– До свидания Савелий Михайлович.

«Хрень какая-то! Не помнит он ничего! Какое подписание? Блин!»

Мысли в его мозгу всплывали хаотично и весьма болезненно. Неуклюже подпрыгивали, вызывая мучительную головную боль. Пинали друг друга, громко ругались, топали и бессмысленно суетились.

Савелий попытался сосредоточиться.

Итак!

С трудом отфильтровав поток взбесившихся мыслей, к нему, наконец, вернулась фундаментальная, степенная уже память, хладнокровно проинформировав его, что идет девяносто восьмой год. Одна тысяча девятьсот девяносто восьмой. И то, что он живет в России.

– Великой Матушке! – мгновенно подсуетилась молоденькая, еще не доведенная до полного забвения мысль.

– В столице под названием Москва, а если быть уже окончательно точным, то на Кутузовском проспекте, – добавила другая. Бывалая, немного шальная и совсем уже не молодая.

– «I can do mind control», – вальяжно всплыла уверенная в своей непогрешимости иностранная мысль, в ту же секунду грубо посланная хором местных неизвестно куда.

«Жена вместе с дочкой на отдыхе за рубежом. Все еще не могут привыкнуть к тому, что на его сегодняшнюю зарплату им из-за границы можно просто не вылезать. Дорвались! Будут только через две недели».

Память ступенчато восстанавливалась.

«Ага! Дальше…»

Вчерашнее утро и намеченное на утро совещание.

Ближе к совещанию, как помнится, он вдруг почувствовал смутное беспокойство и какую-то мимолетную слабость, от которой неприятно задрожали его мышцы, тренированные в элитных клубах Москвы.

«Это, наверное, все от нервов», – подумал он тогда.

«Вспомнил!!! Наконец-то я все вспомнил! Да, было и Совещание, и Подписание».

Вот это да!!! Ну, я и орел! Все! Наконец-то я все вспомнил!

«Так! Надо срочно что-то предпринять, тем более что с головой до сих пор творится что-то непонятное. Обед.… Да! Надо срочно пообедать. Хороший обед, по мнению современных докторов, вылечивает абсолютно все недуги. Особенно мужские».

Савелий схватил телефон и повторно позвонил своей секретарше.

– Леночка, извините, а что у нас было намечено на сегодня?

– Савелий Михайлович, у вас на сегодня была задолго до этого запланирована только одна встреча. С господином Шульцем из Германии. Соединить вас с ним?

– Нет, нет, пожалуйста, сделайте это сами. И договоритесь с ним о встрече. Только не на нашей территории. Как я понимаю, он хочет от меня приватной беседы.

– Хорошо, Савелий Михайлович, я все организую.

Разговаривали по-немецки. О жизни, о политике и вообще. Пили дорогой французский коньяк.

Господин Шульц Савелию сразу не понравился. Не только тем, что очень часто намекал на материальную сторону вопроса и совал ему в руки какие-то документы на английском языке, которого Савелий толком никогда не знал, так как в школе и институте изучал исключительно немецкий.

Сильно напрягали действия собеседника, сопряженные с постоянным мельканием рук, вызывающих приступы головной боли и какими-то пронзительными глазами, которыми он буквально его сверлил. Савелию иногда даже казалось, что глаза его светятся пронзительным оранжевым цветом. Хотя, быть может, все это ему привиделось под благотворным воздействием дорогого коньяка и от соответствующего освещения в ресторане.

Был господин Шульц типичным просителем российских благ.

От назойливого собеседника Савелий отделался только через час. Пообещал всяческих успехов в начинаниях и отослал его со всеми документами к своим заместителям.

«Мои заместители, – подумал он, – это акулы юриспруденции, которые живьем съедят, кого хочешь, если будущий потенциальный партнер по бизнесу не подтвердит безопасность сделки для его, Савелия государства».

«Да, именно для моего государства», – подумал он тогда, снова осмотрев на часы.

На часах было около двух.

