— Иногда мне очень хочется уметь разговаривать с животными, — Япония слабо улыбнулся, чувствуя небольшое облегчение. Германия слегка прищурился и издал короткий и тихий смешок.

— Я бы тогда только с ними и говорил, — Людвиг поправил рукав пиджака, немного более нервно, чем обычно.

— Знаете, Германия-сан, — Япония наконец решил вернуться к старому обращению, несмотря на то, что он уже окончательно запутался с суффиксами. — Вы действительно похожи на собаку.

Посмотрев на сбитого с толку Людвига, Кику поспешил исправить свои небрежные слова.

— Я хотел сказать, что в хорошем смысле, — Хонда неловко поёжился, чувствуя, как громко застучала в ушах кровь. – Я ни в коем случае не хотел Вас оскорбить.

Германия пару раз молча моргнул, после чего немного нахмурился, слабо улыбнувшись, всего на пару секунд. Япония не сдержался и усмехнулся в ответ.

— Спасибо, наверное? — Германия неловко улыбнулся, осторожно пожав плечами. — А как по мне, так ты похож на котёнка.

Япония нахмурился, его лицо исказилось в странной манере, выражающей глубокое недоумение, смешанное с чем-то, похожим на брезгливость. Германия резко перестал улыбаться. Спустя секунду такого неловкого молчания Германия поспешно оправдался.

— Да шучу я, — он не улыбнулся, лишь бросил нервный взгляд на Японию.

Кику внезапно осознал, что необоснованно сглупил, проявив себя не с самой хорошей стороны. С облегчением вздохнув, он снова повернулся в сторону окна, рассматривая мелькавшие в нём дома и пейзажи, чьи очертания размывались в движении, словно это не поезд несётся на полной скорости, а Земля вертится отдельно от них, совершенно не обращая внимания даже на сам факт их существования. Подобное сравнение хорошо приживалось с неумолимостью времени: под его неостановимым натиском ломаются даже самые стойкие, рушатся крепчайшие здания, стираются в пыль горы, иссыхают реки, утихает ветер. Когда-нибудь Хонда тоже сотрётся под влиянием времени, смешается с каменной пылью, и ветер сметёт его прах в море, разбросав несчастного Кику по всему миру. Со временем даже самые сильные страны исчезают бесследно, оставляя после себя лишь смутный след в истории, да и то до тех пор, пока о ней не забудут. От этих мыслей Япония невольно вздрогнул.

***

Кику скептически осмотрел небольшой одноэтажный дом, построенный по всем меркам умеренного модерна, явно выбивающегося среди простеньких жилых домов с черепичными крышами, и железобетонными зданиями, настолько привычных для Хиросимы. Германия множество раз извинялся за это, пока они шли по центру города, но Хонда был равнодушен к внешнему виду дома, ведь здание было лишь малой частью всего японского города, от которого веяло своеобразным спокойствием. На улицах было относительно тепло — в среднем примерно девять градусов, а ведь на календаре было только начало марта. Пришлось Кику расстегнуть своё пальто и нести его в руках.

Внутри дом был немного лучше, чем снаружи — в общем складывалось такое впечатление, что здесь кто-то жил всего три секунды назад, но потом владельцы ушли по делам. Вещи лежали так, словно их здесь в спешке оставили и забыли убрать, комнаты были чистыми и ухоженными, но слегка мрачноватыми: в каждом предмете было нечто мистически-жуткое. Особенно ванна — удивительно белая и гладкая, но не слишком большая, да и выглядящая вполне дёшево, отчего складывалось впечатление, что это одна из тех ванн, в которых выращивают огромных аллигаторов или топят неверных возлюбленных. А ещё Кику тревожил скрипящий пол в коридоре: ему не очень-то хотелось будить всю округу ужасным скрипом лишь потому, что он захотел выпить воды посреди ночи. Но во всём остальном, куда бы Япония не посмотрел, дом казался вполне уютным и к некоторым мрачным деталям можно было привыкнуть.

