— Я вам заведу! — Кирилл жестко пресекает всеобщее обсуждение возможности завести себе в дом крупное полезное в хозяйстве млекопитающее. Он напоминает потенциальным рабовладельцам, куда он запихнет им их карьеры в таком случае, и рекомендует взамен хомячков и черепашек.
Приблизительно через час уже притомившиеся офицеры таким вот нестандартным образом умудряются укомплектовать свои группы курсантами. Мин оказывается у Кейна, Райли забирает Кирилл. Кейт естественно остается у Редженса, как и я, правда не в его группе конечно. Но похоже эти двое на полном серьезе решили сменить мне шинарда, и моего согласия понятное дело опять никто не спросил.
Новая карта акбрата прилетает ко мне за завтраком — просто падает на стол, когда Редженс проходит мимо. Таким образом, карт у меня теперь две, хотя не уверена, осталась ли первая рабочей. Надо бы проверить, а пока что курсанты уходят на свои занятия в новосформированных группах. Насколько мне известно, часть предметов они будут изучать как и раньше большими классами, как в школе, но сейчас ребята взволновано разбегаются в след за своими кураторами по отдельным аудиториям. Прекрасненько, а мы с Лексом пока пойдем на новое игровое задание.
С остальной командой встречаемся уже на месте за пятнадцать минут до назначенного времени. В прошлый раз нам нужно было еще успеть купить билеты, но сейчас явно не тот случай. Мы находимся на седьмом уровне, в районе расположения производств.
Последней на место приходит Герти, и пока ее завернутая в пышный шарф тонкая фигура идет к нам, Ворчун успевает весь изворчаться.
— Почему они позволяют ветру продувать Муравейник насквозь? — основная мысль, тревожащая его сейчас. На платформе гирляндами развешана ветошь, и по ней особенно хорошо видно, насколько и правда сильно дует. Да и нас ветер пробирает до костей, хотя мы от него старательно прячемся за колоннами.
— Муравейнику нужно дышать, — туманно поясняет Морис.
— А он не мог бы дышать потише? — гундит Ворчун, — он же не в марафоне участвует.
Поприветствовав Герти, мы кучкуемся еще плотнее в ожидании новых сообщений от хозяев игры. Пока что они ничего толком не объяснили.
— Давайте, все-таки зайдем в какое-нибудь помещение, — недовольным голосом предлагает Ворчун, — чего тут мерзнуть то.
Морис согласно кивает и пробует одну из широких дверей.
— Она не заблокирована, — говорит он и заглядывает внутрь. — Все чисто, идемте.
Мы все с готовностью заскакиваем внутрь. Шлюза здесь нет, так что сразу оказываемся в широком коридоре с поврежденным полом, как будто по нему часто таскали что-то тяжелое. Пока ждем дальше, потихонечку исследуем все вокруг, в том числе большой зал впереди. Вокруг нас почему-то очень тихо, людей нет. По-видимому, мы пришли на лесопильню, поскольку в коридорах и части зала сложены огромные штабеля разного размера досок. Еще стоят станки, тележки и подъемники. В одной стене проделаны пронумерованные закрытые своеобразными шторками окна. Вдоль другой стены идет что-то вроде широкой канавы со скошенным дном, усеянным опилками. Скос заканчивается широкой явно открывающейся пластиной.
— Туда выбрасывают все отходы, — говорит Морис, подойдя ко мне, когда я стою у края этой канавы и боязливо заглядываю вниз. Не хотела бы я туда упасть. Может выбраться оттуда было бы не так уж и сложно, но так и кажется, что днище этой канавы распахнется как огромный голодный рот. Не понятно для чего с другой стороны канавы над нею есть небольшой балкончик и дверь, в которую никак не попасть.
— Что ж, мы явно можем не бояться, что нас тут застанут, — выдает Морис, продолжая оглядывать безлюдный цех.
— Откуда такая уверенность? — скептически спрашивает Палома, неуверенно топчась у самого выхода.
— Натуральное дерево используется в Муравейнике все реже и реже, думаю, этот цех простаивает большую часть времени.
— Ага, у нас все стремятся сделать синтетическим, даже еду, — поддакивает Ворчун.
