— Идем! Стражи совсем близко, они нам помешают.

Но он попятился от нее и смотрел так, словно впервые видел.

— Дэй, что с тобой? — она протянула к нему руки.

— Нет. — он облизал как-то разом пересохшие губы — Это что с тобой? Ты не Ру.

Руаль замерла, склонив голову к плечу, словно раздумывала о чем-то. Из-за угла послышались звуки шагов, он понял, что это стражи.

— Как ты догадался? — не своим голосом спросила девочка и шагнула к нему.

Он попятился, задел ногой камень и со всего маха хлопнулся на спину. Кое-как сел и засучил ногами, отползая от нее дальше. Он не хотел смотреть, ему было страшно, но не мог оторвать взгляд от ее лица.

— Ну? Как ты догадался?

— Ты воняешь! — испуганно взвыл мальчик.

В этот миг появились стражи. Увидев детей, двое взрослых мужчин на исину опешили.

— Эй, сорванцы! Кто вам разрешил гулять по ночам?

Мальчик открыл рот, собираясь крикнуть, предупредить их, но тварь была быстрее.

— Дяденька! — заканючила она и побежала им на встречу.

— Руаль? — узнал ее один из стражей — Не может быть! Ты умерла!

Он умер первым. Девочка сломала взрослого мужчину пополам. Мальчик слышал, как хрустел, ломаясь, его позвоночник. Второго стража она убила, вырвав ему печень. Он впервые в жизни ощутил тошнотворный запах крови.

— Ну почему ты просто не пошел со мной? — она снова обернулась к нему, продолжая сжимать в руке печень несчастного стража — Ничего бы тогда не случилось, Дэйо. У тебя еще есть один шанс, он же последний. Ты идешь со мной, Дэйо Хоки?

Дэйо вскочил и помчался так быстро, насколько был способен. Животный ужас подхлестывал не хуже плети, желудок сжался, казалось, до размеров мячика для крокета. Его преследовал смех, совсем близко, прямо за спиной. Он прибавил скорости, сиганул через чей-то забор и помчался дальше.

— Дэйо! — звала тварь, издеваясь — Дэйо!

***

— Дэйо! — трясла его сновидица, едва не плача — Небо! Сайк, он жив?! Дэйо, ну очнись же! Дэйо!!!

— Кажется, ты его задушила. — устало пошутил страж.

Из-за этих треклятых тварей они не спали всю ночь, но все же выжили. Это казалось невероятным, но они выжили. А Сэни вот, вместо того, чтобы радоваться, устроила тут трагедию со слезоразливом, пытаясь привести в чувство своего драгоценного стража. Впрочем, Сайк тоже слишком сильно устал, чтобы проявлять бурную радость по поводу того, что они могут прожить еще один день.

— Что? Нет, этого не может быть! Я не могла!

— Сэни, он просто без сознания. — укорил ее мечник — Перестань его трясти.

— Без сознания? — девушка недоуменно похлопала серыми глазами.

— Я же сказал, что слух у него куда острее, чем наш. — Сайк присел возле Дэйо на корточки и осторожно повернул голову стрелка на бок — Видишь, жилка бьется, крови из ушей нет. Он просто выпал на время.

Сэни показалось, что ее тело резко ослабло, будто кто-то вынул из нее стержень, который заставлял ее держаться.

— Давай без истерик, хорошо? — предупредил Сайк — У нас слишком много дел. Одна лошадь погибла, это потеря. И нам нужно собраться и убраться отсюда как можно скорее.

— Что? Но Дэйо…

— Помоги мне собрать сумки, Сэни. — перебил ее страж — Думаю, Дэйо придет в себя, пока мы будем тут возиться.

Собрать нехитрые пожитки не составило большого труда. Она довольно быстро скатала одеяла, собрала лампы, наскоро почистила котелок песком. Сайк тем временем взнуздал и оседлал выживших лошадей.

— Успеем что-нибудь перекусить? — обратился он к сновидице.

— Наверное. — девушка порылась по сумкам и извлекла каравай хлеба и головку сыра. Дэйо сел так резко, что она выронила бы сыр, если бы Сайк вовремя не поддержал ее руку.

— Я не вижу. — заявил стрелок, открыв глаза.

— Дэйо, ты давно не видишь. — осторожно, словно опасаясь, что напарник сошел с ума, просветил его Сайк.

