— Да чего ты от меня-то хочешь? — для порядку еще раз рванувшись, горестно возопила Хельга.

— Так как же, — запричитала горожанка. — Судия-то он вона как распорядился, значит! Ежели смогет кто испытание пройти да до конца с ним останется, — она кивнула в сторону хвоста несущейся за очередной угол процессии, — награда тому будет немереная — сам святой Мерриан с неба спустится да живьем с собой заберет. А я-то вот… — глаза старухи подозрительно заблестели, и на щеках проступили влажные дорожки, — видать, грешница получаюся…

Леди Блэкмунд поморщилась. Она всегда не выносила, когда у нее на глазах кто-то плачет, а старушка, несмотря на всю нелепость ситуации, похоже, была искренна.

— Вставай! — сурово бросила советница, разозлившись, в первую очередь, на свою некстати проснувшуюся сентиментальность. Старуха неожиданно быстро поднялась, перебирая грязными руками по юбке Хельги, придавая непривлекательному коричневому колеру еще более мерзкий вид.

Советница подхватила прихожанку под локоть и что есть мочи рванула дальше, потому как шествие снова скрылось из глаз. Летевшая рядом бабушка только покряхтывала да постанывала, но все же молчала, очевидно, смиренно принимая очередное испытание — ростом Хельга оказалась выше нее головы на две, и несчастной приходилось не столько бежать по брусчатке, сколько перебирать ногами в воздухе.

В конце концов, случилось закономерное. Завернув на полном ходу за угол, Хельга не рассчитала силы, и, покачнувшись, вместе со спутницей рухнула в жадно чавкнувшую дорожную грязь, от души приложившись коленом о брусчатку. Прихожанка тут же заголосила, что сестра по вере, никак, убить ее собралась, и, кажется, даже вознамерилась плеснуть советнице в лицо из придорожной вонючей лужи. Леди Блэкмунд, под громовой раскат хохота отставших от Жижеля горожан, вскочила на ноги и, залившись краской, побежала за Святым ходом, обещая себе, что вот теперь Его Преосвященство до рассвета точно не доживут. Старуха из лужи обиженно посмотрела вслед.

Прихрамывая и морщась от саднящей боли в колене, Хельга наконец-то догнала процессию и, поскольку обратно в грязь ее не тянуло, начала отчаянно протискиваться сквозь плотно сжатые бока прихожан, спешащих по мосткам посреди улицы. Ввинтившись в плотный строй и продвинувшись вперед на несколько локтей, волшебница внезапно поняла, что застряла. Затравленно покосившись по сторонам, она узрела колышущееся белыми чепцами пространство и множество глаз — серых, черных, голубых. Кто-то просто с любопытством зыркал вокруг себя, заинтересованно косясь на Хельгину голову, возвышавшуюся над толпой. А кто-то — глядя на этих людей, советница почувствовала себя совсем неуютно, — смотрел в небо пустыми расширившимися зрачками, не обращая внимания ни на тычки острых локтей, ни на духоту, ни на жар прижатых друг к другу тел, давивших так, что не повернуться. А во влажном воздухе вокруг висело и билось монотонное пение.

«Если я сейчас упаду — меня затопчут», — внезапно с ужасом подумала Хельга и, рванувшись, что было сил, выпростала-таки одну руку, оцарапав ее о железную пряжку чьего-то пояса. Волшебница суетливо поправила на голове сбившийся чепец, потянула, поморщившись, застрявшие между плечами прихожан длинные волосы. Оглянувшись по сторонам и выбрав момент, когда на нее никто не смотрит, тихо произнесла заклинание, и на голову идущей впереди нее дородной женщины опустилась белая голубка. Толпа вокруг ахнула и замерла. По процессии полетел торопливый шепот, истерические вскрики «Чудо! Чудо!» и громкий плач. Толстуха стояла, недоуменно хлопая глазами, открыв рот и растерянно утирала ладонью со щеки свидетельство истинности знамения.

Советница же, не теряя времени даром, прощемилась между верующими и, обреченно вздохнув, сошла с мостков, посчитав, что мягкая грязь — это все же безопаснее.

Пробежав обочиной и окончательно изгваздав подол котты, леди Блэкмунд настигла-таки начало процессии, продолжавшей неуклонно двигаться вперед. Святое шествие уже практически завершило свой путь, и летевший впереди отец Якуб в развевающихся одеждах победно потрясал флагом Мерриана, точно рыцарь, разящий неприятеля.

