— Дерьмовая жизнь, — раздался сзади меня голос. Это был Анубис. — Дерьмовое занятие — примерять на себя подобные роли.

— Ты… читаешь мысли? — смутился я.

— Нет. Всё написано у тебя на лице, — усмехнулся он. — Я оставил ниппера недалеко. Теперь будем наблюдать.

Он присел на пол. Я сел рядом с ним. Он выудил прибор, похожий на карманную приставку. Экран транслировал клетку ниппера и то, что происходило вокруг.

— Умно, — подметил я.

Он довольно сощурился.

— Это надолго. Возьми, — он протянул мне прибор, — наблюдай. Если увидишь что-то странное — буди.

— Ты спать собрался? — удивился я.

Анубис ничуть не смутился, откинул голову на плавно закругляющуюся стену и закрыл глаза. Позавидовав умению ликантропа расслабляться в неудобной позе и в подобных ситуациях, я сосредоточился на мелком экране. Изображение периодически поводило рябью. Я видел, как ниппер тёмным пятном сначала суетился в клетке, потом сел вылизывать гениталии. Картинка страшно пикселила, а постоянно мигающие лампы добавляли существенные помехи при наблюдении. Время тянулось медленно, а глаза между тем уставали. Я выругался, глядя на гордого Анубиса, восседающего недвижной статуей — лишь только грудная клетка мерно поднималась в такт его дыхания. Сейчас он был живым египетским изваянием, застывшим в вековой медитации. В левом углу экрана светились цифры часов. Я понял, что всё это действительно надолго и привалился спиной к стене. Немыслимо долго, невозможно нудно. Пиксели на экране начинали доводить меня до боли в затылке, до ощущения, что в голове моей, как в зрелом яблоке, копошатся червяки. Я не мог уже сосредоточиться на изображении, которое регулярно мигало гнусным зеленоватым светом и подрагивало. Мысли о червяках стали почти осязаемыми. Мне казалось, что ещё немного и череп мой лопнет, а мозги вперемешку с червями разлетятся по бетонным стенам, забрызгав моего приятеля-ликантропа. И в этот момент, когда я готов был запаниковать от навязчивых ощущений и безысходности, червь материализовался на мониторе прибора. Я толкнул Анубиса локтем, попав ему под рёбра. Тот охнул и глянул на экран. Моментально спокойствие покинуло его. Мышцы его напряглись, и он бросился вперёд. Я за ним, свернули за угол, ещё поворот. Стремительный спринт. Впереди я различил маячащее мучнистое тело, замершее над ниппером в клетке. Ниппер пронзительно верещит. Змей-червь, по-видимому, в недоумении. Застыл. Наконец, увидел нас, но поздно. Анубис мастерски метнул лассо. Оно охомутало змея, стянув петлёй его скользкое бледное тело. Он извивался, подбрасывая себя дугой, как дикий бык. И, помня недавние события в комнате Соррел, я с разбегу прыгнул на него, боясь, что он снова выскользнет и уйдёт. Он подбрасывал меня, пытаясь скинуть с себя, хлестал концом хвоста. Удары его приходились мне по спине, по бокам. Я почти прочувствовал себя ковбоем на родео, когда он вновь подкинул меня вверх, но потом вдруг истошно закричал. Я отлетел в сторону, видя, что змей упал, скрутившись клубком. Анубис стоял над ним, держа в руке нож. Под ногами ликантропа лежал отрубленный кусок змеиного хвоста.

— За что? — проплакал червь-переросток.

— Но… это не он! — спохватился я, разглядев, наконец, голову змея. — Это не он, — закричал я, поднимаясь.

— Я не он! — истерично вторил змей.

Щекастая и пухлая физиономия искажалась муками боли и, возможно, несправедливости.

— Так вас здесь много что ли? — я не нашёл ничего лучшего, чтобы спросить.

— Канализация большая. Она простирается на весь город, — проохал пойманный червь, — но в этом районе обычно охочусь не я, а… другой… — он страдальчески посмотрел мне в глаза, — он сильный. Все боятся заходить на его территорию, но сейчас он ушёл.

— Что значит ушёл? Он был здесь буквально вчера! — недоверчиво рявкнул Анубис, демонстративно поигрывая ножом.

— Был, — голос змея дрогнул, — он был, но сегодня я не почувствовал его присутствия, я унюхал лишь аромат старой девы…

Я изогнул бровь, глянув тайком на нетронутую клетку с ниппером.

— Как это старой? — возмутился Анубис, как будто его это как-то оскорбило.

— Здесь пахнет старой девой, — скромно и как будто застенчиво произнёс змей.

