенный день. Выпускной — особая пора, когда вчерашние школьники, назавтра вдруг начинают ощущать себя взрослыми, поднимаясь на новую ступеньку жизни. У меня же это был последний день перед возвращением домой. День, который не задался с самого утра.

— Чего не спишь, Принцесса? — сонно бормочет Егор, подтягивая меня к себе. Переворачиваюсь на бок, удобнее устраиваясь в крепких объятиях, и улыбаюсь тому, как идеально наши тела совпадают. Думала, такое только в женских романах бывает. Оказалось, не только.

— Вспомнила вот, как мы с тобой познакомились, — тяну на себя его руку, укладывая широкую ладонь на груди. И тихо вздыхаю, когда пальцы сжимают тяжелое полушарие.

— О, я тоже помню эту несчастную заплаканную девчонку с разбитыми коленками в разорванном платье, — насмешливо растягивает этот нахал, потирая набухший сосок.

— У меня украли бабушкино колье и я… — закусываю губу, когда губы заменяют пальцы. Егор жадно втягивает сосок ртом, прикусывает губами и отпускает, впрыскивая в кровь мощный разряд тока. Вскрикиваю, выгибаясь навстречу его порочному рту. И натыкаюсь на совершенно счастливый взгляд, до краев наполненный смехом. Страсть тут же взрывается искрами веселья, а жар, плавивший тело, растекается нежным теплом под кожей.

— И ты решила догнать и наказать… — откровенно издевается Егор, поглаживая своими огромными и чуть шершавыми ладонями.

— И ты решила догнать и наказать… — откровенно издевается Егор, поглаживая своими огромными и чуть шершавыми ладонями.