— Ваше Преосвященство! — Хельга, подобрав тяжелый подол, рванулась к ордальону. — Что ж вы делаете! Вы же половину паствы по дороге потеряли!

Жижель недовольно покосился на советницу, сглотнул, ошарашенный ее видом, и резко остановился.

— Пани советница! — он изумленно вытаращился на грязные разводы, тут и там покрывавшие ее руки, платье и лицо. — Что с вами произошло?

— Я пострадала за веру, — мрачно уронила Хельга, и тут сверху вновь полились потоки воды. Небеса потемнели, сверкнула косая молния и, придерживая руками взметнувшиеся под неожиданно сильным порывом ветра накидки, чепцы и плащи, Святое шествие кинулось укрываться под сводами кафедрального собора.

Собор святого Мерриана по сравнению с двухэтажными домами, лепившимися вдоль узких улочек, был грандиозен. Четыре высоких прямоугольных колокольни по углам главного нефа, возносящегося к небу позолоченным шпилем, были окрашены в небесно-голубой цвет. Изящные белоснежные колонны обрамляли массивные дубовые врата, украшенные резьбой и золотом. Ворот, ведущих внутрь собора, было четыре — на все стороны света, и с какой бы улицы ни явился к храму прихожанин, всегда складывалось ощущение, что попадает внутрь он непременно через главный вход.

Мельком оглядев собор, спешащая вместе с толпой укрыться от ливня Хельга поняла, что уже видела это великолепие: здание являлось точной копией столичного храма Судии. Только кафедральный собор Солейла был белоснежным и раза в два крупнее меррианского. Очевидно, провинциальные зодчие посчитали, что негоже превосходить столицу, и гордыню свою вовремя смирили.

Советница припомнила, как когда-то Торус рассказывал ей почти двухсотлетней давности историю строительства храма в Солейле — тогда людям во всю помогали подымать стены элвилин. Но постепенно такая «мелочь» стала забываться, а с тех пор, как к власти в Даринге пришел Орден Божьего суда, и вовсе замалчивалась. Волшебница раздраженно поправила сбившийся чепец и поморщилась — воспоминание о легате, как всегда, отозвалось болезненным ощущением в груди. Хельга подняла голову и вновь окинула взглядом здание. В хорошую погоду оно должно было играть позолотой и переливаться на солнце, однако, сейчас, когда тяжелые серые тучи почти опустились на позолоченный шпиль, а сильный дождь водопадом катился с водостоков, впечатление храм производил скорее гнетущее.

Площадь вокруг собора, мощенная серым камнем, пузырилась лужами, бурлила потоками воды, и пока Святое шествие втекало в распахнутые настежь двери, люди успели вымокнуть до нитки. Ко всему прочему, пока волшебница рассматривала здание, толпа успела отрезать ее от конвента, и теперь Хельгу теснили и пихали в бока простые горожане.

Внутри отец Якуб уже приступил к служению и, буквально внесенная толпой, советница поняла, что усесться на одну из стоящих стройными рядами скамей ей определенно не удастся. Обширное, гулкое помещение было до краев заполнено волнующимся морем прихожан, которые суетливо пытались отвоевать друг у друга свободные места. Большая часть осталась стоять в проходах, в боковых нефах и у самых дверей, плотно притиснувшись друг к другу. В конце концов, Хельга с трудом пробилась-таки к одной из белоснежных мраморных колонн, облегченно оперлась на нее и огляделась. Неф с узкими стрельчатыми окнами, чуть пропускавшими с улицы скудный свет, был озарен множеством водруженных на кованые подставки свечей. Пламя дрожало, потрескивало, играло тенями на мокрых лицах и бликовало на золотых фигурах святых сподвижников, украшавших распахнутые врата в алтарь. Внутри его, за круглой фигурой воздевшего к небесам руки Жижеля, матово поблескивала темная статуя святого Мерриана, державшего огромные чашечные весы.

— И приидешь, властитель, и воздашь каждому по делам его, — со всех сторон доносилось до советницы фальшивое, но проникновенное пение горожан. У некоторых на щеках блестели слезы умиления, и леди Блэкмунд почему-то почувствовала себя виноватой. Она никогда не отличалась излишней религиозностью и, работая на Орден, отстаивала службы скорее по необходимости, нежели из искреннего желания спасти свою грешную душу. Нахмурившись, волшебница очертила лоб двумя перстами и постаралась хотя бы на этот раз думать не о навалившихся на нее делах и испорченной одежде, а попытаться проникнуться общим настроением богослужения.