— Не огорчайся. Иса дура.

Князь открыл затуманенные глаза и тут же очнулся:

— Эй! Ты зачем вылезла? Тут от двери дует.

Внезапно он опустил голову и стиснул кулаки:

— А ведь она права… Это и мой сын…

Я припомнила вороного зеленоглазого Торуса; похожего на брата, как две капли воды, Сианна. Смерила взглядом сероокого, беловолосого жениха:

— Ну и пусть дует! А… ты точно уверен?

— Да, Триллве. Совершенно точно.

Он, смеясь, поднял меня на руки:

— Прости меня.

— Да за что? — у меня перехватило дыхание, а внизу живота сладко потянуло. — Одрин… счастье мое глупое… единственное…

— За то, что не смог уберечь тебя там, в лесу, когда столкнулись с ордальонами, — проговорил он, задыхаясь. — За то, что тебе пришлось присутствовать при безобразном скандале с Исой. За то, что не успел сам вытащить тебя из тюрьмы. Ну, и потому что дурак.

Элвилин посмотрел мне в глаза:

— Я боюсь за тебя, Триллве. Боюсь, что снова не смогу защитить.

— Ну и что? — прошептала я, утопая в серебристой дымке его взгляда. — Мы не всесильны. Только… это совсем не имеет значения. Потому что… мне с тобой тепло и надежно. Потому что мне тоже хочется оберегать тебя.

Я глубоко вздохнула и улыбнулась.

— Потому что мне не нужен никто другой. Только ты.

Одрин встал и, подойдя к краю бассейна, осторожно опустил меня в воду. Молча скинул с себя одежду и спрыгнул следом. Взял отброшенную мочалку, плавающую корабликом в красноватой воде, и стал осторожно намыливать мне спину.

Я закрыла глаза и едва не замурлыкала от наслаждения.

— Ну что ты… сильнее! Чтоб кожа покраснела… чтобы все воспоминания о тюрьме стереть…

Ловко извернулась — раненая нога в воде не мешала — и повисла у жениха на шее:

— Я в растерянности…

— Почему? — удивился он.

— Ну, с одной стороны я, как медуза, растеклась, мне тепло и спать хочется, с другой — разве с та-аким мужчиной, как ты, заснешь?

Одрин ласково коснулся губами моего лба:

— Тебе нужно отдохнуть, Триллве. И больше всего тебе сейчас требуется сон. А что касается меня… — он лукаво улыбнулся, — ведь я всегда буду с тобой рядом, и ты еще успеешь. Не заснуть.

Нас несколько раз потревожила Виолет. Будто вовсе и не замечая сцены в бассейне, двигаясь удивительно грациозно для своего веса, она выходила и входила — с подносами, наполненными едой… стеклянными кубками, кувшинами… стопками чистой одежды и обувью для Одрина и для меня. Наконец, у меня голова закружилась от ее мельтешения. Казалось, сразу две или три толстушки носятся и хлопочут, звякая медными кольцами на длинных черных косах.

— Вы закончили, Виолет? — не выдержав, насмешливо окликнул Мадре.

Экономка подпрыгнула, прижимая к животу огромный кувшин ноздреватой глины, запечатанный золотистым воском:

— Вот. И только попробуйте не отвлечься от своих проблем и не оценить вкус! Этот осенний мед сварен при моей прабабушке. И я достаю его слишком редко, чтобы относиться к нему неуважительно.

Она поставила кувшин и пару кубков радужного стекла на бортик. Сердито покачала головой и принялась собирать грязную одежду.

— Спасибо, Виолет.

— Пожалуйста. Вот тут для девушки тувии[16] и чистая рубаха. Я подумала, что лучше льняное. Но может, следовало взять шелк или виссон? И насчет размера я не совсем уверена.

— Все хорошо, спасибо!

— А это вам, князь, — не дала себя сбить толстуха, — рубашка, туника и штаны.

Она указала на серебрящееся, голубое и белое.

— Ну, и туфли. У вас в гардеробе полазала, надеюсь, не обидитесь?

— Виолет!

— С кубками осторожнее, им по двести лет каждому, так что леди эйп Леденваль их в голову швырять не надо.

Экономка поколдовала над безупречно ровными стопками чистого белья и полотенец; отодвинула кубки, чтобы их не раздавили ненароком; переставила пару коробочек с мылом. Убедилась, что больше ей тут делать нечего, тяжело вздохнула и вышла, поминутно оглядываясь.

