— Он чё? — спросил Фил, подбегая к крану и вливая в пересохшее горло стакан воды.
— Чё, чё! В бешенстве был! Часа два потом, как лев по клетке…. До сих пор боимся к нему на глаза показываться. Ой, Фил, кажется, он что-то подозревает. Он про тебя спрашивал.
— Пусть, — сказал Фил, вновь подставляя стакан под струю воды — в горло словно ваты напихали.
— Еще кое-что. Ну это совсем пипец новость! Знаешь, зачем он в Москву ездил?!
— Лала? — выдавил Фил.
Аня
В воздухе витали Новый Год и зимняя сессия. Студенты носились с выпученными глазами, решали по углам, как сдавать и что пить. Аня купила у въезда в кампус несколько веточек ели, поставила в вазу. Она смотрела на свою комнату и думала о том, в каких условиях окажется после праздников. Ей почему-то казалось, что Каде заберет все свои «дары» и «милости». Один поворот калейдоскопа, и она уже любит шумную, веселую семейную общагу и свой уютный блок, где появилось множество милых сердцу вещей и воспоминаний, еще один — и не хочет уезжать из Каратова. С тем узором, что на душе, и так все ясно — там сложен из стеклышек любимый образ.
Фил исчез на несколько дней, и Аня, встревоженная, даже подходила к его двери и стучалась. Даже звонила ему, но он был вне зоны. Пожаловалась Режинцевой, но та сказала, что Громов иногда подрабатывает в конторе местного интернет-провайдера помощником инженера по эксплуатации сети, бывает, и ночует в серверной, и по вызовам мотается.
Он вернулся, но, видимо, отсыпался. Аня не возмущалась: почти все предновогодние зачеты Громов получил автоматом, с учетом заслуг на конференции.
Она возвращалась с пересдачи, очень уставшая, задумавшись, прошла по аппендиксу (лампочка опять перегорела) несколько шагов, и лишь потом расслышала тихие голоса и увидела два силуэта в полумраке. Один силуэт принадлежал Филу, другой… девушке. Аня видела ее профиль на фоне окна. Громов держал девушку за плечи, та пыталась дотянуться тонкими, дрожащими пальцами до его лица.
— Филипп, ну как же так? — услышала Аня нежный голосок. — И ты тоже? Почему и ты?
— Я же предупреждал тебя, глупышка! Я же говорил!
— Я все поняла! Теперь поняла! Спасибо тебе, ты не предал, приехал!
— Я просто за тебя испугался.
— Только ты меня понимаешь! Но, Гром, я же все делала правильно! Я же любила… очень! За что? Вот так, приехать и сразу… и мы словно чужие друг другу! Словно не было этих месяцев!
— Ну и черт с ним! Подумай о себе! Что ты натворила, глупышка? Разве можно было так?
Девушка тихо заплакала:
— Это унизительно… это было так унизительно… Если бы ты знал! Но ты! Ты это специально?
— Нет, Лал.
— Я не верю, ты это специально! Из мести!
— Лал, я бы не стал. У меня другая… тактика. Просто так получилось.
Аня шевельнулась, отступила назад, в свет главного коридора, но девушка заметила движение, пошла к ней, вышла под плафон. Она была миниатюрная, хорошенькая, с крупным ртом, пухлыми губами, густыми каштановыми волосами, собранными в высокий узел. Глаза ее, очень выразительные, ясные, были полны слез. Девушка подошла к Ане, застывшей у лестницы, заглянула ей в лицо.
— Это вы? Вы Анна?
Аня кивнула. Взгляд девушки стал растерянным. Она вглядывалась в черты Ани, словно пыталась найти в них какой-то ответ, слезы покатились у нее по щекам.
— Но ведь вы… вы… я красивее… я ведь моложе, — залепетала девушка. — Как же он мог в… вас…? Я же… все время ждала… каждый день, а он тут… с вами… Люблю другую! Вот так просто? Раз и полюбил? А я?
— Лала, — негромко позвал Филипп. — Не нужно.
Она всхлипнула, поднесла к глазам руку (Аня увидела перебинтованное запястье), внезапно сорвалась с места и побежала по коридору, рыдая.
— Лала, стой! А-а-а-а! — Филипп с отчаянным лицом потянул себя за волосы. — Аня, прости, нужно с ней поговорить. Сейчас опять что-нибудь натворит!
