Идеальная память помогала лорду Гамильтону держать в голове столько и таких сведений, что, запиши он все, не хватило бы десятка огромных шкафов для хранения. Он записывал, но не то, что было плотно упаковано в его мозг, а свои наблюдения и рассуждения о деятельности вулканов (Уильям очень любил эти огнедышащие чудища, видные на горизонте), о развитии производства шелка в Италии, о новых антикварных находках, заметки об определении подлинности того или иного полотна… да мало ли о чем!

Гамильтон очень любил жизнь во всех ее проявлениях, от балов и охоты с королем до наблюдений за Везувием и ночным небом в телескоп или долгих часов разглядывания древних черепков и лавы вулкана. Две страсти довлели над остальными — коллекционирование и вулкан.

Была еще одна — его жена Кэтрин, Катарина, как он звал супругу на местный лад. Но Катарина давно и тяжело болела, врачи никак не могли понять, что же не так, лечили от всего подряд и ничего не вылечили. У них не было детей, но это не пугало лорда, для наследования достаточно племянников, а немалые средства позволяли надеяться, что не останется лежать нищим в приюте, будет ухожен и похоронен с почестями.

Кроме того, лорд Гамильтон так много сделал для своей страны, что мог рассчитывать не только на свои средства, но и на заботу Англии. Разве не через него, его широко разбросанную агентурную сеть, его личные знакомства, его осведомителей приходили многие сведения о делах в Неаполитанском королевстве, в Австрии, во Франции, Турции?.. Общаясь с антикварами всей Европы и Востока, он хорошо знал и о положении дел в разных странах, иногда лучше, чем работавшие там английские дипломаты.

Но вот Катарины не стало… Он похоронил жену пока в Неаполе: чтобы перевезти ее прах в Англию, требовалось получить отпуск и немало разных разрешений. В беспокойной Европе тех времен не рекомендовалось путешествовать на свой страх и риск.

Когда разрешение на отпуск было получено, лорд Гамильтон отправился на родину морем, чтобы перезахоронить прах жены в родовом склепе, оформить все бумаги на унаследованное поместье и продать кое-что из драгоценных антикварных вещей, купленных по случаю на недавнем аукционе.

Чарльз Гревилл, управлявший поместьем почившей леди Гамильтон по доверенности (и управлявший весьма толково!), получив письмо от дяди, заметно взбодрился. Ему срочно были нужны деньги, у лорда таковые были, к тому же хотелось поговорить о возможности долгосрочного займа для женитьбы и содействия дяди в вопросе сватовства. Лорд Гамильтон неплохо знал графа Миддлтона и мог бы замолвить словечко за племянника.

Чарльз уже давно не видел дядю и, памятуя его возраст, представлял стариком, тем более сам лорд жаловался на дряхлость. Конечно, эти жалобы были скорее кокетством, но все же Гревиллу хотелось убедиться, что у дяди нет в голове мыслей о новой женитьбе. Честно говоря, получив сообщение о смерти леди Гамильтон, Гревилл испугался: пока он был единственным наследником бездетного лорда, но вдруг тому придет в голову жениться снова и появятся дети?

На столе лежала свежая почта — два деловых сообщения из банка, письмо от Френсиса из Франции о тамошних событиях, письмо от лорда Гамильтона о скором прибытии и, как всегда, письмо от Эммы. Чтобы не получать ее писулек каждый день и не быть вынужденным тратить немыслимое количество времени на пустые ответы, Гревилл объявил, что будет присылать в каждом своем письме подписанный конверт, чтобы она отправляла свой ответ в нем.

Это давало возможность хоть как-то сократить почту, сама писать его адрес Эмма, слава богу, не решалась. Нытье не прекратилось, но хоть стало реже (зато объемней, в конверт едва помещались ее шестистраничные страдания по поводу неопределенного будущего). Если честно, то Эмма порядком надоела Гревиллу, к тому же сильно усложняла проблему женитьбы, но он не видел возможности просто ее бросить.

