– Я, кажется, ясно дал понять, что устал и хочу побыть один, – произнес Шаляпин с ледяным спокойствием, сквозь которое явно проступало сдерживаемое раздражение. – Но раз уж ты явилась, будь добра изъясняться понятней. Я не знаю, какой у Саши социальный статус и на что я должен употребить отцовский авторитет.

Она обиженно поджала губы, подавляя желание пуститься в привычную свару, потом, взяв себя в руки, заговорила слегка дрожащим голосом:

– Сегодня утром, когда Саша завтракал, я зашла в его комнату. Его компьютер был включен. Он, похоже, всю ночь просидел в одной из этих ужасных социальных сетей. Он ведет там переписку с некой девицей по фамилии Кузьмина. Я специально узнавала: ее отец – алкоголик, работал когда-то грузчиком на хлебозаводе, мать – продавщица в магазине. С этой девицей Саша путается уже давно, я все хотела тебе рассказать, но тебе же все время не до того, у тебя же служба, ты же устаешь.

Выдержав паузу и не дождавшись оправданий, она продолжила тоном, каким рассказывают заинтересованным слушателям кульминации трагических историй:

– Так вот, они договорились пойти завтра вместе на день города. Но можешь ли ты представить, какой ужас я испытала, прочитав, как она пригласила его после праздника отправиться в «Пит-Стоп» – этот грязный публичный дом на трассе? Если бы ты только знал, какими словами эта шлюха пишет об «уютных гнездышках» на втором этаже, как обещает… У меня язык отсохнет, если я решусь произносить эти паскудства. Петя, ты должен немедленно вмешаться и положить этому конец. Ты должен прямо сейчас поговорить с Сашей и раз и навсегда запретить ему…

– Оставь меня в покое.

– Что? – она удивленно подняла брови.

– Оставь. Меня. В покое. – Раздельно проговорил он, устало прикрывая глаза. – Если у парня появилась возможность трахнуть молодую девку вместо того, чтобы шуровать рукой под одеялом, я не собираюсь ему в этом мешать.

Некоторое время Наталья смотрела на него широко открытыми глазами, потом молча поднялась с кресла и проговорила со злостью:

– Тебе пора уходить с этой работы, Петр. В последнее время ты стал просто невыносим, и мне страшно подумать, что с тобой будет дальше.

Уже подходя к двери, она услышала спокойный голос мужа, и это деловитое спокойствие заставило ее мгновенно остановиться:

– Я уйду с этой работы, Наталья. Уйду раньше, чем ты ожидаешь и не совсем так, как ты ожидаешь. И тогда выйти на работу придется тебе.

Эта мысль показалась Шаляпину забавной, он широко улыбнулся, но тут же вновь напустил на себя озабоченный вид.

– Я вот только не соображу никак: а что, собственно говоря, ты умеешь делать? Чем сможешь себя прокормить?

Ожидая ответа, он смотрел на жену с нескрываемым любопытством, сквозь которое явно просматривалась глумливая издевка.

Наталья с силой захлопнула дверь комнаты.

Сменный, двенадцатичасовой график, вечная беготня на работе, попытки поймать хотя бы несколько минут отдыха, чтобы присесть, расслабиться, а иногда и слегка вздремнуть, привили Насте способность засыпать и просыпаться по внутренней команде в любое время суток. Поэтому, договорившись на работе о коротком пятидневном отпуске, она заранее предвкушала удовольствие, с которым будет отсыпаться ночами, как положено нормальным людям, и неторопливо подниматься поздним утром, а не скакать по комнате в предрассветной мгле, ежеминутно поглядывая на часы.

Проснувшись в десять утра, она позволила себе еще полчаса поваляться в расслабленной полусонной неге. Радость от того, что не надо бежать на работу слегка омрачалась мыслью о неизбежной уборке запущенной за неделю квартиры. Поняв, что заснуть больше не удастся, Настя поднялась, накинула легкий халат, сунула ноги в шлепанцы и вышла в коридор. По пути на веранду заглянула в комнату к брату.

Антон сидел в одних трусах за низким столиком, на котором были разложены детали детских конструкторов вперемежку со вполне взрослыми инструментами – отвертками, пассатижами и ключами и что-то сосредоточенно мастерил. Телевизор с выключенным звуком демонстрировал суетливые похождения мультяшных героев.