Он погнался за девушкой, которая исчезла за поворотом коридора. Аня пошла к себе в блок и села на стул у двери, прислушиваясь. Фил появился примерно через час. Стукнул в дверь, зашел, сел на другой стул. Они сидели в темноте — Аня так и не зажгла свет на кухне. Фил молчал, опустив голову, пощелкивая каблуком ботинка по полу.
— Она остановилась у Анжелы в блоке. Еле успокоили.
— Лала Межиева? — тихо спросила Аня.
— Да.
— Объясни мне.
— Последняя любовница Каде, та, что до тебя, и… моя бывшая девушка. Мы год встречались, а этот козел…
— Опять он? — прошелестела Аня.
— А что я сделаю?! — взорвался Фил. — Если он Хер с большой буквы! Ласковый, добрый, дарит подарки, руки целует!
Он вскочил, щелкнул выключателем, зажмурился, выключил свет и принялся ходить по комнате, размахивая полами пальто.
— Успокойся, пожалуйста.
— Да не могу я успокоиться! Он к ней поехал в Москву, это помнишь… ну, когда мы из-за Черниковой поругались… зашел и с порога: между нами все кончено. Люблю другую. Ты хорошая, но она прекрасная, умная — моя половинка. Лала резала вены, он вернулся, пытался откупиться. Она из больницы сбежала, приехала на тебя посмотреть. А тут еще я! Я ей постарался объяснить, что первый в тебя влюбился, она не верит! Думает, я это из мести! Ты мне веришь?!
— Да, — тихо и убежденно сказала Аня.
— Веришь? — Фил рванулся к ней через комнату, опустился на колено у стула, пытаясь рассмотреть ее лицо в полумраке, положил ладони ей на виски. — Веришь?
— Да, — с силой повторила Аня.
— Фух! Я испугался! Решил, что ты подумала, она обо мне говорит.
Но Аня действительно верила. Она не могла бы объяснить, почему. Та девочка… Стеклышки в калейдоскопе на сей раз покрутились и встали на свои места, сложившись в четкую картинку.
— Ты пытаешься ему мстить? Из-за Лалы?
— И да, и нет. Я позже объясню. Просто верь мне. Можно я останусь с тобой сегодня? Я не буду… ничего… просто посижу тут. Хочу побыть с тобой.
— Нет, Фил, у меня есть дела. Я хочу остаться одна, подумать, осмыслить. Иди.
Он встал, зло бросил через плечо:
— Ты вечно обращаешься со мной, как с ребенком! Сколько тебе уже доказывать, что я не ребенок. Я с пятнадцати лет знаю, что такое жизнь-дерьмо. Это ты ребенок! Осмыслить… Что тут осмысливать? Боишься всего, веришь всяким… придуркам. Мне верь! Я нормальный!
Он вышел, с силой хлопнув дверью. Аня вздрогнула. Она долго ходила по комнате, потом села за ноутбук и, чтобы отвлечься, просмотрела свою программу. Катя обещала пустить ее в лабораторию, дать поработать за компьютерами, как раз предназначенными для сложных математических вычислений.
Она не видела Фила в субботу. Каде тоже не появлялся. Вечером Аня вернулась в учебно-лабораторный корпус, пройдя через ограничители по своему электронному пропуску. Охранник только кивнул — ночное шастанье преподавателей было для него обычным делом.
Катя встретила ее у дверей первого блока, продиктовала код, напомнила:
— В полночь код сменится. Придет завлабу в его специальное приложение на телефоне. Система еще в режиме апробации, но работает, как часы. Когда закончите, просто закройте дверь. Раздастся щелчок. Камеры… ну, университетские, здесь пока не работают. Но если кто-нибудь вас застанет, ничего страшного. К нам многие обращаются. У нас компы хорошие, Фил с ребятами с четвертого курса собирали в расчете на нашу специфику.
Соколова попрощалась. Аня села за компьютер, подключила свой накопитель и… ушла с головой в работу. Закончить расчеты ей удалось лишь за два часа. Она сделал перерыв на кофе, который принесла с собой в термосе, и поработала еще час. Посмотрев на часы, она присвистнула, отключила накопитель, положила его в сумку и встала. И метнулась за стойку с папками, отгородившую рабочую зону от «чайной», с кружками и кулером на подоконнике. Зачем она спряталась, она сама не понимала. Катя ведь говорила, что в лаборатории часто по договоренности работают другие преподаватели с ФИТа. Да, ей очень не хотелось сталкиваться с Каде в лаборатории, но, с другой стороны, завлаб был не один и не стал бы затевать разговор на личную тему при посторонних. Аня услышала знакомый манерный голосок:
