«Ухнет в лесу сова…» Ухнет в лесу сова, с дерева шумно падая, Цепким когтём сорвёт мышь зазевавшуюся с земли. Клювом продолбит ей голову, думая: «А не падла ли я, Раз перед смертью жертве не спела: ой, люли, люли?» Кровь в её жилах, разбавленная кровью мышиной, Вздёрнется сумрачным светом ночного закона любви. Сова, прировняв все долы с широкой древесной вершиной, Как в чёрной норе, в дупле уснёт от избытка крови. Во сне размеренном, сытом она никогда не услышит, А если даже услышит, ей будет подумать лень, Что маленькие мышата и взрослые страшные мыши Перегрызают корни у дерева и близится солнечный день. 2007 «Ветер откинулся на спину…» Ветер откинулся на спину, Держит в зубах травинку, Смотрит на мир вечерний, На землю и небеса, Где он бывал не однажды, И сейчас залетел на побывку, Где со своею душою соизмерял чудеса. Как он любил потолкаться Между людьми и Богом, Как он любил подслушивать Их непростой разговор. Люди с мольбой во взгляде Бога просили о многом, Но чего Бог хотел от них, Он не узнал до сих пор. 2007 «Можно пойти поперёк…» Можно пойти поперёк Проторённой дороги… Но, скажите, какой в этом прок Бить о камни тяжёлые ноги? Голос не стали на нас повышать, Было сказано: вам и решать — Или потоку машин мешать, Или (вдруг повезёт) сесть на попутку И на конечном пункте оказаться через минутку. Так-то оно так… Но фраза «конечный пункт» Слишком обречённо звучит, Как сдержанный шарообразный звук. Нам бы поехать туда, не знаю куда. Нам бы рюмашку в пристяжку, Да девицу в растяжку, Да выловить из пруда Рыбку золотую, а лучше – золотого кита. Но кита, говорят, сожрала глиста. А без золотого кита – жизнь не та, Одна маета. Так что поперёк не пойдём. И прямиком не пойдём. Здесь переждём. 2007 «За лесами, в которых живут…» За лесами, в которых живут простодушные звери, За горами, на которых лежат снежные шапки Мономаха, Есть долина печали, неизбывной потери, Придавившей своей тяжестью землю, как плаха. Ни людей, ни зверей там нет — только их души! И они равны меж собой и дружны, как братья. И они разговаривают и рады друг друга слушать. Это я говорю вам своей душой! Да и зачем врать мне?! Вот они и послали меня сказать вам об этом. И ещё велели сказать, что меж вами проживает тайна. …Не машите, пожалуйста, перед моим лицом пистолетом, Пистолеты иногда стреляют совсем не случайно. 2007 «В мезозойскую эру я нé жил…» В мезозойскую эру я нé жил, Но ген мезозойский во мне пыхтит. И даёт знать о себе, и нежит Нежнее, чем современный хит. И в будущих веках, как в чащах, Я не блуждал, но ощущаю их Острее зим и лет настоящих, Любовий и ненавистей моих. И время, в котором суждено умереть, Не запомнит меня, но оно запомнит, Как будет осенний лес гореть Золотом листвы и светом уже заоконным. 2007 «Над листвой, покрытой росой…» Над листвой, покрытой росой, как гусиной кожей, Осень в лодке плывёт, конопаченной огненным летом. Если б был я хотя бы чуть-чуть помоложе, Я ни капельки не загрустил бы об этом. Но грущу, что старость подкралась вечернею зорькой, Правда, в старости есть любопытная прелесть: Ощущать, как ликует душа под скорлупкою горькой, Словно в детстве далёком, мечтая, надеясь. Потому я течению жизни осенней послушен. Знаю, знаю, зима подойдёт незаметно — Поплыву, никомушеньки вовсе не нужен, К новым вёснам, к нескончаемым зимам и летам! 2007 |
