Татьяна Кирилловна Баранова-Белицкая, первая учительница. 1957

Наш славный класс на 85-летии Татьяны Кирилловны. 2006

Дедушка Кондрат Васильевич Бойко (в центре в ушанке) со своей семьей, в верхнем ряду справа – тетя Настуня и дядя Андрей. 1952

На похоронах бабушки Анастасии Тимофеевны. Слева направо: дедушка Кондрат Васильевич, дядя Андрей, мой отец, дядя Василий, тетя Катя и другие близкие и дальние родственники. 1957

Отец (справа) после возвращения с финской войны. 1941

Отец (в верхнем ряду слева) в день окончания ветеринарного факультета Белоцерковского сельскохозяйственного института. 1938

Мои двоюродные сестры Лариса, Тоня, Валя и Нина Бойко. 1954

У старинной Житне-Горской церкви. 2002

Под праздничной грушей с семьей. Житне-Горы. 2002

Общая панихида паломников и сельчан по всем православным родам. Житне-Горы. 2002

Родные могилы. 2002

На родовом крылечке в Житне-Горах. 2002

С украинским урожаем! 2002

Проводы паломников из Житне-Гор в Россию. 2002

С Валей Тарабриной на фоне родного дома на улице Ардатовской, рядом – ветеринарная лаборатория. 1966

Отец в нашем дар-горском саду. 1967

Мама (справа) рядом с Ниной Федоровной Савкиной. 1963

Мама с подругой Александрой. 1962

Папа, мама, брат Витя и я в Сочи. 1958

Остановись, мгновенье! 1964

С любимой подругой Ниной Резниковой. 1962

На Волге с Валей и Таней Тарабриными. 1965

На морском берегу в день 18-летия. 1965

Мне двадцать лет. 1967

Юные рыбаки, сын Андрюша сидит в лодке. 1980

С поэтами Василием Дьяченко и Владимиром Мавродиевым (справа). 1968

О, Волга, колыбель моя! 1983

С Кайсыном Кулиевым на Всесоюзном совещании молодых писателей в Москве. 1975

Отец, мама и тетя Пава. 1966

Счастливое семейство Мавродиевых: Галя, Женя, Володя. 1982

Отец с братом Виктором на дальневосточной земле. 1984

…Мы по рождению Шаталины, а после замужества бабушки – Седенко. Бабушку Татьяну выдали замуж насильно, мужа Андрея она не любила, даже не хотела иной раз по имени назвать. Бывало, ей надо пригласить его со двора в дом, так она битый час могла в дверях простоять, пока он не поднимет голову, не взглянет, и тогда уже говорила:

– Есть иди!

Жили на Быковых Хуторах, на Волге, только перед самой войной в Сталинград переехали. Дед наш занимался извозом и однажды по весне простудился: то ли куда-то в яму залетел, то ли легкие на морозе застудил свои чахоточные (еще с Первой мировой), но только скоро умер. Валя, мама твоя, только родилась.

А бабушку я помню такой, какой она была еще до войны. Выглядела, как все бабушки: худая, темная, сморщенная, она, видно, болела, потому что из-за нее мы не уехали в эвакуацию, ее нельзя было перевозить. Она ходила на базар и приносила мне пончики, которые «огурчиками» назывались, в общем, тесто длинненькое такое, запеченное в масле. Как она защищала меня от матери, когда та ругала меня, как мы ходили с ней за травами на городскую окраину – почему-то об этом вспоминаю.

Вот началась война. Не поехали в эвакуацию, остались в Сталинграде. У нас дом двухэтажный был: четыре семьи на одном этаже, четыре на втором. А потом дом разбомбили, и мы стали жить в окопе, сами его выкопали во дворе: яма, сверху накат из бревен и поверху земля, там и скрывались с августа по октябрь 42-го. Я помню, осенью должна была идти в школу, купили мне заранее кожаный портфель, а потом, когда мы в окоп перешли, в этом портфеле хранились белые сухарики, и он висел над входом. Улицу занимали то немцы, то наши. Немцев выбьют – наши приходят, и так все время. И вот, когда в первый раз немцы заняли улицу, полезли проверить окоп: «Солдат, солдат!» – а у нас одни женщины, и первый немец, которого я увидела, схватил портфель, вот так вытряс его и забрал. А во второй раз, когда немцы заходили, один наступил мне на руку сапогом, я, наверное, запищала, так он меня по голове погладил, а матери дал какие-то таблетки, сахарин, наверное. Она не брала: «Нет, нет!» Боялась, что это отрава, а он ел сам и все на нас показывал, дескать, детям.