«Пыль столбом…» Пыль столбом — задрались черти На проселочной дороге. Бросишь ножик в круговерти Сталь окрасят капли крови. Но не праздновай заране, Станет стыдно и неловко: Вдруг нечаянно поранил Чернокудрую чертовку? Иль смышленому бесенку, Пошалившему невольно, Пропорол насквозь печенку И ему до жути больно? Пусть чудит нечиста сила На гумне и на повети. Без нее тоскливо было И на том и этом свете. Свиданка Как-то раз назло июлю И в угоду соловью В переулке караулил Я сугревушку свою. Но она, звеня монистом, По садам во весь опор Прошмыгнула к гитаристу На лукавый перебор. Звезды падали снопами Мне на темя и ладонь, В животе плясало пламя. И тогда я взял гармонь! Развернул мехи с отливом, Тронул кнопочек соски, И поплыли переливы Задушевнейшей тоски. И насквозь на всю округу. И на звездный водопой Пела хромка про разлуку Да про месяц молодой. То меняла гнев на жалость. Словно теплила свечу, Глядь – сударушка прижалась К напряженному плечу. Трепетала, как гагара, А попробуй охолонь… То-то, чертова гитара! Так-то, любушка-гармонь! «Окрестность, округа, околица…» Окрестность, округа, околица, Окольная речка кружит — На чем мое сердце покоится И все, чем душа дорожит. Подкова ль в проулке зацокала, Вздохнул ли в ночи вороной — Все кажется: около-около, Все чудится: рядом со мной. А чувства в груди не уместятся, Я поля печаль не полю: Пляшу под матрешкою месяца, Под солнышка бубен пою. На родине с болью не свыкнуться, Хоть жизнью ты бит-перебит. И мне то сорока откликнется, То в небе журавль протрубит. Но как бы ни мнилось, ни екало, Простить не могу одного: Пусть счастье у родины около — Рукой не подать до него. Жеребенок
Зной занежил провода. Втихомолку жалит жито. Выпью воду из следа. Из лошадьего копыта. Выпью с грустью пополам По неведомому зову. И заскачет по долам Жеребенок бестолковый. Будет травы обонять. Чутко воздух стричь ушами И по улице гонять С хуторскими малышами. Будь Аленушкой ему! У него пройдет опаска. Коль в высоком терему И любовь живет, и ласка. И когда он наконец Прибежать к тебе посмеет, То веселый бубенец Привяжи ему на шею. Пусть резвится стригунок, Головой тебе кивая, Это прочим невдомек, Что душа его – живая. «В мутный час, когда в окне светает…» В мутный час, когда в окне светает, От нехватки тайного тепла Скорбно сердце голову пытает: «Где и с кем, пропащая, быта?» Голова покорно и устало, Хороша и этим, что цела, Отвечает: «Где и с кем попало, Потому-то сделалась гола». — «Что стенать с дурною головою, Закружилась, что ли, мне назло?» — «А меня ты помнишь, ретивое, На всю жизнь однажды подвело?» Так бранятся в сумерках несмело, Всякий раз по-своему правы. А душе как будто нету дела Ни до сердца, ни до головы. Я живу темно и торовато, Голове и сердцу не в укор. Но душа им вынесет когда-то Свой неумолимый приговор. «Протарахтела повозка…» Протарахтела повозка. Просвиристела чека. Так же лениво и просто Лета тончает черта. Кончилось наше сиденье. Снова беремся за гуж. Пенье, свиданья, виденья — Милая сельская глушь. Вряд ли навеки запомнишь, В сердце с собой заберешь Крыши зеленый околыш, Красный ее козырек. Вряд ли надеяться надо, Что угадал наизусть Повесть вишневого сада, Плеса кукушечью грусть. Ветрена память. Но все же Соком крестьянских корней В чем-то ты станешь моложе, Чем-то природе родней. Все же не только для виду И не за модную блажь Родину эту в обиду Своре продажной не дашь! «В любовной или в любой горячке…» 1 В любовной или в любой горячке. От резвой славы, худой хулы Лопух под кепку — и все болячки Выносит разом из головы. В ломотной сыри, знобящей хмари К душе медовый пойдет первач. Шалфей и мята, иван-да-марья — Настой целебный от неудач. Кувшинкам в тихой вольготно речке, Роса в садовой царит траве. А сны святые – на русской печке, В них мама гладит по голове… 2 Глядеться в речку сподручней вербе, В глуби небесной смочив крыла. Уж коли свято природе верим, Расколошматим все зеркала! Чумеет чакан, блукают блики, Стрекозы пляшут вниз головой. Я отражаюсь в своей Панике Такой бессовестный и молодой! |
