Поздно ночью вернулся отъезжавший по делам игумен, увидел нас, смиренно стоящих у его келии, и чуть погодя вынес частицу мощей святого Никиты, но, прежде чем передать ее священнику, спросил:

– Достойно ли повезете?

Конечно, повезем достойно. Мощи следовали с нами всегда, во всех поездках, в большом церковном нагрудном серебряном кресте-мощевике – том самом, в котором мы привезли когда-то в Волгоград святую частицу мощей Александра Невского.

Наутро мы с благодарными молитвами отбыли домой, но перед самым отъездом монах-эконом принес к автобусу большой картонный ящик с красочными пакетиками – семенами цветов:

– Выращивайте на радость!

О других не знаю, но внук Наталии, маленький Левушка, в следующую весну высадил семена рядом с крыльцом своего многоквартирного дома – и цветы действительно выросли на радость: золотые жарки!

Однажды владыка Герман разгневался на меня: я собрала людей в паломничество во дни празднования иконы Богоматери «Казанская».

– Дома надо молиться, в своем Казанском соборе! – выговорил мне недовольно архиерей. Но путешествие все же благословил, и мы отправились по предзимней ноябрьской дороге по монастырям, где владычествовала Богоматерь со своим Казанским образом.

Пути Господни неисповедимы, и в Мордовии мы неожиданно для себя, по Божьему промыслу, оказались в Спасо-Преображенском Краснослободском монастыре. Если бы не случайный путник на темниковской трассе, который попросился в автобус, мы никогда и не узнали бы, наверное, что есть такой монастырь, а в нем – Казанский собор. Очевидно, Пресвятая Богородица желала нашего присутствия именно там, если выслала навстречу вестника.

Монастырь показался нам величественно-огромным, но православная жизнь в нем только возрождалась благодаря трудам четырех молодых монахов во главе с игуменом Аристархом. Им приходилось тяжело, ведь на монастырской территории еще обитали поселковые жители, не хотели уходить, хотя решение об этом местных властей имелось. Нечаянные насельники всячески досаждали монахам своим пьянством и блудом, и мы, паломники, с опаской ходили мимо огороженных низким штакетником неприглядных жилищ.

А между тем монастырю так нужны были трудники! Они, конечно, приезжали из разных ближних и дальних мест, работали на восстановлении храма, оборудовали подсобные монастырские помещения. И все-таки людей не хватало: к зиме так и не успели сложить печи в храме и келиях, а сквозь недолатанную церковную крышу во время Божественной литургии на молящихся падал первый в том году снег.

В поездке нас духовно окормлял иерей Олег Поляков из села Заплавное, с ним была и матушка Мария. Она и двое наших певчих, Нина и Игорь Богомоловы, пели во время литургии, и как хорошо пели! Иноки сказали потом, что настоящее церковное пение многие прихожане услышали впервые.

И еще мы стали свидетелями чуда: во время службы замироточили сразу три образа: Богородицы «Милующая», Николая Угодника и Параскевы-Пятницы.

– Такое было у нас в прошлую Пасху, – рассказывал во время трапезы игумен Аристарх, – на литургии замироточила Казанская икона, а сегодня, в Ее праздник, сразу три образа облагодатствовали нашу обитель! Вот что значит – паломники в монастыре.

Удивительную для себя вещь узнали мы от молодого игумена: на территории монастыря в давние времена был храм Александра Невского, нынешняя монастырская колокольня когда-то принадлежала ему.

– Храм мы восстановим обязательно, вот только немного обра́зим наш быт, – подытожил батюшка свой рассказ.

Отец Аристарх благословил всех иконочками Богоматери «Казанская», а я, вернувшись в Волгоград, отослала в монастырь образ Александра Невского, дабы молились иноки и в далеком Мордовском краю за возвращение Царицынского Александро-Невского собора.

Об этом молятся во многих местах Святой Руси.

В Киево-Печерской лавре после двухчасового подземного странствия в Ближних и Дальних пещерах мы с Наталией отдыхали в тени каштанов, примеряли простенькие, в желто-голубой цветочек, косынки:

– Какие удобные! Легкие, простирчивые, не жарко будет на службах…

Косынки, освященные на мощах киево-печерских святых, мы только что приобрели в церковной лавке на выходе из подземных захоронений иноков лавры, там же купили кое-какие книги и масло из лампадки над ракой безмездного врача-инока Агапита. Перекрестившись, помазались, по капельке наливая маслице из бутылочки в крышку, а уже оттуда – на ладони, на лицо. Так делали все, дабы не осквернить святыню, оставшуюся в бутылочке.

