— Киба, ты не в курсе, что такого случилось в Долине, когда мы уехали?

Инудзука, беспрерывно рассказывающий, чем закончился офигенный матч, осёкся. Тоскливо поискал глазами брата, но Канкуро отвернулся. Наруто опустил руки вниз, не веря. Неужели от него что — то пытаются скрыть?

— Только не говори мне, что ты сразу поверил в мой рассказ про Новогоднюю ночь!

— Но волков и, правда, истребил Лесной отряд, — защищаясь, Киба зло ткнул Канкуро в плечо, — тот альфа, которому ты помог в Парке … как ты его назвал?

— Морино Ибики.

Пальцы потихоньку нашарили визитку, он хотел было сказать, но промолчал. Откровенность за откровенность!

— Волки Долины были очень жестокие, видимо, природа постаралась, и в процессе отбора остались самые лютые. Полагаю, когда произошла та авария …

Киба сглотнул и тише добавил:

— От матери Канкуро скрыли подробности. Карура итак от горя слегка тронулась умом, знаешь. Там… там, где Гаару выбросило в снег, была кровь и следы волчьих лап. Поэтому сделали вывод, что его растерзали волки. Он же был ранен.

Выматерившись, Канкуро опустил голову.

Наруто хотел уточнить и скрючился, хватаясь за плечо. Пожалуй, это странно, ведь плечо ныло ровно с того момента, когда он столкнулся с омегой … Но сейчас! Хотелось завыть и кататься по снегу, подтаявшему на тротуаре, и, тем не менее, снегу.

— Фантомная боль, — огрызнулся он на тревожные взгляды братьев, мстительно добавил, — по — видимому, собачки из питомника постарались. Ваша ведь версия!

— Ладно тебе, — смутились окончательно альфы. И это выглядело более чем комично, двое рослых лбов переминаются с ноги на ногу, как нашкодившие малолетки. Наруто даже бы засмеялся, если бы не было так паршиво.

— Хрен с вами, придурки, — смилостивился Наруто, открывая дверцу своей «малышки», — сочтёмся.

— Всегда пожалуйста! — сразу воспрял духом Киба. Канкуро, правда, насторожился:

— В разумных пределах?

— Естественно! — не без удовольствия улыбнулся суперулыбкой Наруто, втайне предвкушая эти пределы. Сочтёмся, одним словом. Затолкав куда подальше до поры до времени предстоящую встречу с подвалом одного магазинчика, Наруто залез внутрь и включил зажигание. Панельная доска вспыхнула разноцветными огнями, откликаясь на прикосновение хозяйских рук, и, попутно настроив магнитолу на нужную волну, Наруто принялся выруливать на главное шоссе.

Он гнал и гнал, бездумно переключая коробку скоростей, перестраиваясь из ряда в ряд. Из головы не выходили недомолвки, которыми изобиловал рассказ старого китайца.Если тот пытался что — то скрыть, это у него получилось отвратительно. Прежде всего, у Наруто возникло стойкое ощущение, что он каким — то боком причастен к тому, что случилось в Долине … видимо, давно случилось. Возможно, этот Цу Ти Ооноки рассчитывал, что Наруто, как и полагается воспитанному молодому альфе, которого слегка припугнули, мол, верни, то, что взял, прибежит как миленький и принесёт этот чёртов плакат. Наруто всерьёз задумался узнать, кто художник, чтобы вбить тому его каляки в глотку. И спохватился. Получается … плакат был нарисован давно? Зачем? И откуда старик знает его семью? Более того … как он сказал … Чуть нахмурившись, Наруто прошептал:

— Ты родился в очень необычной семье.

В чём, блять, необычность? В том, что дед убил бабку?! Резко ударив по тормозам, Наруто в растерянности уставился сам на себя в небольшое зеркальце, висящее над сиденьем. Ложь! Ему всегда говорили, какая необыкновенная любовь была у родителей его мамы, а потом и у отца с ней … Такая, что после её смерти отец ни одной мало-мальски смазливой омеги не пропускал и не пропускает! С рыком вцепившись в небольшой квадрат, вмонтированный в панель, Наруто сорвал зеркало и отбросил куда — то в распахнутое окно. До самого низа. Потому что стало душно.

— Наруто.