— Да? Ах, да, я же слепой. — Дэйо пошарил вокруг себя рукой в поисках трости.

— Что с тобой? — мечник подал ему искомый предмет.

— Ничего, я в порядке. — ответил стрелок и повторил, словно убеждая себя — Я в порядке.

***

Свадьба была назначена на первый день первого бэкая осени. Две семьи активно готовились к предстоящему торжеству, которое должно было состояться через две недели. И только один человек не питал никаких надежд, не думал о будущем, не смотрел на происходящее. Арэя целиком погрузилась в прошлое. Красивое платье багряного цвета сдавливало девичью грудь не корсетом — замогильной тоской. И на этом празднике жизни — проводах лета — среди довольных нарядных людей она чувствовала себя чужой.

Тайком улизнув с центральной площади от веселящегося люда, она спустилась вниз по главной улице, свернула в узкий переулок и дошла до пустыря. Никто ее не преследовал, никто даже и не заметил ее ухода. Для тех, кто остался на том празднике, она, Арэя, ничего не значила. Впрочем, ей было все равно, как относятся к ней другие. Важным было лишь то, что она не нужна тому, кого она любила.

Девушка обвела беглым взглядом покосившиеся мишени. Бубенцы, привязанные к столбикам с дощечками, печально позвякивали, тормошимые ветром. Пальцы ее задумчиво прошлись по гладкой поверхности белого, как кость доисторического чудища, бревна. На этом самом месте он сидел, прислушиваясь к печальному звону. Арэя села на бревно и погрузилась в воспоминания.

Когда-то она, веселая и беззаботная, могла инами сидеть, прячась за старой плакучей ивой, и наблюдать за тем, как он стреляет, а стрелял он часто и по долгу. Его серебристо-белые волосы трепал ветерок, и ей нравилось наблюдать за этим танцем белых прядей. И за его мягкой осторожной походкой, осанкой аристократа, четко выверенными неспешными движениями. Она смотрела на него инами. И тогда он говорил:

— Может быть, выйдешь? Ты уже три ины сидиь за этим деревом.

— Как ты узнал? — спрашивала она, смеясь, и выходила из своего укрытия.

И всякий раз страж садился на это побелевшее от времени гладкое бревно, хлопал ладонью рядом с собой, приглашая ее тоже присесть, и отвечал. Отвечал всякий раз по-разному. Иногда говорил, что она громко дышала, а иной раз, что учуял ее запах — запах пшеницы и лаванды. А один раз даже признался, что почувствовал ее взгляд.

Она никогда не видела его сердитым или хотя бы просто раздраженным. Это ее очень удивляло, и, когда она спросила об этом, он ответил:

— Сильные эмоции, злость или раздражение, мешают мне концентрироваться на цели, притупляют слух, отбивают обоняние. И тогда я становлюсь совсем слепым.

— Получается, ты никогда не злишься?

— Злюсь, конечно, я же человек. Просто я не позволяю этим чувствам расти во мне и отравлять мою жизнь. Я не знаю, сколько еще смогу прожить, поэтому не хочу тратить время на злость или обиду.

Она тоже старалась не тратить свою жизнь на обиды, но всякий раз не могла себя побороть. Лишенный зрения, он видел лучше некоторых, но так и не рассмотрел ее чувства к нему. Это было обидно. Всегда, всякий раз, она чувствовала эту обиду, но не могла признаться.

А сейчас обиды больше не было, не было вообще ничего. Трудно обижаться на того, кого, может быть, уже и в живых-то нет. А она не должна больше о нем думать, ведь через две недели она станет женой. Какой будет ее жизнь в доме Лантера, Арэя не могла даже представить. Она не желала этого совсем, но ее никто не спросил, чего она желает.

Чего же она желает? Девушка прислушалась к своим мыслям и поняла, что это уже не важно. Ничего уже не важно. В груди прочно поселилась леденящая пустота, которую ей, наверное, никогда не изгнать и не извлечь. Или все же извлечь?

Она медленно, словно была не в себе, поднялась на ноги и побрела к дому. По пути кого-то встретив, улыбнулась и что-то ответила на кем-то заданный вопрос. Арэя не смогла бы вспомнить, кому отвечала и что сказала, но никто не заметил ее странного состояния.

На площади ее искали жених и отец, а она дошла до дома, сосредоточенная только на своей пустоте. Мать встретила ее удивленным взглядом: