Совсем недавно он говорил, что пока не нашел способа быть вместе с любимой. Нашел вот, а ее все нет и нет. И внутри острое предчувствие царапает когтями, заставляет плюнуть на все и сорваться с места.

Торопливо, словно страшась опоздать, Егор натягивает ботинки, куртку, шапку, шею обматывает шарфом, руки прячет в перчатки и выходит в метель. Злой порыв ветра едва не сшибает с ног, кормит снежной крошкой. Егор чертыхается и, развернувшись спиной к ветру, заматывает шарфом лицо по самые глаза, натягивает капюшон, оглохнув к завываниям вьюги. С воротами приходится повозиться: замок успел замерзнуть в пазах. Егор возвращается в дом, чтобы вскипятить воду. Пока греется электрочайник, набирает номер старого знакомого.

— Слушаю, гражданин начальник, — хриплый мужской голос в трубке насмешлив.

— Ипполитушка, завязывай, — обманчиво — спокойно обрывает Егор. — Не звонила?

— А что, не приехала еще девонька? — теперь в голосе собеседника сквозит беспокойство.

— Не приехала, — мрачно соглашается Егор, выстукивая пальцами по столешнице.

— Погоди, начальник, я сейчас наберу девоньку и тебе перезвоню.

Егору ничего не остается, как ждать. Чайник вскипает, и он снова возвращается в метель. Холод пробирает до костей: не зимний, тот, что внутри. Колючим страхом пересчитывает позвонки. Замок поддается сразу. Егор отставляет чайник, открывает ворота. Сердитая вьюга радостно влетает в теплый гараж, резвится, зашвыривая снег. Егор заводит снегоход. Тот с рыком приветствует хозяина, настраивается, урчит довольно, что о нем, наконец, вспомнили. Егор похлопывает железного друга. И вспоминает, как Самурай приволок этого монстра полгода назад. Егор тогда только закончил строительство дома. Довольный собой Самурай наблюдал, как Егор осматривает технику и хмурится, не желая принимать столь дорогой подарок.

— Да брось, Плаха, — отмахнулся тогда Самурай. — Разве моя жизнь не стоит какого — то снегохода?

Жизнь друга стоила гораздо большего, поэтому пришлось подарок принять. К тому же Егор не мог отрицать, что снегоход в здешних местах — вещь первой необходимости. Благодаря ему он уже не одного заплутавшего любителя природы из заснеженного леса вывез. Да и на ферму добираться зимой гораздо удобнее.

И вот теперь Егору с верным другом придется вытаскивать из цепких лап метели ту, что дороже всех на этом свете.

Ипполит отзванивается, когда мотор уже прогрет.

— Трещит твоя девонька по телефону, дозвониться не могу, — злится Ипполит. — Но она где — то рядом с деревней. Ребята по маячку проверили. Видать, встряла где — то. Погода то вон какая.

Погода мерзкая, что тут скажешь. Да и идея не кажется такой уж хорошей, как виделось изначально. Егор долго искал подходы к этой девчонке, а когда узнал о ее поисках — идея родилась сама. Пришлось даже вспомнить старые связи, чтобы найти ключик к мастеру убеждений и розыска людей. Зная давнюю страсть Ипполита к комиксам, Егор раздобыл редкий выпуск и позвонил Ипполиту. Учитывая, что Егор когда — то впаял нехилый срок ныне уважаемому в городе человеку, Ипполит встрече был не рад. Но узнав, что Егор предлагает взамен своей маленькой просьбы, согласился. Страсть пересилила.

Егор прячет мобильник в карман и седлает снегоход, с ревом вспарывая свист метели.

Снег мягко стелется под лыжами снегохода, спрятав под собой колдобины и рытвины. Ехать одно удовольствие, только видимость паршивая, а Егор забыл надеть очки. И глаза уже устали всматриваться в подсвеченный снежный туман, надеясь выискать ту, что застряла где — то по дороге. Черный внедорожник на повороте с трассы он замечает далеко не сразу, а когда видит, отчетливо понимает — к машине не подъехать. Та встряла со всего маху капотом в так и не залатанную яму. Снегом ее прировняло малость, и не заметить. А тот, кто не знает местности — не объедет. И злость пенит кровь. Ругаясь, Егор спрыгивает в еще мягкий снег, перекидывает через плечо рюкзак с предметами первой необходимости: кое — какими инструментами, рацией, продуктами и аптечкой, — и широкими шагами двигает к джипу. И страх подстегивает, сжимает в тиски внутренности, мешает мыслить здраво. В голове только одна мысль: «Только бы жива». С остальным он справится. На этом же чертовом повороте и убиться легко. Две недели назад Егор сам на этой яме свой «Шевроле» угрохал. А Живолуп, сволочь такая, а по совместительству и голова местный, залатать яму пообещал, а сам на новогодние каникулы укатил. Вернется, Егор ему самолично шею свернет, но прежде заставит дорогу отремонтировать. И начхать, что зима и снег. Пусть хоть сам асфальт укладывает, скотина.

