— Он… покарает тебя… — пробулькал Цербер, исторгнув чёрную кровь из пасти.
Голова мотнулась и опала. Чёрная вязкая ниточка крови всё ещё стекала с его брылей, на земле моментально превращаясь в скорлупки, скорлупки трескались, рассыпаясь в порошок. Такая же трансформация постигла тело Цербера, от него отслаивались чешуйки, левитируя к небесным сводам, как листки сгоревшей бумаги над костром, улетающие с движением дыма.
Снова сыпал привычный белый снег и редко каркали вороны. Небо просветлело, и даже снегопад утихомирился, открыв блёклые влажные стены домов и шершавые бетонные заборы. Я, прихрамывая, двигался прочь. В голове крутились напутствия кота: «Иди за словами». Я судорожно искал глазами подсказки, но внимание обманывали обычные цветные рекламы. Взгляд бегал по плакатам и стендам, но тщетно. Никакого Профита не существовало. Но я упорно брёл куда-то. Я не знаю, сколько я бесцельно бродил, когда, зло сплюнув в снег, стрельнул сигарету у недоросля-школьника, остановился и закурил, сосредотачиваясь. Опухшее серостью небо вырабатывало мелкий снежок. Я сделал несколько крепких затяжек и выбросил сигарету в сугроб. Моё внимание привлекла приоткрытая железная дверь. На ней яркой синей краской было написано одно лишь слово: «Я». Огромная буква во всю дверь, покрытая хитрым орнаментом. Я медленно подошёл, разглядывая рисунок, и заметил внизу едва видную, заляпанную грязью быструю надпись — подпись художника, как понял я. Prophet. Правый уголок рта довольно приподнялся при мысли, что я вышел на верный след. Приоткрыв скрипящую тяжёлую дверь с граффити, я заглянул во двор, в который она вела. Обычный, ничем не примечательный двор. Я вошёл под своды арки, разглядывая ободранные стены. Двинулся дальше, во дворе заметил пару тэгов этого самого Профита. Завернул за угол, прошёл двор насквозь, попал в следующую подворотню, которая вывела меня на узкую улочку. Надписи упорно манили меня куда-то. Этот Профит метил мусорные баки, столбы и стены, как уличный кот. Он коверкал свой ник, специально записывая слово с ошибками или трансформируя его до неузнаваемости, как это делали чернокожие из гарлема. Профит, Proph_eat, ProFFit, PROfeat — его имя. Воображение нарисовало примерный портрет человека, оставляющего цветные надписи. Мне представился увлечённый граффитчик в удобных свободных штанах с обилием карманов, в кенгурушке, скрывающей капюшоном его лицо, бандана, закрывающая нижнюю часть лица, и замызганный рюкзак, забитый баллонами с краской. Пока я составлял его внешний и внутренний портрет, под ботинки мне бросилась надпись на асфальте: «ВИЖУ». Интуитивно оглядевшись, я пошёл дальше, понимая, что окончательно заблудился. Нога болела, а через рваную дыру в штанину задувал ветер. Постоянно сворачивая и пробираясь дворами, ведомый нанесёнными неизвестно кем закорючками, я, утомлённый и бессмысленно уставший, наконец, попал в тупик. Со всех сторон на меня давили блёклые стены с тёмными окнами, в которых, казалось, никто не жил. Я остановился посреди каменного колодца.
— Я ВИЖУ…
Слова раздались неизвестно откуда, отталкиваясь от стен, резонируя, прыгая резиновым мячом. Шум ударил в уши. Я невольно зажал их ладонями. Термоядерные краски расплескались по поверхностям, вокруг меня закружили зелёные пушинки. На глухой стене передо мной возникла надпись во всевозможных оттенках синего: «Я ВИЖУ!». Я оглянулся. В глубине тёмной арки вырисовывался тощий силуэт. Заметив, что его обнаружили, обладатель силуэта вышел на свет — тщедушный невысокий парень, ноги его были затянуты узкими чёрными джинсами, ступни умело обмотаны чёрным тряпьём, закреплявшимся на голени. Похожее я видел на картинках с изображением японских ниндзя. Чёрный свитер с продольными синими полосками и совершенно чёрные волосы. Длинная косая чёлка полностью закрывала его глаза. Он исчез и внезапно материализовался возле моего левого плеча. Он неспешно обошёл меня кругом, разглядывая со всех сторон, пока не остановился, вопрошающе глядя и приподняв голову. Вернее, я лишь догадывался, что он смотрит. Чёлка скрывала половину его лица. Мне стало неловко от ощущения пронзительности, словно от него ничего нельзя утаить. Он видел меня насквозь. Чтобы скрыть эту неловкость, я спросил:
— Ты Профит?