Так и хочется вякнуть, что мы живем в большом дереве, только не таком как те, чьи стволы распиливают здесь. Интересно, как Муравейник относится к этому производству?
В следующий момент нам всем приходят сообщения от хозяев игры. Я зачитываю его для Лекса, чтобы ему не пришлось мучиться, у него наверняка такое же. Итак, нам нужно просто нажать на кнопку у окна номер четыре. Оттуда появится бревно, прямо при нас распиленное на доски. Из этих досок мы должны сложить мостик через канаву, к той самой двери, что вызвала у меня вопросы. Открыв ее, мы получим новую подсказку.
— Зачем?! — восклицает Ворчун, — зачем нам делать новые доски, если тут всяких навалом?! — он резкими движениями обводит руками штабеля, высящиеся рядом с нами. Из них можно не только мост через канаву построить, но и даже закидать ими всю эту канаву доверху. Если конечно она не откроет свою хищную пасть и не сожрет их всех, предварительно как следует прожевав.
— Нам же нужно еще и открыть как-то эту дверь, наверное, ключ от нее тоже появится через окно, — предполагает Палома, оглядываясь на окно номер четыре.
— Ладно, давайте сделаем это, — Лекс подходит к окну и тянется к кнопке под намалеванной на стене цифрой.
— Число смерти, — вдруг изрекает Герти. Мы все оглядываемся на нее. — Четыре! В одном из миров это число связывают со смертью, несчастьями и бедами.
— Ну какому-то бревну сейчас придется несладко, — пожимает плечами Ворчун.
— А ты что думаешь? — обращается ко мне Морис.
— Э, в нумерологии четыре означает равновесие, порядок, гармонию и завершенность, — вспоминается мне.
— Смерть — это вполне себе завершенность, — говорит Лекс. — Так что, испугаемся символизма и пойдем домой?
— Еще чего, врубай давай! — раздраженно восклицает Ворчун.
Лекс нажимает на кнопку, и мы все уставляемся на окно. Слышим неприятные звуки включающегося механизма, а уж когда пилы начинают вгрызаться в несчастное бревно, звуки становятся совершенно невыносимыми, как будто они ввинчиваются через уши прямо в мозг.
Мы смотрим на шторку, из-за нее начинает что-то выползать, и, зажимая уши и отходя подальше, мы не сразу понимаем, что это отнюдь не распиленное на доски бревно, ползущее на нас по направляющим. Это больше похоже на длинный деревянный ящик, разрезаемый пилами вдоль. За шумом вроде бы слышится крик или стон, но тут же обрывается. Появляющиеся куски ящика дергаются, как будто это живое существо в агонии смерти, а с направляющих начинает что-то капать, потом течь ручьями. Да что там, эта жидкость от дергающихся досок брызжет во все стороны.
— Остановите это! — кричит кто-то из нас в панике.
Все вокруг покрывается красными брызгами, а под направляющими собираются красные лужи. Лекс снова нажимает на кнопку, еще и еще раз, но механизм не останавливается, пока ящик не выталкивает к нам полностью и боковые доски не отваливаются в стороны. Звуки постепенно стихают. А мы смотрим на то окровавленное месиво, что лежит перед нами на направляющих.
Очевидно, в деревянном ящике находился человек. Через пару секунд до нас это окончательно доходит, и Герти начинает жутко вопить. Палома падает в обморок. Ворчун в ужасе пятится назад, спотыкаясь, выскакивает в коридор. Морис валится на колени там, где стоял, и его рвет. Лекс сползает по стене и садится на пол, в его глазах я вижу осознание того, что он только что убил человека, хотя это и ненамеренно. И вообще, если он и виноват, то не больше, чем все остальные. Мы заигрались, думали, что никто не пострадает, и что в крайнем случае, мы сможет все вовремя прекратить. Но с чего мы доверились другим людям, о которых ничего не знаем? Сейчас это кажется непозволительной глупостью.
— Ты не виноват, — говорю я Лексу. Он мотает головой, не в силах пока что собраться. Палома приходит в себя, но выглядит скверно. Морис еще хуже. Он отползает еще дальше, опирается на штабель досок и смотрит на дальнюю стену, на которой нет брызг крови. Герти перестает вопить и начинает плакать. Ворчун исчез.