Морок Заморозки голову замороковали — Поначалу вкрадчивы и тихи. Солнышко проклюнулось в лесном прогале, И опять воинствуют петухи. В нас же петушиного задора мало, На пути то пустошь, то городьба! Родина посулами замороковала, А потом послала нас – кого куда. Жили по-хорошему, трали-вали, И тягались с немочью и журьбой, Но нежданно сердце замороковали Вы своей ревнивою ворожбой… Молодость исхарчена, пиши пропало, Заморозок совестно берет за грудь, А меня бессонница замороковала, Господи, дай мороку совсем заснуть. Лишь бы средь степи иль на сеновале Мне на лик суровый возлегла роса, Чтоб на веки вечные не мороковали Ни дубы шумящие, ни голоса… «В армейских бутсах и панаме…» В армейских бутсах и панаме В центральном парке без затей Гуляю рядом с кобелями И дамочками всех мастей. И бегаю почище твари, И рушу парковый уют. Они ж меня в собачьей сваре За своего не признают. Собачья логика простая, Напрасная моя тщета: Ведь я ноги не подымаю У каждой кочки и куста. «Слыл кремневым и…» Слыл кремневым и каменным, Но обузил простор — Раб уколов и капельниц, Баловник медсестер. Хоть и страха не ведаю, Кровь сдавать не люблю, Но со смаком обедаю И со свистом храплю. Всё на свете поправочно От судьбы до плетня, Будет просто и празднично На душе у меня. Будут гульбы привычные И семейный приют, И друзья закадычные В оный час предадут. Правда, думаю путано, Потому и живой, В обезлюдевшем хуторе Встренуть час роковой. Не тужить, не обабиться, Не плясать напролом… Пусть могилой прибавится На кладбище моем. «Дышим брагой, ча́бором, озоном…» Дышим брагой, ча́бором, озоном, Грустно гладим гривы-ковыли. Всё пропьем, но жизнь не опозорим Мы на крайнем краешке земли. Коль на вкус знавали и пивали Социалистический елей, И на нас, как правило, спускали Борзописных сук и кобелей. Эти назывались – комсомолки, Те – непревзойденные борцы. А теперь потасканные «телки» И не в меру шустрые купцы. Мы ж сидим на камушке исправно, Чаще голышом иль натощак, А идти налево иль направо Не приходит в голову никак. Ведаем понуро и привычно, Не теряя сон и аппетит: К нам всегда в Россию самолично Соловей-разбойник прилетит! «Дожди и снега выпадают…»
Дожди и снега выпадают По воле высоких небес, А зубы мои выпадают, Поскольку я в возраст залез. Сверкает зубами угрозно Зимою колодезный сруб. Навек белозубы березы И месяц-шатун белозуб. Послушно свой мякиш глотаю, Давлюсь шепелявостью слов. Черна только смерть гробовая От пяток до черных зубов. «Я никогда политиком не слыл…» Я никогда политиком не слыл, Я славил землю, родину, пространства, Но вдруг на месяц праведный завыл От нашего борзого окаянства. Перечислять ли старые грехи, Коль в голове забавные новины, Мол, все пошли мы дружно от сохи, Но ныне клюкву путаем с рябиной. Окститесь, мы не в холе и тепле, Нам не чураться радостей скоромных. Землянам жить пристойно на земле, А не в стальных хоромах небоскребных. И потому велением небес И нашего борзого окаянства На родину был послан мелкий бес И сжил под корень русское крестьянство. «Люблю я обитателей больниц…» Люблю я обитателей больниц И также сердобольных посетителей: Те лечатся до положенья ниц, А эти в роли загнанных носителей. Ты не таскай мне банки без конца, Куриной тушкой не осилить боли, А набери сухого чабреца — Он горько пахнет вечностью и волей. Дай Бог самой в палату не попасть, Чтоб не говеть и хрип не гнуть целителям, А я нарочно выхвораюсь всласть И дам «отлуп» любезным посетителям. «Разумом – не птица…» Разумом – не птица, Верь, не обману, Стал я часто злиться На свою страну — Не бежит сторонкой За страной другой, Пьет наперегонку И наперебой. Ей беспрекословиц Всех не перечесть, Может, это совесть Или даже честь? Вот подходит к краю И моя стезя. Я в сердцах караю Самого себя. Темен или светел, Молод или стар, Буйно профурлетил Свой небесный дар. Лишь одна зарница На чело легла: На тебя мне злиться Не хватает зла. |
