«Как в эту жизнь сумел я невзначай…» Как в эту жизнь сумел я невзначай Попасть и задержаться в ней надолго? Шумел Алей. Потом плескалась Волга. И вот теперь, заваривая чай Близ Ладоги, я думаю о том, Что мне ответа не найти, пожалуй, Еще немного – и погодой шалой Меня смахнет, и скрученным листом Стекая по стволу большого древа, В последний раз вдохну я чернозем, И разгляжу, как солнце в небе слева Плывет направо желтым карасем, Бьет плавниками, воздуха рябит, И чувствует, как по нему тоскует Моя душа, И как она скорбит От пониманья, что не существует. «Куплю кота на черном рынке…» Куплю кота на черном рынке, Куплю двуспальную кровать, И стану я ему у крынки По вечерам стихи читать. Он будет очень умный кот. Он эти строчки незаметно Под молочко и посвист ветра На свой язык переведет. Снега сойдут, прольются ливни, Мы будем с ним супы варить, И он под запахи и рифмы Начнет однажды говорить. И вот тогда мы ночью встанем, И в добрый час в лесу ночном Отыщем дуб и цепь натянем, И сказку новую начнем. «Лунный дождь течет сквозь крышу…» Лунный дождь течет сквозь крышу, Капает на край стола. Я строку еще не слышу, А строка уже пришла. За окном не скрипнул гравий, Не учуял пес про то. Кто ее ко мне направил? Полагаю – знаю, кто. Он и сам вослед явился, Вроде, плоть, а – не видать. Мотыльком оборотился, Над свечою стал летать. Близ огня кружит и вьется, Сбоку, снизу, так и сяк… Думает – не обожжется. Обожжется. Еще как… А строка совсем простая, Напишу и полюблю, И, в губах ее катая, Губы до крови спалю. «Гроза случится позже. К вечеру…» Гроза случится позже. К вечеру. Вот только зашуршит стреха, Как гром послышится, но речь его Невнятна будет и глуха. И всё затихнет в ожидании, И станут улицы пусты, И в тайной точке мироздания Родятся помыслы – чисты, И сокровенны, как наитие, Как свет, чья истина – светить! И это тайное событие Поэт не должен пропустить. И он глядит, глядит во мрак… Кто б знал, мучительно-то как. «Засну, как провалюсь в кювет…»
Засну, как провалюсь в кювет. В мозгах горчит. Что мне на это скажет Фрейд? А Фрейд молчит. А Фрейд ушел давным-давно. Размылся след. Он там, где сыро и темно, И звука нет. Один живет, печален, тих, Мол, все фигня… Ну, что ему до снов моих И до меня? И мне до этого нет дел, Не гож ли – гож?.. Всему на свете есть предел, И срокам тож. Всему на свете свой черед. Из года в год Один придет, другой уйдет, А жизнь идет. Вот и моя во мне течет, Звенит, журчит, Пока не предъявляет счет, И не горчит. Но, если отправляет спать, То всё равно, Укладывает не в кровать — В кювет. На дно. «Сплю и снится Ванька Жуков…» Сплю и снится Ванька Жуков. Оборванец, нищий, бомж… Нет, не Ванька… Но на внука Очень здорово похож. Белобрысый, тощий, уши, Лямка, цыпки на руках… Ходит, стукает баклуши. А повсюду лужи, лужи И рекламы на домах. Он слоняется без дела Вкривь и вкось, туда-сюда. Неприкаянное тело, Окаянная беда. Я спросить его пытаюсь. Понимая – это сон, Подойду и просыпаюсь, Засыпаю – снова он… На Фонтанке возле лестниц, У Московских у Ворот… И вот так который месяц, И вот так который год. Может, он деревней бредит, Мол, в деревне хлеб и свет!.. Напишу, пускай приедет, Здесь хотя бы грязи нет. Здесь, у нас, житье! А как же… Здесь порядки еще те! Здесь скотину держат даже И в тепле, и в чистоте. Всё путем, не понарошку… Как доехать – научу: Помнят все тропу-дорожку К Константин Макарычу. Да и им не позабыта В деревенской стороне Хата дедова, корыто, Ржавый бредень на плетне. |