Положив рядом два конверта, он задумался. Вот кто поможет, кто посоветует — дядя. Лорд Гамильтон достаточно опытен и богат, чтобы оказать помощь любимому племяннику. Он найдет способ как-то развязать отношения с Эммой. Но тут же Чарльз ощутил некое душевное неудобство, ведь дяде придется объяснять, почему девушка столько времени живет не у Гревилла, а в деревне. Велика важность — спела на публике! Тем более никакого скандала не случилось…

Решено — Эмму нужно вызвать обратно (только без ребенка!), представить дяде и попросить помощи. Лорд Гамильтон умеет ценить красоту, он поймет, почему племянник взялся помогать этому очаровательному созданию, их связь не будет выглядеть столь одиозно, как при объяснении за глаза.

Письмо от Чарльза! Это всегда радость, оно означало, что возлюбленный пока не бросил, еще помнит, а значит, может вернуть.

Дрожащими руками Эмма вскрывала конверт. Она каждый раз так просила простить, обещала вести себя тихо, не высовываться, как мышка из норки, просила позволить приехать, видеть его снова… И каждый раз Гревилл делал вид, что не читал этих просьб.

Но в конверте не десять фунтов, а двадцать. Сердце упало: возможно, это последние, что тогда? Она протянула деньги матери, впившись глазами в текст. Мэри настороженно следила за выражением лица дочери. Вот губы чуть тронула улыбка, на глазах выступили слезы, это слезы счастья:

— Мама, он велел приехать. Нам с тобой. Эмма остается пока здесь. Это деньги нам на дорогу и на содержание Эммы.

Мэри Кэдоган перекрестилась:

— Слава Богу!

Сара, тоже внимательно наблюдавшая за внучкой, почти ехидно поинтересовалась:

— Зовет обратно? Что это у тебя за странный муж и что такое ты натворила, что выгоняли?

— Это не муж, а родственник мужа, он мог бы и не содержать нас…

— То-то ты шепчешь «любимый…».

Ох эта Сара Кидд, ничего от нее не скроешь!

Но Эмме все равно, она знала, что больше не допустит ни одной ошибки, забудет о пении, закроет рот на замок, будет читать и учиться, разумно вести хозяйство, научится шить или еще как-то зарабатывать деньги, чтобы не сидеть на шее у Чарльза, до самой старости будет ему угождать, потому что никто другой не стал бы содержать их с мамой и дочкой после того, что она натворила в жизни.

Пусть о Чарльзе Гревилле говорят, что он холодный и расчетливый, но именно он, а не кто другой вытащил Эмму из небытия, когда она оказалась беременной в Хавардене, именно он поселил в своем доме, содержал столько времени чужого ребенка и не намерен отказываться от них впредь! К тому же она была уверена, что ее возлюбленный красив, причем не только внешне, но и душой, даже если большинство знакомых так не считало!

А что это за большинство? Посетители Ап-Парка, которые сами ни добротой, ни порядочностью не отличались. Они-то не пришли на помощь бедной Эмме! Ей и в голову не приходило, что никто, кроме Гревилла и самого Гарри Федерстонхо, не знал о ее беде, а Гарри понятия не имел, где она находится, потому что никто и не помышлял передавать ему полученные от бывшей любовницы письма.

Нет, чем больше Эмма думала о своем Чарльзе, тем больше влюблялась в него!

В Монпелье, большом белом доме с колоннами, всем заправляла племянница хозяина миссис Френсис Нисбет. Многочисленные слуги, в основном чернокожие, считали миссис Френсис очень хорошей хозяйкой, она и впрямь была женщиной доброй и справедливой, бездельников не поощряла, но и зря не наказывала.

Монпелье свой дом прозвал его хозяин Джон Ричардсон Херберт, председатель государственного совета острова Невис. Вот он слыл жестким человеком, очень не любил, когда перечили, и чужого мнения не признавал. Жена у сэра Джона умерла, а единственную дочь он выставил вон безо всякого приданого, потому что та посмела выйти замуж против воли отца. Но под суровым видом у него скрывалось добрейшее сердце.

Его племянница Френсис тоже побывала замужем за врачом Нисбетом, овдовела и вместе с маленьким сынишкой приехала на остров под крылышко любимого дяди. Суровый внешне Херберт по натуре был человеком щедрым и добрым, хотя действительно властным и любившим настоять на своем. Большой дом Монпелье вечно был полон гостей, а потому забот у миссис Нисбет хватало.