– Хорошо, если такие святые, как Агапит, молятся за наш собор!.. – и я вздохнула.

– Думаю, многие святые молятся, – ответила Наталия.

Не раз мы говорили на эту тему, и я представляла себе огромные Небесные церковные залы, где сонмы святых возносят молитвы ко Господу за всех нас, земногрешных. И сейчас, после только что увиденных сотен древних иноков, нетленно почивающих в подземных гробах и священно предстоящих Богу, я как бы увидела их во славе и по привычке внутренне произнесла: «Все святые, молите Бога за нас!» И словно кто-то рядом проговорил: «Монахи молятся…» Или это вскрикнуло мое сердце?

…Господь говорит с каждым, отвечая на молитвы, и когда Он говорит, всё обязано внимать: горы – молчанием, земли – цветением, воды – целебностью, древо – листом, а человек – сердцем.

На святом источнике Тихона Задонского в Липецкой области люду всегда видимо-невидимо, а вода – холодная-прехолодная, я всегда задолго и с боязнью готовлюсь к погружению. Но – вхожу в воду обязательно, даже зимой, ведь это – благодать в чистом виде. А после омовения такая молодость и в теле, и в душе! И вот к такой ко мне, распрекрасно-молодой, подошла однажды женщина и протянула ладошку:

– Подайте, Христа ради!

Я, конечно, дала денежку, но потом, углядев, что просительница прилично одета, для зимы даже очень хорошо, в пуховый платок, длинное драповое пальто и сапоги-румынки на низком каблуке, не удержалась от укора:

– И чего дома людям не живется! Поди, там все глаза проглядели!

Она неспешно и серьезно всмотрелась в мое лицо, мне даже не по себе сделалось, и ответила, по-старинному, по-северному о́кая:

– А ежели дома-то нету?

Вмиг мое сердце залила жалость:

– Как – нету? Вы же не нищая?..

– Детям отдала дом-то, пусть без меня делят…

– Издалека, наверное?

Женщина поправила платок:

– Давно еду…

– У вас северный говор. Вы с Севера?

– Кака знатуха-то! Оттуда, со Свечи-то.

Мне на голову словно рухнуло небо… Или я ослышалась?

– Со Свечи? С какой Свечи?

– А деревня така есть Свеча, и речка тож у нас Свеча. А ты что ж, знашь кого у нас-то?

– Да нет, просто слово такое… Свеча. Красивое название у вашей деревни!

– Свеча да Свеча, обыкновенно.

– А куда же идете? И давно?

– А с прошлого лета-то. Иду да иду, еду да еду… А они пусть дом-то делят без меня-то…

Я долго не могла уснуть в ту ночь, глядя на мелькающие за окном автобуса далекие и близкие огни. Как это страшно – потерять дом! Что у нее случилось, у этой странницы поневоле? Про детей говорила… Выгнали, что ли, мать из дома? Или сама ушла в сердечном сокрушении? Я вспомнила, как в особенно тяжкое время жизни вознамеривалась уйти куда глаза глядят… Идти, пока хватит сил, а потом свалиться где-нибудь в лесу, подальше от людских глаз, да и умереть. Искушение мучило и мучило меня, пока я не сказала себе: «Надо все начинать сначала, все…» И вроде по-прежнему пошла жизнь, только – с Богом. И, может быть, я свой дом уберегла…

Господь посылает нам нечаянные радости. Иной думает: за что? А надо просто благодарить Бога в сердце своем, ибо только жизнь сердца человеческого важна Господу: ко спасению она или к вечной погибели? Господь поможет, только бы сердце было Ему открыто.

Как-то зимой мы были в Сергиевом Посаде, молились вначале в Богородичном храме, где покоятся мощи московских святителей, потом у раки с мощами Первоигумена Земли Русской Сергия Радонежского, а вечером – в Надвратной церкви Иоанна Предтечи. Ночевать в лавре паломникам негде, разве что на полу в трапезной, но там уже расположились другие гости. Поздно было искать приюта и в городе, и мы попросились в храм Петра и Павла: всего на одну ночь! Голубой, с золотыми куполами, храм очень нам понравился, утром мы ставили там свечи, соборовались.