Облизнув губы странного синюшно-фиолетового цвета, мужчина поправил длинное кимоно, убрал назад длинные волосы. Чтобы скрыть, как он волнуется. Пару шагов, и Карано оказался на пересечении инфракрасных лучей.

Перед ним стояла огромная клетка, занимающая практически б̀ольшую часть помещения. Избегая смотреть направо, Орочимару двинулся вперёд. Туда, где стоял, прижатый к полу серебряной сетью, невероятно красивый омега.

Неторопливо приблизившись вплотную, желтоглазый вытянул вперёд холёную руку, приложил её к тонким ячейкам клетки, словно чего-то ожидая от этого жеста. По-птичьи наклонил голову к плечу, жадно облизнулся:

— Если бы ты знал … как я ждал тебя. Как я хотел заполучить себе … Как мечтал о том, что случится … здесь, благодаря мне и с моего благословения! Я вынужден был причинить тебе боль … но только и во имя.

Не отрывая взгляда, осторожно достал пустую ампулу, повертел перед собой, демонстрируя. Зная, что за каждым его движением наблюдают, и, от этого, испытывая какой-то необъяснимый, дикий восторг. Особенно зная, что, если бы карта легла иначе, дичью был бы он. Сеть натянулась, раздался лёгкий, тщательно скрываемый рык. Орочимару, жадно всматривающийся в изгибы тела, плотно охваченного перехлёстом тонких, прочных пут, коротко рассмеялся:

— Неет … не выйдет. Пока я не увижу своими глазами … не выйдет. А знаешь, чт̀о я тебе вколол? Немного прозаично, но, думаю, должно послужить неким катализатором. Потому что … гении, подобные мне, могут иногда побыть обыкновенными людьми. А обыкновенным, простым людишкам, как ни странно, свойственно много чего, они бесполезны и обладают разными слабостями, например, нетерпение. Вот такой вот маленький недостаток … Поэтому… Сааске…

Острый язык ещё раз прошёлся по изогнутым в странной усмешке губам.

— Я вызвал у тебя искусственную течку. И ещё … Я мог бы оставить тебя так, как есть. Но для чистоты эксперимента … А может, просто потому, что и у учёного есть что-то в том месте, где у ничтожных людишек бьётся обычное сердце … Я хочу уравнять шансы.

Не отрывая взгляда от сине-чёрного пламени горящих глаз омеги, он медленно поднял руку и, не глядя, дотронулся до груди, безошибочно найдя своё неторопливо бьющееся сердце.

Не дождавшись ответа, Орочимару, по-прежнему не смотря направо, нажал один из рычагов на панели. Тем не менее, вздрогнув, когда перегородка с лязгом ушла в пол. Торопливо ткнул кнопку, удерживающую сеть. Вздрогнул ещё раз, когда звякнули оловянные колокольчики. Ради науки … напомнил сам себе, и душу на секунду захлестнул восторг. Не отдавая себе отчёта, непроизвольно, сделал шаг. Другой. Забыв дышать и смотря вперёд чуть расширившимся взглядом, не моргая, жадно впитывая каждую чёрточку, каждый штрих.

— Если бы я мог … — прошептал Орочимару, судорожно вздохнув, только потому, что дыхание сбилось из-за нехватки воздуха, — если бы я мог … я запечатлел бы это в вечности.

Бледная кисть аккуратно очертила в воздухе плавные изгибы, сетчатка чуть прищуренных миндалевидных глаз запечатлела светлый, с чёрными пятнышками, мех. А потом учёного охватил ужас. Безотчётный, всепоглощающий, вмиг напомнивший ему, что, несмотря на амбиции, он попросту слаб … Бессилен. Безоружен перед некоей силой, называемой первобытное, абсолютное зло. Немолодой альфа стоял, не в силах сойти с места, не в силах повернуться. Только бились внутри беспорядочные, хаотичные мысли, торопливо сменяя одна другую. «Я же мечтал об этом! Я ждал этого дня … я … я ждал, думал, я, с величием которого не может сравниться никто, ни альфа, ни омега и, тем более, ни один бета!». И, тем не менее, он стоял, оцепенев, не решаясь, смертельно боясь пошевелиться. Потому что разгадал природу ужаса. Справа. С той стороны, откуда хлынул лютый, дикий холод. Куда он избегал смотреть с самой первой минуты, как пришёл сюда. Откуда пришло зло. Ведь … Ведь не зря мудрецы говорят «Бойся того, чего просишь, так как тебе это могут дать». И они правы.