Савелий подумал было о возвращении домой, но видимо под воздействием выпитого и слегка разлаженного в связи с этим механизма ответственности и автоматически притупившегося чувства перспективы, вспомнил о своем обещании.

Обещания, висевшим на его совести уже полгода. А именно – встретиться со школьным другом и где-нибудь с ним посидеть, вспоминая минувшее.

И полез за мобилой в боковой карман пиджака. Дорогого, купленного по случаю во время одной из недавних служебных командировок в Италию. Кажется, в самом дорогом дизайнерском бутике Рима. С гигантской скидкой, выторгованной супругой.

Однако телефон, со всеми своими заповедными номерами ответил ему гробовым молчанием. Очевидно, окончательно сдох аккумулятор.

– Блин!

Попросив разрешения воспользоваться телефоном ресторана, Савелий принялся звонить своему школьному другу, Сергею.

Возникла проблема, так как номер того был в записной книжке телефона, а тот сейчас ничем ему помочь был не в состоянии. Вот одна из многих проблем современности. И он начал вспоминать его по памяти с помощью студенческих еще подсказок. Касающихся, сколько-то там купленных бутылок портвейна. По какой-то немыслимой на сегодня цене за бутылку по ноль семь. И наконец, измучив своими неуместными вопросами щепетильных официантов дорогого заведения, услышал, на другом конце трубки после очередного набранного телефонного номера, грубый ответ:

– Какого?

– Это он?

– Он! А это ты, дебил?

– Я. Давай встретимся. Щас.

– Давай. На Рязанке. Сам знаешь где. Через час.

«Рязанка!», – на Савелия накатила волна воспоминаний и приятно заныло в груди.

Родина! Малая. Родная и близкая. Прожито здесь было с небольшими перерывами лет двадцать.

То есть, по существу, здесь прошла вся его, Савелия школьная и студенческая жизнь.

Но не с рождения.

Первые годы своей жизни он помнил очень смутно. Он знал, что родился на Проспекте Мира. До определенного момента его преследовала одна назойливая мысль. Мира – это значит без войны, или Мира – в смысле центра Земли? И только с появлением интернета он, наконец, узнал, что называлась она изначально 1-я Мещанская, переименованная в честь фестиваля молодежи в 1957 году в проспект этого самого мира. В смысле без войны. А быть может и центра всего Мира? Ничего это не прояснило.

Как всякому ребенку, родившемуся в Советском Союзе, ему делали массу всевозможных прививок. Недавно как-то, кому-то неожиданно понадобилась история его болезней. И тут выяснилось, что детская его поликлиника благополучно сгорела вместе со всем архивом лет так за двадцать до его потуг их эти архивы разыскать. А родители по этому поводу всегда путались. Находилась она в Перово. Больница там его детская была.

Но это все не по делу, просто досужие воспоминания. Надо же было чем-то до Рязанки время скоротать.

Итак.

Из Центра до Рязанского проспекта Савелий добрался на нанятом им около ресторана такси вовремя, то есть ровно через два часа, практически без пробок. Часам к четырем.

На он не был уже лет так девять.

Малая Родина встретила вылезшего из такси немного осовевшего от коньяка Савелия закрытым пивным баром около станции метро, на который он возлагал основные свои надежды. И мебельным магазином на его месте.

Сергея он увидел сразу. Еще издали.

Тот стоял, облаченный в модную джинсу, четко посередине между входными и выходными дверьми метро.

Как скала.

Здоровенная, внушительная такая по высоте и ширине мускулистая скала, весом не менее ста двадцати с лишком килограммов пышущего здоровьем тела.

Скалу эту, с короткой прической под ежик, в иголки которого уже поселилась седина, со всех сторон осторожно огибал поток вечно озабоченных постоянным отсутствием времени москвичей, стремящихся обязательно попасть в метро первыми.

Рядом с ним как под импровизированной защитой сидели на деревянных ящичках благообразные бабушки-одуванчики, торгующие своим незамысловатым подмосковным товаром – помидорами, сморщившимися и почерневшими от жары грибками и солеными, аппетитно пахнувшими огурчиками.