— Я, — ответил он. — Я знал, что ты обязательно появишься.
— Пророк? — спросил я.
Он кивнул:
— Пророк, провидец, проводник… видящий…
— Видящий… — хмыкнул с иронией я, разглядывая хрупкую сутулую фигуру, с завешанным волосами лицом. — Проводник говоришь? Тебе бы следовало самому внимательно под ноги смотреть, чтобы не пораниться. Тут вечно какая-то арматура из-под тротуара торчит.
Он засмеялся и поднял длинную чёлку вверх. По спине моей прошлась предательская дрожь. Такого я, пожалуй, не видел в своей жизни никогда. У парня отсутствовали глаза. Вообще. Не было ни век, ни впадин, ни пустых глазниц — ничего, где должны располагаться глаза. Лишь гладкая поверхность кожи, не имеющая даже бровей, а посреди лица из переносицы, как у всех обычных людей, начинался прямой нос.
Профит опустил волосы, словно бы всей кожей чувствуя мою конфузность, смешанную со смятением.
— Мне не нужны глаза в классическом их понимании.
— Сурово… — ёжась, повёл плечами я.
— Тебя ранил Гнев. Слюна его ядовита, ты ещё толком ничего не почувствовал, но это нельзя так оставлять.
Он присел на корточки, ощупывая рваную рану. Затем достал из заднего кармана джинсов маленькую жестяную баночку, снял плотную крышку. Красно-оранжевые мелкие гранулы он аккуратно взял на палец и поднёс к ране.
— Что это? — подозрительно спросил я.
— Наркотик, — невозмутимо ответил он, — его делают из икры Святой Камбалы, но он проявляет чудесные исцеляющие свойства при лечении подобных метафизических ран.
Тонкие пальцы Профита с гранулированным порошком коснулись истерзанной плоти. Первой волной по телу прокатилась судорога, а потом волна эйфории. Я невольно прикрыл глаза, закусив нижнюю губу. Он обработал рану и, глянув на меня несуществующими глазами, запустил пальцы с остатками порошка себе в рот. Губы его сомкнулись. Он на секунду замер, распробывая вкус порошка, перемешанного с моей кровью.
— Прав был дух… Ты пришёл… — загадочно проговорил Профит, высказав мысли вслух и поднялся с колен. — Но ты не можешь расхаживать здесь просто так. Тебе необходимо свидетельство о рождении. Вот, здесь тебе помогут. — Он протянул мне глянцевый флаер.
Я убрал флаер в карман куртки.
— Но… как я найду тебя?
— Я отыщу тебя сам, когда придёт время…
========== Семь.III ==========
»…Wake me up, drag me out
Brake the chains that hold me bound
This sad illusion is the cause of this cry
In this wasted paradise…»
Меланхолично пел голос. Я проснулся на следующий день, в наушниках играла музыка, по-видимому, играла всю ночь, пока я спал. Отбросив плеер с наушниками в сторону, я тщетно пытался вспомнить, как добрался до дома. В горле была неимоверная сухость. Поднявшись, я побрёл в одних трусах на кухню, с которой доносились женские голоса. Мать, одарила меня неблагосклонным взглядом, бросив лишь:
— Где ты вывалялся вчера? Я понять не могу, что происходит. Джинсы порвал. — Она сурово сверлила меня взглядом. — Совершенно невменяемый, я еле стянула с тебя одежду. Хорошо, Надюша помогла.
Жена брата, игнорируя меня, допивала чай.
Я поднял графин со стола, накатил кружку воды, слегка расплескав на стол, залпом осушил её, жадно глотая.
— Где мои джинсы? — спросил я.
— Я постирала всё. Одень другие. — Ответила мать.
— Чёрт! — процедил я, вспоминая про глянцевый флаер, отданный мне Профитом.
Дикое беспокойство охватило меня. Я распахнул дверцу стиральной машины, достав мятые влажные джинсы, панически пробежал по карманам, но флаера не оказалось.
— Ты ничего не вынимала из карманов? — округлив глаза, спросил я мать.
Она пожала плечами.