Только зайдя внутрь, Кику с тяжёлым вздохом сел на диван, чувствуя, как возмущённо ноют от боли ноги. Германия оставил чемоданы в коридоре и с не менее измученным вздохом сел рядом с Хондой. Они молчаливо переглянулись, и Япония слегка улыбнулся. Германия никак ему не ответил, даже не прищурился, только отвернулся в сторону коридора, рассматривая оставленные там чемоданы. Улыбка быстро исчезла с лица Кику, он виновато нахмурился и тоже отвернулся. Каждый раз, когда они оставались одни в комнате, в воздухе зарождалась неловкая тишина, от которой мурашки бегали по телу. Каждый раз в таких ситуациях Япония совершенно не знал, что ему нужно сказать: судить о действиях Германии было очень сложно, ведь они никогда толком не говорили и Хонда никогда не знал, что можно ожидать в тех или иных ситуациях. Всячески пытаясь случайным кратким движением привлечь к себе внимание, Япония сдавленно закашлялся, прочищая горло, но это никаким образом не помогло. Германия, кажется, абстрагировался от Японии, полностью поглощённый собственными мыслями.

— Погода здесь довольно тёплая, правда? — Хонда спросил первое, что пришло в голову, после чего сразу же проклял себя в сердцах за такой нелепый и банальный вопрос, который он наверняка уже когда-то спрашивал. Германия повернулся к нему, слегка отстранённым взглядом посмотрев ему прямо в глаза. Спустя полсекунды его взгляд сфокусировался на Японии, Кику невольно отодвинулся.

— В Берлине немного холоднее, — Людвиг непринуждённо пожал плечами. — Разница в средней температуре совсем небольшая, так что кажется, будто эти города рядом.

Кику улыбнулся краями губ, ощущая чувство облегчённости, словно ему разрешили отдохнуть после тяжелейшего двенадцатичасового рабочего дня.

— Но они далеко, — в голосе Японии зазвенела тонкая нота печали, быстро перерастающая в шутливую раздражённость. — Поэтому ехать в поезде было ужасной идеей.

— Зато было довольно спокойно, не находишь? — Германия скептически изогнул одну бровь. — Да и не так уж долго мы ехали, по воде и то было дольше.

— По воде и в поезде это совершенно разные вещи, — Япония почти беззвучно хмыкнул, сведя брови. — Но я рад, что мы добрались. Хиросима славный город, надеюсь, Вы его оцените.

Германия согласно кивнул, сохраняя холодное выражение лица. Кику стало немного не по себе: он, конечно, помнил, что у немцев принято строить непроходимые границы в общении с определёнными людьми, но ведь не настолько же. Незаметно вздохнув, Хонда поднялся с дивана и пошёл в коридор, чтоб забрать свои вещи и найти для каждого предмета уютное место в своей комнате. Германия провёл его взглядом, не выражающим абсолютно ничего, а потом и сам решил разобрать вещи, несмотря на то, что вид у него был крайне истощённый. До самого вечера Япония пытался унять взявшееся из-ниоткуда волнение, прогнать прочь мысли о войне, которая ведётся где-то далеко, но в то же время под самым боком, прямо за спиной. Иногда он был готов удариться головой о стену, лишь бы не тревожиться за то, что из-за этого вынужденного отдыха он может проиграть, сдать назад и получить сокрушающий удар как раз тогда, когда он меньше всего ждал. Он пытался занять себя расстановкой вещей: оставлял что-то на полке или в ящике, но потом почти сразу же доставал обратно и искал новое место. Таким образом он пытался заставить себя полностью погрузиться в мысли о порядке и организованности, повторяя одни и те же действия сотни, а то и тысячи раз, подобно обычному человеку, что просыпается рано утром, идёт на работу, возможно, ужинает, а после отправляется спать, чтоб завтра снова проснуться рано и пойти на работу.

Как только за окном начало темнеть, Японии надоело сортировать вещи, поэтому он решил выйти в гостиную. На диване сидел Германия, читающий книгу, но как только Кику зашёл в комнату, он убрал книгу в сторону и быстро поднялся на ноги, отчего Хонда с недопониманием нахмурился.

— Япония, одевайся, — Людвиг подошёл к шкафу в коридоре, взял пальто Кику и бросил его так, чтоб Хонда точно поймал. Сбитый с толку Япония медленно надел пальто, растерянно уставившись на ничего не объясняющего Германию, но прозвучавший то ли приказ, то ли просьба был довольно грозным, потому Кику, на секунду засомневавшись, вышел следом за Германией из дома.