— Вот ведь! — рассерженно всплеснул руками Анубис. — Обманул торгаш. Уверял, что имбирь свежий… Свежий… — скаля зубы, промямлил он. — А он старый… — ликантроп зарычал, поведя острыми ушами.

— А где этот? Который ушёл? Знаешь куда? — спросил я.

Змей отрицательно затряс головой.

— Я не знаю. И вам не советую искать его. Он очень сильный и… древний. Мне говорили, что он настолько стар, что… был пастухом Жанны Д’Арк.

— Пастухом? — переспросил я.

— Да… образно выражаясь, пас её, как овцу. Жрал, по-нашему, — пояснил Анубис. — Значит, на рыжих специализируется.

В тоннеле трубы нависла тишина. Лампочки мигали, червь плакал, сжавшись в комок.

— Что со мной будет? — боязливо спросил он.

Анубис посмотрел на меня, дав понять, что решать мне.

— Он ведь ничего больше не знает? Значит, он нам не пригодится, — сделал вывод я.

Змей от этих слов захныкал, вжавшись в покатую стену.

— Отпусти его, — решил я.

— Отпустить? — удивился Анубис. — Это как-то… Это что?

— Это закон равновесия. Политика невмешательства. Называй, как хочешь. Он для меня ни хороший, ни плохой. Он создан таким… для чего-то. Отпусти его, я сказал.

Червь оживился, не веря своим ушам.

— Как знаешь, — Анубис отрезал ножом верёвку и бросил свирепый взгляд на червя. — Улепётывай, пока я не передумал.

Червь напрягся всем телом. Лицо его покраснело от натуги, потом раздался щелчок, и я увидел, что на месте отрубленного хвоста, вырос новый, свежий, нежного розового оттенка. Змей задвигался и пополз прочь. Анубис направился к клетке с ниппером, который пищал, приветствуя хозяина. Ликантроп начал любезничать с шерстяным комком, сюсюкать, словно бы минуту назад не был грозным и решительным зверем, готовым без сожалений раскромсать червяка-переростка. А я смотрел вслед удаляющемуся ползучему существу. Змей остановился на секунду, обернулся… И я мысленно, но отчётливо услышал его «Спасибо».

Анубис вывел нас из подземелья в тот же самый квадратный двор, где был оставлен мотоцикл. Была ещё глубокая ночь, хотя мне казалось, что мы провели в трубах канализации добрых пять или шесть часов. Анубис услужливо решил доставить меня домой тем же способом. Мы больше не разговаривали. Я ощущал утомление. И, нахлобучив шлем-маску, впал в размышления. Одно мне было ясно совершенно точно — охота не удалась.

========== ИКРА 2. Пробуждение. V ==========

Я лениво разулся, прошёл по тёмному коридору в комнату, на ощупь пробрался к дивану, снял рубашку и тихонько лёг на диван рядом с Соррел. Она спала. Почувствовав шевеления, она, не просыпаясь, перевернулась на бок, лицом ко мне. Лёгкое касание её дыхания на моей коже заставило меня поклясться, что я обязательно найду её змея, даже если придётся перевернуть этот мир с ног на голову.

Раскачиваясь на качелях сна, я впал в серые сновидения без сюжета и смысла, они так и не смогли захватить меня, потому что в уши мои ворвался кошачий крик. Я нехотя повернулся. Крик раздался вновь. Я пробурчал что-то невнятное, желая запустить в кота чем-нибудь, что нащупаю возле себя. И это полусонное ощупывание породило понимание, что Соррел нет рядом. Кот не унимался. Я с трудом разлепил глаза. Бесконечность этой ночи наводила на гнетущие мысли. Плохо видя в потёмках, я протянул руку и включил лампу. Мятое бельё на диване, кое-как брошенные вещи, тонкое запястье Соррел покоилось на краю дивана, а сама она съехала на пол. Я прикоснулся к её руке — она расслаблена, как тряпка. Кинулся к ней и увидел, что она лежит на полу, глаза закрыты, из носа вытекла капля крови и застыла, едва коснувшись губы. Я опустился рядом с ней на колени, тело её тёплое, но совершенно мягкое, как разваренный овощ. Панический жар охватил меня, кипятком подливая к затылку. Руки затряслись. Я не мог понять, что с ней произошло, но заметил свою жестяную банку из-под икры. Она валялась рядом, на дне пара мелких горошин-гранул. Было больше. Было, я чётко помнил. Как помнил и то, что оставил банку на тумбочке. В бушующей и закипающей голове бурлящим потоком выстроилась картина логических связей.