— Всё нормально? — обеспокоенно спросил Германия, покосившись на Хонду через плечо. Япония поспешно кивнул в знак того, что всё хорошо. Дальше они тоже не разговаривали, даже когда сели в поезд, заняли места в купе и разложили вещи. Всё это они делали в полнейшем молчании, лишь изредка Япония позволял себе покоситься на Германию и встретиться с ним взглядом. Нельзя было понять о чём думал Людвиг: его лицо оставалось спокойным и сдержанным, и Япония пытался выглядеть так же, но глубоко в душе он паниковал без видимой на то причины до такой степени, что у него закружилась голова и к горлу подступила желчь. Пытаясь выбросить ненужные мысли из головы, он начал бесцельно копошиться в своём чемодане, притворяясь, словно он что-то ищет, но на самом деле Япония пытался поймать нужную секунду, когда Германия на что-то отвлекался, чтоб посмотреть на него и попытаться угадать о чём он думает. Впервые Кику не удавалось прочитать атмосферу, поэтому он и не знал стоит ли ему говорить что-то или же молчать до самого их отъезда. Японии хотелось исчезнуть, стать невидимым и никогда больше не появляться в этом купе. У него в голове даже мелькали мысли о том, чтоб попросить машиниста остановиться и сойти с поезда, оставив Германию одного. Кику заставил себя сесть возле окна и смотреть на размытые очертания леса снаружи. Он медленно вдохнул через нос, незаметно приоткрыл губы и выдохнул через рот. Поезд размеренно шумел, изредка пошатываясь. По телу Хонды пробежались мурашки, когда он прислушался к стуку колёс поезда и услышал слабый импульс, почувствовал его подушечками пальцев. Слабая дрожь и монотонный гул, повторяющийся с одними и теми же интервалами, подобно стуку огромного механического сердца. Кровь стучала в ушах, билась в венах, артериях и капиллярах в такт этому спокойному и глубокому шуму, Япония незаметно для себя начал слабо покачиваться, вторя поезду, закрыв глаза. Его дыхание выровнялось, сердцебиение перестало быть таким лихорадочным, разум сразу же очистился и все мысли пришли в порядок. Ему казалось, он способен уловить в этом шуме и движениях что-то неизмеримо важное для себя, как великая тайна, сокрытая от него с давних времён. Он услышал слабую, едва уловимую мелодию, которую так любезно напевал ему стальной ящер, с бешеной скоростью несущийся по рельсам. Открыв глаза, Япония наконец-то ощутил себя прежним: спокойным, уверенным, готовым к любой ситуации. Он уставился в пол, рассматривая носки своих ботинок, медленно поднимая взгляд, переводя его всё выше и выше: сначала на окно, потом немного правее, а после и на Германию, что непринуждённо сидел напротив, неспешно читая какую-то книгу. Кику пробежался взглядом по строкам, но угадать книгу по содержанию ему не удалось. Лишь в открытую вычитав один из абзацев вверх дном он мог с уверенностью сказать, что перед ним «Права и свободы человека».

— Зачем оно тебе? — слегка наивно спросил Кику, с непониманием хмурясь. — Ты ведь не человек.

— Это не значит, что я не должен о них забывать, — ответил Германия, не отрывая взгляда от книги. Читать в движущемся поезде было сомнительной идеей, но у него каким-то чудом это удавалось, к тому же, довольно быстро.

— Ценю твоё рвение к равенству, — Япония неопределённо пожал плечами. — Но не думаю, что на войне немцы, японцы или итальянцы задумываются о собственных правах.

— Войны начинаются и заканчиваются, — Германия с заметным раздражением захлопнул книгу и посмотрел на Кику. — Страны продолжают существовать.

— Не всегда, — Хонда едва заставил себя произнести эти слова. В душе снова образовалась неутолимая пустота, похожая на вечный голод, от которого никак не избавиться. Людвиг удивлённо приподнял брови, а потом резко нахмурился, отводя взгляд к окну.

— Тогда чем мы лучше людей? — Япония даже в мыслях не собирался замолкать. — Мы тоже умираем, наши тела болят, мы стареем. Не так, как люди, но стареем. И никогда не появляемся снова. Даже у людей есть права, так почему нет у нас?

— Мы не люди, — мягко ответил Германия, заглядывая Кику прямо в глаза. — Но это не значит, что мы не имеем прав. Слышал когда-нибудь о теории сверхчеловека?