Злясь на себя, Живолупа и несносную погоду, швыряющую в лицо колкий снег вперемешку с градом, Егор пригибает голову и, смотря под ноги, добирается до застрявшего внедорожника. В паре шагов сбрасывает рюкзак и всматривается в темное нутро машины. И только теперь замечает слабый свет магнитолы, а в затянутое ледяной коркой лобовое стекло — ее, живую и разговаривающую по телефону. Спасибо понатыканным по трассе фонарям — светло вокруг, хоть и снежно.

Чувствуя неимоверное облегчение, Егор подходит к водительской дверце, которая в пригодном состоянии и в снегу не увязла, а, следовательно, откроется, снимает перчатку и костяшками пальцев стучит по стеклу. Спустя несколько секунд то с тихим жужжанием опускается и Егор видит прямо перед собой широко распахнутые от удивления и узнавания серо — голубые глаза, в темноте кажущиеся чернее ночи. С тревогой Егор ощупывает девушку взглядом: от лица до ничем не придавленных ног, — убеждаясь, что цела. И напряжение, державшее его в ледяных оковах несколько последних часов, схлынуло таким нереальным облегчением, что он стягивает шарф, скидывает на спину капюшон и, с трудом сдерживая рвущиеся на волю самые важные слова, бросает привычно — насмешливое:

— Баронесса и без кареты. Нонсенс. Миледи, где пажей растеряли, а?

Он довольно скалится, глядя в ее прищуренные глаза, и вдруг замечает в них усталость. И понимает, что зря все он это затеял. Вымотал девчонку, перепугал, а напоследок еще и привычную скотину редкостную включил. Или как там она его называла в последнюю встречу? Конь педальный? Вот это точно про него сегодня. Егор нутром чует — пошлет она его сейчас лесом, запрется в своем джипе и братца на помощь позовет. С ним вон как раз и болтает. Он уже мысленно приготовился убеждать ее, чтоб не дурила, как она его удивляет.

Коротко, с нежной улыбкой на тонких губах, прощается с братом, вздыхает, уронив голову на скрещенные на руле руки, и говорит устало. Долго говорит, наверняка надеясь, что он ни словечка не поймет из ее монолога на немецком. Он бы может и не понял, вновь пораженный, каким низким и сексуальным становится ее голос, когда она разговаривает на родном языке, но уж слишком откровенны ее слова. И слишком неправильные для их отношений. И от этой неправильности, а еще от того, как для нее важен тот, ради кого она пожертвовала своим теплым и уютным вечером, Егор начинает злиться.

— Вылезай, — командует он и перехватывает ее пронзительный взгляд, до краев наполненный иррациональным страхом. Почему? И осознание приходит молниеносно — боится собственного откровения перед ним. Каким — то шестым чувством, не иначе, Егор понимает — покажет, что услышал ее — потеряет навсегда. А без нее он сдохнет. И он снова прячет собственные чувства за привычной маской скотины и хама.

И Карина не остается в долгу, возвращая ему его колкости. Но с трудом как — то, словно и правда устала. Бурчит что — то, но покорно выбирается из машины и тут же попадает в снежный вихрь. Зажмуривается, сжавшись в тугой комок, и задыхается от ветра и снега. Твою мать! Рывком притягивает к себе девчонку, вжимает в себя, носом уткнувшись в ее макушку. Жадно втягивает ее дурманящий аромат, пропуская по венам, словно чистый яд. И держит. Надышаться ею не может. А Карина притихает в его руках. Ненадолго. И с утихнувшим ветром отшатывается от Егора, а он сжимает кулаки, загоняя поглубже неконтролируемое желание податься за ней, обнять так, чтобы уже не выбралась. И дышать. Ею дышать, как воздухом. А она хмурится, смотрит исподлобья и ногами переступает. И только теперь Егор замечает на ней кожаные сапожки на шпильке, совсем не для такой погоды.