На Орочимару навалилась страшная, смертельная тоска, вперемешку с невероятной усталостью. Эйфория от собственной гениальности сменилась неуверенностью, на краткую долю секунды ему почудилось, что всё, чего он достиг, будет разрушено, потому что он разрушил это собственными руками, когда много лет назад вступил на призрачный путь погони за несбыточной мечтой. Но разве мечта не стала явью? Орочимару встряхнулся, отгоняя прочь пораженческие мысли. Снова уставился перед собой загоревшимся взором. Нет, всё правильно. Он не мог ошибиться! Он не мог что-то сделать неправильно, потому что боги не ошибаются. Отмахнувшись от чего-то непонятного, отдалённо похожего на раскаяние, Орочимару в предвкушении облизнулся, и похолодел.

Он не понимал, как это может быть, но та, правая сторона, отгороженная клеткой, вдруг лишилась стен, рассыпавшихся в прах в одну ничтожную долю секунды, вместе с ушедшей куда-то в пол перегородкой. По виску скользнула и медленно поползла вниз капелька пота. Сзади. Это двигалось не просто сзади и с правой стороны, оно окружало сразу всё пространство, подавляя собой, поглощая, вызывая дикое желание не просто закрыть глаза, а с визгом броситься прочь. С большим-пребольшим трудом Орочимару заставил себя стоять на месте. Молчать. Пока невидимое что-то двигалось к своей цели, равнодушно обходя его со спины. Разве может быть ужасно то, что прекрасно? И разве может быть прекрасно то, что ужасно?

Аккуратно обрезанные ногти вошли в кожу, надавили, взрезали до кровавых полумесяцев, с такой силой мужчина давил на вспотевшие от испытываемых ужасных ощущений ладони. На краткую долю секунды он прикрыл глаза. И услышал шорох.

И на омегу обрушилась огромная чёрная тень.

* Лучше поздно, чем никогда.

========== Глава 21. ==========

Дверь оказалась очень тяжёлая и массивная. Пришлось ударить по ней ногой, со всего размаху. Невольно вымещая всю накопившуюся злобу от бессилия. От того, что Саске молчал с той минуты, как «погас огонёк».

Ещё один коридор. Как надеялся Наруто, последний. Он уже ненавидел эти бесконечные, давящие стены, то и дело вспыхивающий свет. Неожиданно, не к месту, но вспыхнуло воспоминание.

… Они сидят с Саске перед камином. Улыбаются друг другу сквозь хрустальные бока бокалов с шампанским, искрятся хитринкой невероятные глаза омеги, а он ласкает её многообещающим взглядом, получая в ответ вечность и … И ещё смех. Детский смех … И омега говорит ему …

Саске, тот Саске, из грёз, повернулся к нему и произнёс:

— Это не твоя битва.

Вздрогнув, Наруто словно вынырнул из забытья. Как тогда, на заледенелой дороге, когда они ехали с Морино. В ушах всё ещё звучал, затихая, предупреждающий крик пожилого альфы и визг тормозов. Лицо Саске, омеги из Нараямы, задрожало, исказилось, исчезло. Клинок Гаары неожиданно завибрировал. Всё вокруг снова окрасилось в красный цвет. А потом он увидел ещё одну дверь. И Гаара — его соулмейт, единственный, кто продолжал с ним разговаривать — мысленно сообщил.

«Их два клинка, я добыл их, когда смог выйти из-под контроля. Тебе я отдал тот, который требует крови. Потому что так нужно …» * Наруто прицелился.

Меч, то ли из-за того, что всё виделось в красном цвете, то ли потому, что действительно требовал крови, потемнел и взорвался всполохами заговорённого металла. Дверное полотно развалилось на две части, словно пушинка. Не теряя времени, он бросился вперёд и едва не врезался в человека, спокойно продолжающего стоять к нему спиной и даже не обернувшегося, когда дверь разнесло на куски.