Япония сердито нахмурился и прислонился к спинке сиденья. Кику всегда хотелось быть сильнее, чем он уже есть, стать свободным и не зависеть ни от кого. И вот, когда он на полном ходу стремился к саморазвитию, ему мешала одна лишь мысль о том, что он не имеет прав, ведь не является человеком, отчего Япония ощущал себя неполноценным. Все эти мысли заставляли недовольство внутри Хонды неистово ворочаться и жечь всё вокруг, вызывая не самые приятные ощущения.

— Слышал, — коротко кивнул Кику, сложив руки на груди. — Но не слишком улавливаю суть. Везде говорится по-разному, и я всё никак не могу понять, чему я должен верить.

— А ты и не должен верить, — Германия слабо ухмыльнулся, прищурившись. Он всегда так делал, когда хотел отчётливей выразить какую-либо эмоцию. Удивительно, какое разнообразие он умел выразить с помощью таких малых усилий. — Ты можешь лишь верить, но это не значит, что теория не достойна внимания. А ещё, говоря о собственных правах, ты противоречишь сам себе. Не ты ли только что сказал, что я не человек, значит, их права мне ни к чему?

— Это был сарказм, — невозмутимо резюмировал Япония, едва заметно вздыхая. — Я хотел сказать, что это печально. Ну, имею в виду то, как нам пытаются внушить, что мы не люди и не можем себе представить, как это — быть обычным человеком.

— Ах, ты об этом, — Германия улыбнулся немного отчётливее, практически закрыв глаза. — Не могу не согласиться. Но лично мне кажется, что страны это нечто большее, чем люди.

Япония не мог согласно кивнуть ему, но и отрицать его мнение тоже был не способен. Поезд снова покачнулся, скрипнув колёсами. Эмоциональный голод всё не уходил, несмотря на то, что Кику пытался почувствовать себя лучше за счёт Германии.

— Прошу меня простить, — Япония немного подался вперёд в вежливом поклоне. — Я зря устроил этот нелепый спор, Германия-доси.

— Я всё понимаю, — Людвиг едва заметно пожал плечами. — Ничего страшного, иногда такое и со мной бывает. Это всё потому, что ты устал, оно пройдёт со временем.

Кику согласно кивнул, уставившись взглядом в окно. Желание разговаривать снова сошло на нет, сменившись полным опустошением. Хонда едва сдержался, чтобы не зевнуть. С каждой секундой тревога в воздухе становилась сильнее, Япония вдыхал её, наполняясь волнением, отчего сердце остервенело стучало.

— Я слышал, что ты собирался о чём-то договориться с Россией, — Кику посмотрел Германии в глаза пронзительным и холодным взглядом.

— Я не хочу сейчас говорить о политике, ладно? — осторожно перебил его Людвиг. — Мне тоже не помешало бы отдохнуть хоть немного.

Япония едва заметно вздохнул, не сводя взгляда с Германии.

— Я заметил, что тебе понравились мои собаки, — Германия улыбнулся, слегка наклонившись вперёд.

— Они неплохие, — Кику потёр заледеневшие пальцы, пытаясь согреться. — А ещё напоминают мне о Почи-куне. Правда, он не такой шумный.

Германия согласно хмыкнул, но отвечать не спешил. Хонде именно это и не нравилось в их сотрудничестве: Германия большинство времени занят выходками Италии, поэтому Япония с ним не так уж и много говорил, только если дело не касалось чего-то важного, а сейчас, когда нужно было как-то оживить разговор, Кику совершенно не знал, что ему сказать. Даже если бы он и смог хоть что-то придумать, всё ещё нужно было это нормально произнести, а отрепетировать у него совершенно не было времени. Подобное чувство не охватывало его ещё с прошлого века, когда он только недавно отказался от изоляции. Тревога и паника во время разговоров, глупые попытки начать разговор, отсутствие тем для обсуждения и прочие проблемы социализации ставили Японию в тупик, из которого не было обратного пути, а уж тем более выхода. Видимо, Германия заметил, как Хонда пытался просчитать свои ответы наперёд, поэтому решился найтись с запоздалым ответом.

— Собаки доставляют проблемы иногда, — он оторвал взгляд от окна и посмотрел на Кику. — Но они мне действительно дороги. С ними легче, чем с людьми.