«Прикрылись праздники Кремля…» Прикрылись праздники Кремля Божественными службами, А шествия церковные — С языческими в лад. Такой мы пуганый народ, Что, заручившись дружбами, Закрыв глаза, Взасос и кровь Целуем всех подряд. Мы, как медведи-шатуны, Очухались от спячки, Не позволяет здороветь То сплин, то некий блин. Нам в душу плюнули хохлы, И даже на кулачки Нас вызвал нагло, впопыхах Изжеванный грузин. Нас учат жить и гулевать Мошенники и крали, На всех экранах в бубны бьют И пляшут трепака. У нас оттяпали поля, Страну у нас украли, А мы безвольно и взахлеб Валяем дурака. Достали разом до кишок Вруны и рукосуи, Попробуй раз их и всерьез Отважно побори. Окститесь, милые мои, Не поминайте всуе, Не продавайтесь никому. Иль черт вас побери! «Когда б я знал, на что и где упасть…» Когда б я знал, на что и где упасть, Соломки постелил бы на дорогу. Я сроду не отваживаюсь красть И не надеюсь на щедроты Бога. Да зарастет былое трын-травой, О будущем не вымолвлю ни звука. Кувшинка мне пожарной головой Легко кивает с глади Бузулука. Сентябрь поспел, как жито в закромах, И небеса бездонно-запредельны, И сосны бузулуцкие впотьмах Качаются почти что корабельно. Как славно душу тешить в сентябре Тем, у кого мозги давно седые. В филоновской церквушке на бугре Венчаются поспешно молодые. Потом они челомкаются всласть… А мне уже и сласть не по карману. Но коль не в силах вечности украсть, Я никому завидовать не стану. «Иду враскачку, как за плугом…» Иду враскачку, как за плугом, Как будто поднимаю зябь. Я вновь прощаюсь с Бузулуком, На нем стоит такая рябь. Такие горькие морщины Стремятся дружно совпадать, Что, думаю, с его кручиной Моей вовек не совладать. Я сам бы стать хотел рекою, Ласкать кувшинки на корню, Коней кропить на водопое, Возить на скатах ребятню, Росу рассыпать по угодьям, Ворочать камушки и пни И горделивым половодьем По грудь захлестывать плетни. Увы, догадкой неизменной Делюсь в душе и на челе: Ты – Бузулук, ты – неподдельный, А я – расхожий на земле… «И нет добра от сглазу…»
И нет добра от сглазу, И воли тоже нет — Последний синеглазый Заплаканный поэт. Я жил не по заказу Голубил белый свет — Последний синеглазый Взаправдашний поэт. Враги черней, чем галки Средь сумрачного дня, В их разномастной свалке Клевать взялись меня. И длилось окаянство, И веял адский дым: Мое степное пьянство Вдруг в горле стало им. Но я не сдамся сразу — Живуч, как бересклет, Последний синеглазый Ославленный поэт. «Я слыхом не слыхал…» Я слыхом не слыхал Моих врагов, Полжизни мне они Не представлялись. В миру со мной Задорно забавлялись, Не трогая Сердечных берегов. От сытости ль Они не объявлялись, Иль от избытка ситных пирогов? «Жили гении, безумцы…» Жили гении, безумцы, Время встало на попа. Ныне в моде остроумцы, Деловая шантрапа. Не прольют и не проточат, И под видом простоты Насулят и наморочат — И прошмыгают в кусты. Кто бы их ни славословил, Я признаю все равно, Что в кустах им приготовил Дюже знатное пятно! «Смладу баский, в старости путевый…» Смладу баский, в старости путевый, Знахарям и пахарям родня, Я себя вгоняю в гроб дубовый, Не сожгите, граждане, меня! Я свое отмаял и отмучил, Темечко повинное склоня. Если что нескладно отчебучил, Извиняйте, граждане, меня! Век непраздный я в охотку прожил В затишке домашнего плетня — Мирозданье, стало быть, скукожил — Прокляните, граждане, меня! Но душе взаправду надоели Всяческие свары и ругня. На страстной предпраздничной неделе Посетите, граждане, меня! Я уже собой не озорую, Не страшусь судьбинного ремня. И привычно в землю-мать сырую Положите, граждане, меня! |