Откуда этот мягкий, завораживающий голос? От которого на душе, только что словно летящей в пропасть, так невыносимо сладко, на грани боли, на пике наслаждения, когда эта боль становится ненужной помехой, и это не боль вовсе, а то, что ты ищешь всю жизнь, и если не найдёшь … Наруто повернул голову и замер.

Если схватка с волками воспринималась им наполненной адреналина, но реальной, снежный барс воспринимался уже за гранью иррационального. Он вспомнил, как любил стоять на крыльце загородного дома Намикадзе и, глядя на сопки гор, играючи «примерять» дорогу до них. Прекрасно зная, что искренне считать, что добежать до гор не более, чем миф, и точно также вытаскивая из уголков памяти пушистую, пятнистую, припорошенную снегом шерсть. Но этот ирбис, застывший практически прямо перед ним, был реален. Вернее, реальнее не бывает. Зверь стоял, повернувшись к машине Наруто боком, и не шевелился. Только чуть подрагивал хвост, и таяли снежинки, скатываясь с боков на лапы, зарытые в снег. А потом барс повернул свою огромную голову, каким — то ленивым, но тягучим, грациозным движением, и Наруто словно перемкнуло. Он уставился в глаза хищника, и не мог оторваться от этих глаз, даже когда по коже побежал мороз, так хорош был этот лютый, голодный, свирепый, но такой невыносимо прекрасный взгляд!

Блеснули синим пламенем глаза, оскалились клыки. Прыжок — и будто не было никакого барса. Послышался шум мотора, и дыхание вернулось в грудную клетку, принеся с собой страх. Наруто резко обернулся, гадая, видел ли водитель вышедшего на дорогу хищника?

Он не знал, как и многих вещей в этом подлунном мире, но одно интуитивно знал точно. Он ехал долго, уже начало темнеть, и в свете фар увидеть горящие глаза барса видны, если сбросить скорость или остановиться, как он. А то, что водитель вполне мог сбавить скорость на повороте, факт. Поэтому, когда огромная кошка скрылась в перелеске, можно зачесть удачей, верно? Как и то, что он узнал притормаживающую машину. Видавший виды тёмно — вишнёвый «NISSAN». Расслабившись, Наруто опустил голову на руль, искоса наблюдая, как вылезает и идёт к нему Морино Ибики собственной персоной. Как ложатся тени сумерек на его испещрённое шрамами лицо, пока угрюмый альфа в защитного цвета куртке направляется в его сторону. И Наруто впервые задумался, от чьих клыков эти шрамы? Неужели от обычных волков, которых, он когда — то смотрел по «Discovery», травили с помощью примитивных флажков? Или, когда животное загнано, на последнем издыхании оно способно на многое? Неожиданно Наруто вспомнил черноволосую омегу и в груди что — то сжалось. В области сердца. Так сильно и невыносимо больно, будто кто — то пробрался под оранжевую парку, с капюшоном, отороченным мехом лисы, и безжалостно сжал его. До кровавых точек перед глазами. До остановки дыхания. Полностью. Не оставив ни глотка. Такое ощущение было у него тогда, когда он смотрел на страх омеги в той подворотне. И в̀от что читал в её прекрасных глазах. Животный страх. Не веря сам себе, Наруто сжал челюсти, наблюдая, как приближается Морино. Не слишком ли много вопросов успело возникнуть у него?

Они обменялись приветствиями, Наруто учтиво склонил голову, но продолжал насторожённо рассматривать подошедшего мужчину, подмечая то, что, собственно, лежало на поверхности, но он ничего не замечал. Или не хотел?

— Мы же не случайно встретились с Вами. И в Парке, и потом … Даже сейчас?

Морино молчал. Но зачем слушать очевидное? Не дождавшись от молодого альфы хоть какой реакции, Ибики глухо пророкотал:

— Я не люблю говорить, у меня повреждены связки. Но для сына Шторма я готов на многое. Если не на всё.

— Шторм, — вспомнил Наруто и расширил глаза. Из глубин памяти всплыли те странные слова, что он счёл бредом упившегося насмерть человека … Но ведь Морино не был пьян! А был …

— Что за «Шторм», Морино — сан? Неужели мой отец …

— Он возглавлял Лесной отряд задолго до того, как руководство перешло к Хатаке Какаши. Семейный бизнес — слишком малая цена, которую заплатил Четвёртый.

— Четвёртый?

— Это позывной нашего звена. Ты знал, что нас разбивали по трое? Твой отец был командиром звена и командиром всего Отряда. До того, как …