– Давно встал? – как всегда при общении с братом Настя непроизвольно повышала голос, хотя никаких проблем со слухом у Антохи не было. – Ты хоть умывался? Чего молчишь? Вижу, что нет. А ну, быстро к умывальнику, и штаны одень. Есть приготовлю – позову.

Она вышла на застекленную веранду, летом выполняющую роль гостиной и кухни, достала из угла большое пластиковое корыто, свалила в него накопившееся за неделю грязное белье, залила водой из бака и присыпала порошком. Зажгла плиту, машинально отметив, что пламя совсем маленькое, значит, скоро предстоят расходы на смену баллона, и занялась приготовлением завтрака.

Как обычно, матери в это время дома не было, – она, по давно заведенной привычке, с самого утра отправилась к подруге, живущей на соседней улице, вернется, очевидно, к вечеру и в сильно поддатом состоянии.

Когда Настя уже выставляла на стол посуду, дверной звонок разразился непрерывной, настойчивой трелью. Она подошла к окну, чуть отдернула занавеску и бросила короткий взгляд на крыльцо. Отшатнулась, болезненно поморщившись, как от внезапной зубной боли, застыла посреди веранды с тарелкой в руках. Мелькнула трусливая мысль: «Не открывать. Пусть подумает, что никого нет», но через секунду, взяв себя в руки, она зло поджала губы, поставила тарелку на стол и решительно подошла к двери.

За порогом, упираясь рукой в косяк и по-прежнему нажимая кнопку звонка, стоял Манцур-младший.

– Привет, Настена, – произнес он с добродушной, хоть и слегка натянутой улыбкой.

Настя пихнула его руку, сбрасывая палец с кнопки.

– Чего трезвонишь? Тоху напугаешь!

Она поплотнее запахнула халат, скрестила руки на груди, хмуро глядела на незваного гостя, всем своим видом показывая, что не настроена на долгий разговор.

– И потом, я сколько раз тебе говорила, чтобы сюда не шлялся? Тебе чего, «Пит-Стопа» мало?

– Так я это… в «Пит-Стопе» был, сказали – ты до среды в отпуске, телефон у тебя отключен, а у меня дело… то есть, не то, чтобы дело, а так, предложение. – Нагловатое и развязное добродушие, с которым он, очевидно, готовился провести разговор, сползало с него прямо на глазах. – Что, и в дом не позовешь?

– Не позову.

С настороженным удивлением Настя отметила, что Манцур, похоже, абсолютно трезв. Это было непривычно – как правило, общаясь с ней, он предварительно изрядно принимал «для храбрости», а как вести себя с трезвым воздыхателем она пока не представляла. К тому же, их последний разговор, состоявшийся еще зимой, казалось, подвел окончательную черту под хамоватыми ухаживаниями сегодняшнего гостя, Настя давно убедила себя в этом, поэтому внезапный визит застал ее врасплох.

– Ну, ладно, можно и здесь, – пробормотал Манцур, явно страдая от отсутствия алкогольного допинга. – Короче, такое дело. Завтра, короче, праздник, мы тут с пацанами решили, как гулянка кончиться, на берегу, короче, продолжить. Ребята, девчонки клевые все, место хорошее, километров пять от города, мангалы, там, природа, все дела. Ну, я, короче, подумал: Настену надо пригласить. Мы еще, может, и пораньше туда двинем – чего мы тут не видели? Развлекухи для лохов, короче. И вообще, – он изобразил загадочную ухмылку. – Народу в городе будет до хрена, мало ли чего, вдруг шухер какой, или, там, пиротехника бракованная, или менты праздник испортят? В своей тусовке всяко спокойней. Короче, Насть, давай с нами…

– Короче, Дима, я тебе уже много раз объясняла: мне не интересны твои развлекухи, твои клевые чуваки и чувихи, я тебя, короче, просила мне не звонить и, тем более, не приходить сюда.

Понимая, что сынок самого богатого жителя Шмарова, при желании, вполне мог организовать ей проблемы на работе, Настя старалась лишний раз его не злить, говорила ровным, чуть скучающим тоном, лишь язвительно выделяя его излюбленное слово-паразит.