Меня разбудили ковыляющие шаги, странное постукивание и сопящий шепот:

— У, тьма какая…

— А ты светящийся шар подзови.

— А я умею? Издеваешься, да? Я в магии ни бум-бум, так и еще хрома-ая…

— Не реви, я сейчас.

Золотистые и лиловые светящиеся шары, обычно парящие над бассейном, пригасли, когда мы с Одрином заснули, не выходя из воды, и в термах царила разбиваемая плеском и шелестом волн полутьма. А теперь спокойствие дерзко нарушили виноватый голос Люба и капризные стенания Сандры Тальки.

— Не реви. Цыпа-цыпа…

Один из дремлющих шаров полетел в сторону двери, на ходу разгораясь, так что брат с сестрой оказались в круге света и разом зажмурились. Вид у рыжего приятеля синеволосой Артемии был смущенный и виноватый, Талька в свежих штанах и рубахе, босая и надутая, стояла, опираясь на резную трость, и мрачно оглядывала термы, как полководец перед сражением. Нас с Одрином в тени она видеть не могла.

— Ну вот, я же говорила, что здесь никого! И не заперто! Не хотел же ты, братец, чтобы я в тот чан в лазарете лезла? — зловеще поинтересовалась она. Конопатый неопределенно помотал растрепанной головой. Похоже, желал он именно этого, отчего его жизнь стала бы явно проще. Вот только признаться в том сестре опасался.

— Ну все, отвернись, я раздеваюсь. Нет, вообще выйди. И двери закрой.

— А ты не поскользнешься?

Талька сердито фыркнула.

— Знаешь что, братец! Ты иди, иди. А я, если что, покричу.

Люб, понурясь, поплелся к двери. А рыжая, бросив трость и прыгая на одной ноге, стала ловко выпутываться из штанов. Я подумала, что еще минута, и она свалится нам с Одрином на голову. Мне стало смешно. Я пошевелилась, и князь, не просыпаясь, стиснул меня в объятиях. Вода громко плеснула.

— Ой! Кто здесь?!

Мальчишка резко повернулся к сестре:

— Ты уже кричишь?

Талька взвизгнула, прикрываясь штанами.

— Там… кто-то есть…

Люб подскочил и опустился на корточки перед бассейном. Кивнул пальцем, и шар послушно переместился, слепя светом глаза. Я резко зажмурилась.

— Ой, простите, госпожа Триллве. Мы не знали!

— Тише, — я глянула на спящего жениха. — Кончайте визжать. Пришли мыться — мойтесь.

Я окинула взглядом бассейн, скрывающийся в полутьме.

— Он огромный. Если влезть на той стороне — нас друг другу видно не будет.

Талька вспыхнула до корней волос:

— А вода?

— Что вода?

Люб потянулся пальцем, а потом облизнул его:

— Тьфу, соленая… Я-то думал, вишневый компот…

— Ага, с рыбками. Только их сейчас не видно.

Рыжий захихикал, а Талька продолжала алеть так сильно, точно Иса вишневый компот устроила не из воды в бассейне, а из нее.

— Я стесняюся, — наконец, выдавила она.

— Чего именно? Мы в воде, нас не видно… И вообще, мы красивые, — я глубоко и нежно вздохнула.

Талька тоже вздохнула: бассейн выглядел куда привлекательнее дубовой бочки в лазарете.

— А князь против не будет?

— Ага, сейчас вот разбужу и спрошу.

Она испуганно выкрикнула:

— Не надо!

Люб захихикал. Сестра одарила его гневным взглядом, быстро посрывала с себя одежду и скользнула в воду. Счастливо охнула:

— Как здесь хорошо!

— Ну вот, — заметил мальчишка, — а ты еще лезть не хотела.

— Я хотела, только стеснялася.

Она нырнула, проплыла туда и сюда и вынырнула. Помотала мокрой головой — с рыжих волос полетели брызги.

Я вытерла лицо.

— Правда, теперь повязку на колене менять… — Талька извернулась, рассматривая на нежной коже ссадины и синяки, оставшиеся от общения с легатом гроссмейстера ордальонов Торусом эйп Леденвалем.

— Мне тоже, — буркнула я. — А вообще-то, что у тебя с коленом?

Рыжая, беспокойно оглянувшись на Люба, засучившего штаны и болтающего в воде ногами, приблизила ко мне лицо: