Что да то, да! Ушел Сергей со своей работы с большим скандалом. Должность у него была там весьма заметная. Следили тогда за этим разные ведомства. Наши и не наши. Скандал этот долго и с большим энтузиазмом мусолили СМИ. Ругали одни, хвалили другие. В общем-то, как всегда. Все было связано с принятием в отсутствие Сергея решения, от которого зависела безопасность страны. Время такое было. Подробности этого сейчас благополучно замяты и забыты. Сергей немного погодя появился на службе. Разругался со всеми. Обозвав сослуживцев полными идиотами и дебилами, он тогда ушел, громко хлопнув дверью. Ушел и запил.

Пил он долго, примерно с год.

Потом как-то резко, неожиданно для окружающих его относительно трезвых людей, вышел из запоя. И что интересно! Организм его приобрел очень странное свойство, болезни перестали его брать. И не беспокоят Сергея вот уже лет пять.

Многие его коллеги после этого шутили, что потребленное им, Сергеем, спиртное, в конце концов, полностью вытеснило из его организма всю испорченную на службе кровь. И теперь он, как добропорядочный гражданин горбачевской эпохи просто обязан выбросить в мусорное ведро свое донорское свидетельство. И стать донором, например, небольшого ликероводочного завода. Или открыть собственное дело. Жена, не выдержав этого, ушла с сыном к матери и подала на развод.

Характер у Сергея был сложный. Независимый, но это не основное. Был еще целый пучок эмоций, которые делали его сложно контролируемым. Например, беспредельный авантюризм. Ну и кое-что другое.

Из запоя он, конечно же, вышел, но пить не перестал. Но уже, цивилизованно. То есть, во-первых – не в одиночку, во-вторых – не более литра единовременно. Неважно чего.

Сергей прищурился. Пригубил рюмку. Закусил с брызгами соленым огурцом. И сказал абсолютно трезвым голосом.

– Все! Хватит нам с тобой трещать впустую! Я более, или менее понял ситуацию. Мы должны с тобой немедленно идти к Тимофею. Одному мне с твоими проблемами не справиться, Сава.

Он допил рюмку, ополовиненную до этого.

– Не моя это стихия – психи. А он на этом деле собаку съел. Всяческие там мистические связи, психология, летающие тарелки. Тем более он будет очень рад тебя видеть. Все, решено! Двинули. Даже не возражай!

Тимофей был их общим школьным другом.

Веселый и общительный парень, который никогда не был против того, чтобы уничтожить купленный в общаг портвейн трехзначного названия.

И вдруг однажды, будучи уже отличником факультета психологии Московского государственного университета, неожиданно для своих друзей, ушел из него.

Обозвал всех своих друзей разговаривающими куклами, он устроился на работу на каком-то закрытом секретном заводе (ящике, на старо-советском языке) разнорабочим.

Смысл работы его заключался в том, что он маленькой деревянной палочкой корректировал процесс поступательного движения цилиндрических ферримагнитных деталей, бегущих, вибрируя друг за другом по крошечному конвейеру. Зачем? Лишние вопросы тогда были не в чести. Доверена тебе ответственная работа на секретном заводе, выполняй.

У себя же в квартире он затеял научные исследования. Было у него такое хобби – микробиология. С нашей тогда точки зрения – чистый бред. Своими рассуждениями он часто доводил нас до умственного отупения.

Савелия перспектива встречи с Тимофеем не очень радовала. Не то, чтобы он не хотел увидеть друга, нет.

«Надо будет опять пить», – безнадежно подумал он.

И как бы в подтверждение его мыслей, Сергей, расплачиваясь с официантом, деловито запихивал в целлофановый пакет несколько предметов булькающего содержания.

Тимофей жил здесь же, на Рязанке. Неподалеку. До него дошли пешком. Молча, куря по дороге.

Дверь им открыл взлохмаченный, бородатый человек. В потертых джинсах и футболке с нечитаемой на ней надписью на английском языке. Босой.

Через пару секунд Савелий уловил в нем сходство со своим школьным другом – Тимофеем. И тут же, получил подтверждение этому в виде объятий и дружеского похлопывания ладонью по спине.

– Савелий! Лет десять тебя не видел.

– Девять. Девять лет и два месяца.

Напряженность от предстоящей встречи с Тимофеем у Савелия мгновенно улетучилась.

«Будь что будет», – подумал он.

– Проходите, чего вы топчетесь в прихожей как не родные!

Квартира у Тимофея была большая! Даже по нынешним временам, так как родители его были по старым временам не простые.

– Ты один? А где все твои?

– На даче. Где могут интеллигентные люди проводить летний досуг при отсутствии денежных средств, необходимых для реализации несбыточных фантазий? Картошку и всякую зелень растят.

– А ты?

– Не люблю я комаров и прочих жужжащих тварей.

– Понятно.

Сергей неодобрительно покосился на нечесаные волосы друга и пятидневную щетину.

«Хотя, это ему идет, – подумал он. – Похож на какого-то голливудского героя, имени которого он сейчас никак не мог вспомнить. Мышцы немного подкачать, тогда точно будет похож».

– Совсем одичал, холостяк? – сказал он вслух. – Давай стаканы, пить будешь. Штрафную. Мы тут с Савой уже немножко расслабились.

Тесная кухня Тимофея, квадратуру которой ученые архитекторы эпохи развитого социализма научно обосновали как оптимально-комфортную для советского человека, с мебелью до перестроечного дизайна, состоящую из ламинированного кухонного стола, ламинированных табуреток и ламинированных навесных шкафов неестественного зеленого цвета, на время встречи друзей стала им уютным и желанным прибежищем на этот вечер.

Поздний вечер подходил к концу, не сулив друзьям безболезненных ощущений на рассвете.

Однако пока никто об этом и не думал. Они не собирались расставаться. Ведь только-только подошли к главному. Были посмакованы все школьные воспоминания, и допита последняя бутылка водки.

Топор, подвешенный над потолком кухоньки посредством выпущенного друзьями дыма с помощью трёх пачек сигарет, тщательно замаскированных российскими производителями под бренд «Мальборо», зримо раскачивался над их головами. Угрожая крупным черным шрифтом на пачках преждевременным уходом из жизни курильщику, а также всем невольным свидетелям этого его аморального поступка. В смысле – пассивным курильщикам.

От автора: Извиняюсь еще раз. Забежал слегка вперед. В смысле страшной надписи на сигаретных пачках. Это случится много позже, когда кривые и острые, отравленные трупным ядом клыки западной демократии уже основательно вопьются в нежное, слабо защищенное законами тело российского обывателя. Грызя, тихо похрюкивая, российскую экономику. Извините за небольшой сбой в повествовании. Обидно же, черт возьми! А топор все же висел.

Сергей, как будто бы и не пил совсем, обратился к Тимофею.

– В общем-то, так, Тимофей! Как ты уже, наверное, догадался, мы пришли к тебе не только для того, чтобы пить ночью водку и вспоминать всуе минувшее, – сказал он, взглянув на собеседника пристальным взглядом.

– У нашего с тобой друга проблема, – продолжил он, – Очень, по-моему, серьезная. И, кажется мне, что она по твоей части. Выслушай его, пожалуйста, и сделай свои выводы. Ты же у нас всё-таки психолог. Хотя немного и недоразвитый. Я имею в виду образование.

– Понял я. Давно уже все понял, глядя на Саву. Давай, что ли, ущербный, излагай. И поподробнее.

И Савелий начал рассказывать.

А два его закадычных друга слушали, не перебивая.

За окном уже занималась заря очередного знойного дня. И была давно выскоблена до дна последняя металлическая банка заныканного Тимофеем от семьи старомосковского растворимого кофе.

Савелий закончил свой рассказ. Повисла долгая тишина.

– Вот как? Понятно, – Тимофей прошелся по тесной кухне.

– Вы мои друзья и с вами я могу разговаривать обо всех вещах, даже о тех, рассуждая о которых с другими, я угодил бы прямиком в дурдом, – продолжил он.

Тимофей задумался, видимо, принимая какое-то важное решение.