© ГУ «Издатель», 2007

© Волгоградская областная писательская организация, 2007

© Батурина Т. М., 2007

Кулема выползла из постели, поковыляла по дому, по его тихой темноте, на кухню, отвинтила кран, оставила его открытым, чтобы вода вчерашняя стекала, зажгла свет в ванной, глянула в зеркало: «Ой, это ж не кулема вовсе, это я!» – воскликнула я о себе и схватилась за зубную щетку… Потом потащилась по дому дальше, по углам и половикам его забот и покоя – к иконочкам и молитвеннику…

Сегодня к обычным болям в спине прибавилась ломота в ногах. Но я знала: надо походить, подвигаться, потянуть спину на валике, пройтись кулаками по пяткам – авось, снова из дому выйду, как новенькая. И за это слава Богу! Ведь по городу уже не поковыляешь, с ним надо наперегонки бежать, хоть все равно он тебя обгонит, обойдет на каком-нибудь повороте, да так, что со всего маху кувыркнешься, когда бес ножку подставит. Это зимой. А и летом тоже лучше потихоньку продвигаться вдоль домов, рядом с прогалами живой земли, где еще не угорела от машинного чада трава и мучаются не сдаются базарному нашествию деревья. В них – прохладная безопасность.

Родители мои (Царство им Небесное) сейчас бы города не узнали. Мне и самой в диковину пластмассово-неживые коробки-лавки на каждом углу, а мимо заборов скорее шагать надо, чтоб не зацепила глаза да не рухнула на голову похоть житейская под видом рекламных каменных знамен. А эти бабушки нищие, по сторонам городских дорог дрожащие от мятения людского! На картонных ящиках раскладывают свои труды: носочки да варежки вязаные, да прихватки для сковородок, иная и вазочку незапамятного времени выставит, может, и купит кто. Одну вазочку – на ножке, синего стекла – я и вправду купила, потому что такая была когда-то в нашем доме, да мышка, видать, бежала, хвостиком махнула, вазочка и разбилась.

А вот стариков на улицах меньше, это потому, что мужичий век короче. И мой отец на девять лет раньше мамы ушел. Сколько раз, перекрестясь, думала: «Благодарю, Господи, что не претерпевают мои родители нынешнего антистариковского бытия!» Не эту ли землю они вызволяли от ворога в Отечественную войну? Не родину ли потом обихаживали-обряжали для своих детушек? Не их ли, малых, учили уму-разуму?

Что же с тобой, родина, стряслось-приключилось? Куда венцы свои напевные-высокие припрятала? В каких книгах мудрость вековечную русскую укрыла? Неужто вороги, тысячи лет плоть русскую изводящие, примутся за извод души и веры древнерусской?

Не дай, Господь. Спаси и сохрани нас, чтобы было кому постоять за землю Православную. Нам бы только век простоять да миг продержаться – тот миг, когда покидает душа земную юдоль на новые – вечные странствия.

Мы давно знаем, что наша родина самая богатая в мире. У нас есть все, что необходимо для замечательного духовного и физического бытия. Но живем мы беднее других – не потому ли, что все время просим чужих советов? Оглядываемся на так называемый Запад, который навязывает нам свою демократию и свои конституции… Почти разрушили своими же руками родные культуру и экономику… В 1997 году кинорежиссер Станислав Сергеевич Говорухин в интервью моей телепрограмме «Свеча» сказал:

– Не хотеть понимать, что нынче происходит в России, может или враг, или дурак.

Сейчас, спустя десять лет, по мнению того же Говорухина, в стране идет пятилетка восстановления народного хозяйства и народной идеологии. Хочется согласиться, не так ли? Согласие – это так демократично!

Впрочем, демократия разнообразна так же, как разнообразен мир. И настоящие перемены произойдут только тогда, когда сам народ приступит к ним свободно и благотворно. Надо ведь жить своим умом, терпеливо выращивая свой сад.

Господь спросил апостола:

– Камо грядеше? – и апостол взошел на свой смертный, свой крестный, свой спасительный путь.

Куда грядем мы, люди русские?

Удивительно: мне стали сниться воспоминания о событиях, которых в моей жизни не было. Снятся мои черновики с описанием этих небывших событий (а во снах они самые что ни есть реальные); снятся незнакомые люди, очень хорошо, оказывается, знающие меня, называют по имени, гостеприимно распахивают передо мной двери – неведомо куда. Что это? Где витаешь ты, душа моя, в каких далях плещешься, в каких юдолях мятешься?

Узнаю ли? Когда?

Идет дождь – хорошо и саду, и мне. В дождь и в доме уютно: когда знаешь, что там, за окошечком, густая мокрая зелень, и на ее дымчато-пуховом, с серебряной искринкой фоне сияет в струях небесных свечечка красно-оранжевой лилии.

А потом, после дождя, такое в саду победное птичье пение! Хрупкие створки окошечка легко поддаются ладоням, растворяются, и я, ныркая просвернь, перелетаю через узенький подоконник – в сад, к вишням и яблоням, смородинам и малинам. Главное, чтоб началось утро с лилии за окошечком. Или с розы, или с георгины, или с астры. Здравствуй, окошечко, с дождиком и солнцем тебя, с летом и зимой!

Сад этот – дедов, и хата, крытая соломой, дедова, и в поющих деревьях или снегах село дедово, и речка внизу, под огородами, дедова, и даже небо над деревьями – дедово, потому что с детства гляжу я на сад, на речку, на небо из дедова окошечка в украинском селе Житне-Горы.

В окошечко это видно и сталинградское мое детство, и до того ладно соседствуют Украина и Россия! На всю свою жизнь, на все окрест себя гляжу из единого родного окошечка воспоминаний. Иногда рядом со мной есть кто-то, кому тоже хочется заглянуть в мое окошечко, – пожалуйста, теснюсь я, милости прошу! Каждый Божий день окропляю окошечко водой из украинской дедовой криницы, вытираю старенькое стекло чистым холстом из русского бабушкиного сундука. Рядом с окошечком на беленой стене висят фотографии в самодельных рамках из вишневых веток, украшенных соломкой, – труды отца. На другой стене – портреты сына и внучки. Я смотрю на свой дом неведомо откуда – словно изнутри, иногда не понимая: а где же я? Вглядываюсь в меловой экран стены, и на нем, трепеща, проступают мои косы, моя улыбка, мои слезы, мой взгляд навстречу мне, навстречу детству и юности, зрелости и старости.

Недавно подумала: жизнь – действие неосязаемостей, но разве можно осязать время или воспоминания? Между тем они и есть жизнь на том самом экране из холстыни, из рядна ли, из цветной ли бумазеи. Надо ли поддаваться влиянию осязаемостей? Кто знает, все равно ведь то, что тебе уготовано, произойдет. Когда-то в юности я написала: «Как же узнать, что уже получилось?» И ответила самой себе: «Надо все это прожить».