Сказ о Соловецком мореходе Александре Максимове Живёт на свете Саня Поморский мореход. Моря и океаны Он переходит вброд. По солнцу и по звёздам Определяя путь, Он рано или поздно Придёт куда-нибудь. Он начинал с начала, Но раньше всех начал, Не много и не мало, Построил свой Причал. В заливе Соловецком С названьем «Сельдяной». И у него есть место, Куда придти домой. Не по уставу кроткий, Как монастырский кот, Наловит он селёдки И ягод наберёт. И снова прыг в кораблик — А море словно сталь — Нахохлится, как зяблик И весь вопьётся в даль. Живёт на свете Саня Белужий мореход. Владеет Соловками И морем круглый год. А море не простое И остров не простой. Здесь озеро Святое И монастырь Святой. А море даже смелым Не покорится вплавь. Оно зовётся Белым За свой Полярный нрав. Не белого налива Здесь кто-то набросал. Полярный Круг лениво Вращает свой кристалл. На Муксалму, на Анзер [1], Все рифы обходя, Он смотрит не глазами, А из всего себя. И что уж он там видит С пяти своих сторон, — Не бойся, не обидит, Про всё расскажет он. Наврёт, наскоморошит И насмешит вовсю. А самое хорошее Расскажет про семью. И сколько и какие Ребята у него. Да будет Бог под килем Кораблика его! 2015 «Над больницей, над тёмным острогом…»
Над больницей, над тёмным острогом, Где особенно зорки сердца, Тонкий месяц взошёл Козерогом, Колокольцы осыпав с лица. Это где-то не здесь, это дальше. Нет, наверное, там, в вышине, Где на чистом снегу нету фальши И встречаются души во сне. Подморозило с вечера славно И дыханье летит высоко. Приговор прозвучал так недавно, А всё прошлое так далеко. Свету много, тем зримей печали На снегу заплутавших ракит. Бубенцы прозвенели в начале, А теперь тишина говорит. Ни к кому никакого упрёка, Но запретную волю в груди Сохрани, соблюди без порока И откроется рай впереди. Не беда, что под нежным запястьем Не подушка, а жёсткая жесть. Если так велико в нас несчастье, То какое же счастье в нас есть! 2015 На смерть отца Уж которую ночь, как нарочно, В позе древних кариатид, Там какой-то мужик под окошком Всё стоит и чего-то свистит. Или это сгустившийся ветер Тенью пал под слепым фонарём? Этот свист что-то значит на свете, Отчего мы, наверно, умрём. А пока, если некуда деться, Просто думай о том, что с утра Я приду целовать твоё сердце, Как моё целовал ты вчера. 2015 «Я испытал удары по лицу…» Я испытал удары по лицу, Я был и оскорбляем и унижен. Но вот, когда подходит жизнь к концу, Я и следа всего того не вижу. Как будто это было не всерьёз, Хотя болело и внушало ужас. Душа недостижима для угроз. А внешне, что ж, и я бывал не хуже. Я не затаивал ни мести, ни суда. Но так же точно оскорблял другого. И мне понадобились целые года, Чтоб я в себе возненавидел злого. Все эти не огрехи, не грешки, — А чёрствость вся моя и непотребство Теперь меня поймали, как в тиски, И душу жмут и давят мне на сердце. Есть голос сердца – сколько ни глуши, Он покаянной вырвется слезою. Ведь не лицо есть зеркало души. А всё, что выше – связано с грозою. 2016 «Как море – переменчива…» Как море – переменчива, Гибка, как вал морской, Не создана ты, женщина, Всегда была такой. В непостоянстве дивная, Ты бродишь, как вино. Сама природа, видимо, С тобою заодно. Как берега не равные, Тот смотрит вверх, тот вниз, Все чувства своенравные В душе твоей слились. То мягкие, то нежные, Как переплеск волны, Они всегда безбрежные И не всегда ясны. А то бывают бурные, Уж тут, смотри, держись, Красивые, лазурные, Но забирают жизнь. В глаза твои весенние Взглянул. – и вмиг пропал: Такое в них волнение, И поле, и опал. Но тайны есть вселенские И вот одна из тех: Глаза у моря – женские, Сбежавшие от всех. 2016 вернутьсяМуксалма, Анзер – острова Соловецкого Архипелага. |
