Пришло ли время сказать Саске, что он все знает? Что их связывает? Что разделяет? И что ему на все наплевать, если они вместе и, значит, они преодолеют все? Потому что … любят?

Покачав головой, Наруто снова посмотрел в сторону гор.

***

Серебристые струи родника разбивались о камни, водяные брызги оседали на качающихся под порывами тёплого, южного ветерка широких листьях папоротника. Светло-коричневые бархатницы кружили вокруг, не прерывая ни на миг свой бесконечный брачный танец, оставляя невидимый след в воздухе. Ослепительно-синее небо, словно опрокинутое над вечностью, перечёркнуто изломами горных вершин. Если присмотреться, видно, как на самой высокой из них ещё лежит снег.

Ослепительно белоснежный, девственно-чистый. С каждым часом все ярче и смелее разгорающийся день давно сменил предрассветные часы, согнал сиренево-розовые краски, совсем недавно причудливыми тенями украшавшие снежные шапки. Сменил холодный ветер с гор на более теплый, спокойный. Разгладил прозрачные воды небольшого озерца, качнул ветви кустарника … разнеся вокруг сладковатый аромат малиновых соцветий. Природа словно замерла, любуясь на сотворенную красоту, снова и снова наполняя пространство вокруг жизнью, бесконечностью, буйством красок. Волшебством.

Идиллия …

Растянувшись во весь рост, огромная дымчатая кошка нежилась под лучами солнца. Хищник с удовольствием потягивался, и тогда золотистые искорки вспыхивали, огнем пробегаясь вдоль гибкого тела, очерчивая черные, небольшие пятнышки, причудливо разбросанные по всей шкуре ирбиса. Иногда кошка зевала, обнажая клыки, мелькал розовый язык, уши чуть прижимались к голове. Медленно, чувственно выгибаясь, барс прикрывал выразительные глаза, в глубине которых жил свет, жмурясь на солнце и слегка фыркая. Из кончиков лап показывались когти. Горло издавало ленивое, нежное мурчание. Снежная, дикая кошка, «королева гор», «призрак гор», лежала посреди поляны, обласканная солнечными лучами, смотря перед собой царственным взором. Уверенно и властно. Спокойно и с достоинством.

Однако безмятежность была таковой только на первый взгляд. Несмотря на нёгу и беззаботность, барс был настороже. Снежная, дикая кошка, столь царственно и вальяжно распластавшаяся на траве, а попросту отдыхавшая в этом уединенном уголке, ни на минуту не выпускала из виду два пушистых, неугомонных клубочка шерсти. Котята резвились напропалую: то устраивали охоту на легкомысленных бабочек, то вспоминали, что у них четыре лапы и хвост, то принимались задирать друг друга.

Решив, что уединения достаточно, ирбис грациозно вскочил на лапы. Потянулся, зевнув, клацнув белоснежными клыками, неуловимо встряхнулся и повернулся в сторону неугомонных барсят.

— Кушина, Итачи! Пора домой!

Два маленьких человечка подбежали к омеге, прижались, так сильно, что слышно было, как быстро-быстро бьются их маленькие сердечки. Не переставая рассказывать, как много нового они увидели сегодня, и, споря, кто увидел больше. Улыбаясь, Саске присел на корточки, достал из небольшого рюкзачка бумажные салфетки и принялся тщательно вытирать чумазые мордашки. Закончив, поднялся, взял за руки обоих двойняшек.

— Паап!

Итачи, появившийся на пять секунд раньше сестренки, настойчиво дернул папу-омегу за рукав кимоно:

— А мы расскажем отцу о том, что …

Нахмурившись, черноволосый малыш на секунду завис, не зная, как правильно назвать «эту потрясающую способность».

— Это же тайна! — снисходительно сообщила брату малютка с темно-красными волосами, собранными кверху в задорный пучок. Сердито поправила выбившиеся золотистые пряди, не забыв задорно сверкнуть в сторону брата ослепительно-синими глазами и успев показать тому язык. Тоже дернула Саске за другой рукав и требовательно переспросила:

— Ведь, правда, же? Ты же сам нам говорил …

Саске снова опустился на колени, прижал обоих малышей, за которых готов был порвать не только Центр, но и весь мир, поцеловал поочерёдно черноволосую и красноволосую макушки:

— Правда, мои хорошие.

— Но разве хорошо обманывать отца? — нахмурился Итачи.

— Вообще обманывать хорошо?

Обычно бойкая Кушина притихла, принялась смотреть то на папу-омегу, то на братика. Саске на секунду задумался, по привычке кусая губу, а потом посмотрел в сторону подножия горы, около которой резвилось счастливое семейство:

— Помните, когда я гашу свет в детской … Что я повторяю вам, перед тем, как уйти?

— Мы идем тропой снежного барса! — хором произнесли детеныши.

Саске кивнул:

— Когда ваш отец будет готов, он узнает. Просто … Просто он человек. И, как человек, боится …

— Наш отец Наруто не боится ничего! — возмутился Итачи. А Кушина объявила свой вердикт:

— Иначе вы не были бы парой!

— Можно бояться чего-то, но быть при этом очень храбрым, — мягко ответил Саске, поднимая голову, будто чего-то ища. Там, на вершине горы, утонувшей в облаках.

— Когда-то … когда вас еще не было на свете … Ваш отец пришел в одно плохое место, чтобы спасти меня.

— И он спас? — зачарованно спросил Итачи, тут же получив ощутимый пинок и впридачу щипок от любящей сестры:

— Разумеется, спас, как бы мы с тобой появились на свет?! Старший, а глупый! Ээээ!

— А ты … ты …

Детеныши снова шутливо закружились в новом клубке, шипя и фыркая, выясняя, кто прав, и вообще, кто тут самый сильный.

Саске с затаенной нежностью наблюдал за оранжево-чёрным вихрем. Неожиданно в памяти мелькнуло. «Я подожду, пока ты меня убьешь». Так он сказал Хьюга Неджи, когда тот его предал … И именно это подразумевал тот, когда намекал на дикую ярость, живущую в крови у многих наследников Долины. Но Наруто и его друзья работают, стараются, чтобы Центр не смог продолжать свои эксперименты. Чтобы у детей Наруто и Саске было будущее. Чтобы у них у всех было будущее.

— Мама … отец … аники. Надеюсь, вы позаботитесь о тех, кто погиб в шахтах. И простите мне мою оплошность … Я знаю, по нашим законам только одному на тысячу дается привилегия на перерождение. Я надеюсь, это та малышка, которую назвали твоим именем, мама. Прошу …

Он замер, вглядываясь в очертания гор. Небо, словно повисшее над самой величественной горой, неуловимо потемнело и блеснуло красным, а потом все стало так, как и было. Значит, его мольбу услышали. И, более того, он … Саске поднял голову вверх, сжал руки в кулаки и вдохнул воздух полной грудью.

Он прощен.

Недолго понаблюдав за возней малышей, сопровождающейся шипением, фырканьем и грозным мурчанием, смахивающим на рычание, Саске строго окликнул детей, и, когда те охотно подбежали к нему, повел их домой. Подумав, что, возможно, сын прав и настало время признаться Наруто в том, что он снова может быть самим собой. Он и его дети. Приостановившись, Саске мысленно поправил сам себя:

— Нет. Наши дети. Мои и Наруто. Наши!

И, словно отвечая его мыслям, где-то высоко, в горах, запела птица. Старые люди называли её птица счастья.

* Японская поговорка.

** Особо отмечу, что те, с кого все началось, в этой истории жили очень и очень давно. Ну очень давно!