Он злобный, жадный и напоминает мне стервятника — мерзкое существо, которое питается останками мертвых.

Мужчина хватает меня за лодыжку, но я начинаю драться, пиная его своими окровавленными ногами, кричу на него, чтобы отпустил меня. Одна из шпилек моих туфель протыкает его татуированное предплечье, и он ревет от боли, но это лишь подстегивает его.

Он хватает меня снова, на этот раз выше за ногу, сжимает и делает так больно, что я кричу.

Я вижу людей, но они только наблюдают, находясь в безопасности рядом со своими домами. Никто не зовет на помощь. Никто не пытается спасти меня. Никто. Они все так же напуганы, как и я, прячутся позади своих грязных занавесок или убегают в здания, чтобы скрыться.

— Иди сюда, ты, глупая сука!

Мужчина сжимает мою ногу, усиливая захват. Он тянет меня через заднее сиденье, но я хватаюсь за водительское сиденье, все еще сопротивляясь, кричу и бьюсь за свою жизнь.

Если мне суждено умереть, я не сдамся без борьбы.

Услышав скрип позади себя, я оглядываюсь назад и вижу, что Кевин открывает дверь. Он глубоко вздыхает и затем наклоняется вперед, чтобы оказаться ближе.

— Кевин! — кричу я. — Почему ты делаешь это?! Мы были только добры к тебе!

Он качает головой, оглядывая меня. И затем прежде, чем я осознаю, он бьет меня по лицу прикладом своего оружия.

Кровь заполняет рот, сбегая вниз к груди. Мужчина, который держит мои ноги, по-прежнему дергает и кряхтит, пытаясь вытащить меня из машины.

Но я не прекращаю бороться. Не могу. Меня не волнует, если в конечном итоге я умру из-за этого. Мои акриловые ногти погружаются в кожу сидения, и я держусь еще крепче.

— Этого удара должно было быть достаточно, чтобы заставить тебя прекратить сопротивляться, Джиа. Ты не оставила мне выбора. Ты устроила сцену, и теперь мы не можем оставить это так.

Я оглядываюсь на Кевина, ощущая медный вкус на своем языке.

— Я ненавижу тебя, — говорю я, а затем плюю прямо ему в лицо.

Но мои слова ничего не значат для него, так же, как и плевок. Когда моя перемешанная с кровью слюна попадает на его щеки, он действует так, будто ничего не произошло.

Кевин не вздрагивает и не реагирует. Он вообще ничего не делает, за исключением того, что планировал сделать в первую очередь.

Прикладом своего пистолета он бьет меня по голове, и я слышу треск, который звучит нереально.

Моя хватка ослабевает, и мужчина, который держит меня за ноги, наконец, вытаскивает мое слабое тело из машины. Головой я сильно ударяюсь о тротуар, и слышу другой треск, но некоторое время ничего не чувствую.

Потом чувствую только онемение.

Холод.

Я больше не могу видеть солнце. Вокруг меня только мрак. И вот тогда я начинаю понимать — что-то покрывает мою голову. Что-то блокирует мое зрение.

Затем темнота становится все гуще, и я погружаюсь в нее все глубже.

Слышу свое тяжелое дыхание, сердце, громко бьющееся в груди, так что, полагаю, я все еще жива.

Но уже не хочу жить.

Вспоминаю голубые глаза Тони, когда он с раскаянием смотрел на меня. Помню его кровь на моих руках. Чувствую собственную кровь во рту, и единственное, чего хочу, это умереть.

Я полюбила одного из самых опасных людей на планете.

Убийцу.

Лжеца.

Психопата — так все его называли.

Но для меня он не был ни одним из них.

Антонио был моим мужем. Моей скалой... Но теперь, из-за этих людей, его больше нет.

День первый

Вдалеке слышу плеск воды.

Шипение и гул, низкие голоса. Некоторые из них хвастливые и высокомерные. Остальные не разобрать.

Я чувствую боль. Затылок болит так сильно, что я вздрагиваю. Стараюсь дотянуться, чтобы прикоснуться к нему, но не могу. Не могу пошевелить руками. Я ограничена в движениях.

Дергаю руками и чувствую, как что-то впивается в запястья с каждым рывком.

Веревка.

Открываю глаза, чтобы увидеть лишь черноту. Мое дыхание учащается, легкие работают с удвоенной силой. Веревка стягивает запястья очень плотно, кожу саднит, я не могу больше двигать руками.

