«В детстве любил я глядеть на закат…» В детстве любил я глядеть на закат, Сидя на берегу, подогнув колени, Не понимая ещё, что я сын и брат Жуткой вселенской радости и лени. А когда закат становился багряно-свинцов И когда, проголодавшись, я вспоминал о хлебе, Озеро к небу приподнимало своё лицо И растворялась душа моя во всём, что мерцало на небе. Пахнул печкой домашней румяный небесный ломоть, Я с домашним в руке его сравнивал, мерил… И смотрел мне в глаза, улыбаясь, Господь, И сходил с облаков потихоньку на берег. 2007 «Вырву нож из груди и…» Вырву нож из груди и, захлёбываясь гортанной кровью, Скорчусь, обопрусь о край уползающего стола, И гляну на тебя с жестокостью и любовью, И палец к губам приложу: «Ты не делал зла». И ты, набрав воздуха в лёгкие, облегчённо вздохнёшь, Закуришь, опять поглядишь на меня недоверчиво. И носовым платком мою рану заткнёшь И в милицию позвонишь: «Тут один… опрометчиво…» И приехавшая милиция в составленном с моих слов протоколе Отметит, Всё понимая и узаконивая мою ложь, Что была попытка На самоубийство по собственной воле, Что и подтверждают приятель и окровавленный нож. 2007 «Утром проснёшься…» Утром проснёшься — душа ещё где-то витает. Спустишь ноги с дивана, чтобы в тапки худые попасть, А душа тут как тут! И платочком своим обметает тапки стёртые, Чтоб свою надо мной не показывать власть, А смиренье, услужливость и почитанье, Восхищённого взгляда нежнейший вопрос, Так и жди, что прошепчет: «А ну почитай мне, Что ты за ночь, мой гений, в тетрадку занёс?» Ах, лукавица, ей ли не знать, сколько строчек, Словно на поле бранном безусых юнцов, Полегло? Восклицательных знаков, отточий, Рифм невиданных ране, в конце-то концов?! Искорёжено всё, словно груда металла. Только как не поднять в удивлении бровь: Вот же рифма — душа мне всю ночку шептала Гениально-бессмертное — кровь и любовь! 2007 Герой
Если идти по дороге задом наперёд, То можно перейти в итоге речку немецкую вброд. Польшу перейти, Сталинград и поле, засеянное рожью, Дать левака мимо родной, незаметной в траве, деревушки, Детство вдруг вспомнить, И понуро шагать в Магадан по бездорожью. …Так вот и выросли глаза на зачесавшейся макушке. И всё как бы стало на место. И спешить никуда не надо. Приказы все приняты. Уже прокричала команда «Вперед!» И никогда уже героя затерявшегося не найдёт награда, А будет всё как раз наоборот. Героя смешают с грязью. «Да и какой герой он, Мальчишка семнадцати лет, отродье кулацкое, крот». И зашевелятся волосы, и зашуршат на макушке роем. Вот тогда он и пойдёт искать правду-матушку задом наперёд. 2007 «Вспомнился мне…» Вспомнился мне удивительно радостный май, Детство несытое, с утренним лёгким туманом. Только на старости лет я очнулся: это был рай С правдой житейской и государственным обманом. Помню быков запряжённых, везущих детей в райцентр. Все мы, детишки, притихли — у каждого рубль в кармане. Это же счастье: не знать, что такое у. е. и цент, С робкой надеждой и верой спиной прислониться к державе. Сидя в телеге скрипящей, с галстуком выпятить грудь, А заодно прикрыть заштопанную мамой на рубашке прореху, Тем и отметить быками оттопанный путь, Тем и отметить державную поступь и веху. Счастье возможно, когда беззащитен и мал И над тобой флаг багровый, как птица, витает. Счастье – что в детстве я многое не понимал, Горе – что в старости этого мне не хватает. 2007 |