Звук воды усиливается. Кажется, он теперь ближе. Моя голова ощущается тяжелой, когда я поднимаю ее, пытаясь убрать то, что ее покрывает, чтобы увидеть хоть что-то.

Я начинаю паниковать.

Раскачиваю свое тело, пытаясь лечь на левую руку, делаю все, что могу. Сначала ничего не получается, но продолжаю покачиваться, и, наконец, встаю.

Тяжело и прерывисто дыша, я смотрю вниз через маленькую щель и вижу старое сено и заплесневелую древесину. Низкие голоса становятся громче, а потом я слышу, как что-то скрипит, а затем хлопает. Дверь.

Мое дыхание застревает в горле.

— Проверьте суку! Похоже, что она двигается, — низкий голос кричит это на испанском языке. Сначала я едва понимаю его. Мой разум находится в сплошном тумане. — Прошло два дня.

Два дня?

Сжимая губы и двигая головой немного больше, я получаю небольшое представление о руках. Мои запястья крепко связаны. Ощущение, что это кандалы, но я была права. Это веревка.

Мои запястья ободранные и красные. Они в свежей крови и очень болят, когда я борюсь.

Слезы жгут глаза, но я не позволяю им остановить меня. Не знаю, где я, но поднимаю руки, опускаю голову и кусаю толстую веревку. Ни одна из нитей не отрывается.

Тяжелые шаги раздаются все ближе и ближе, кто-то направляется туда, где я. Слышу дыхание человека. Могу чувствовать запах его зловония… или, возможно, это мое собственное.

Я слышу звон ключей, а затем кто-то прочищает горло.

— Стой, — говорит кто-то, и я удивлена, что на английском языке. Я вздыхаю, сразу оставив в покое свои запястья. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть вокруг, хотя ни черта не вижу. Мне видно лишь пол и все. — Он близко, — шепчет человек. Это мужской голос. — Притворись, что до сих пор без сознания. Немедленно.

Последнее слово сказано требовательным тоном, но я не колеблюсь.

Падаю на бок, и это движение отдается болью в голове, но я закрываю глаза и успокаиваю свое дыхание. Я стараюсь вспомнить положение, в котором была, когда спала, но не могу. Шаги ближе, и мое дыхание учащается под черным мешком, который надет мне на голову.

— Черт, — говорит мужчина. — Сука все еще в отключке.

Ключи звенят, а потом какие-то ворота или двери скрипят в петлях. Шаги подходят ближе, а затем останавливаются.

Ногой он пинает меня в живот, и я стараюсь не шуметь. Не смею глотать или дышать. Мужчина вздыхает, и через несколько мгновений слышу, как он идет в противоположном направлении. Слышу лязг двери, что-то щелкает, а затем звук его шагов отдаляется.

Не смею сделать вдох, пока не слышу, как хлопает другая дверь.

Слава Богу.

Отталкиваюсь связанными руками, чтобы сесть выше, насколько возможно. Я все еще осторожна. Теперь я знаю, что здесь есть кто-то еще. Кто-то наблюдает за мной.

— Кто ты? — спрашиваю я.

Человек молчит, и думаю, что, должно быть, сошла с ума, вообразила себе голос, пока он не говорит снова:

— Роналдо.

— Роналдо? Почему ты здесь? Ты один из них?

Он усмехается.

— Ты чертова идиотка.

— Что? — возмущаюсь я, морщась.

— Если бы я был одним из них, как ты думаешь, я был бы здесь?

— Я не знаю. Ты мог бы быть охранником или кем-то еще.

— Если бы я был охранником, то не помог бы тебе.

Я молчу несколько секунд. Опускаю голову и изучаю куски своего порванного свадебного платья, ту часть, которую могу видеть, и мои глаза мгновенно наполняются слезами, когда вспоминаю все.

Кровь. Слезы. Ужас.

Новые слезы прибывают, льются, поскольку я касаюсь шелка моего корсажа.

А затем всплывает самое важное воспоминание из всех. Тони.

Его глаза.

«Джиа… детка…» — это были его самые последние слова.

Я шмыгаю носом.

— Ох, черт, — Роналдо стонет с того места, где сидит. — Поэтому я не хотел, чтобы они оставляли со мной женщину. Ненавижу гребаные слезы.