А каким же был коэффициент полезного действия при всех этих жертвах?

Никто не хочет ходить в неудачниках. Но Карельским не везло на зарубежных соревнованиях. И они всерьез задумались о том, какую же избрать стратегию, чтобы пробираться через тернии к звездам.

После пяти катастрофических проигрышей на британском Блэкпуле Руслан решил всерьез поговорить с Ритой. Он знал, что разговор будет для нее неприятным, ибо коснется ухода из студии Петра Павловича Пирожкова, фактически предательство друга семьи.

С хореографом Пирожковым Риту связывала особого рода давнишняя дружба, начавшаяся еще в те далекие советские времена, когда Пирожков преподавал «народный танец» во Доме пионеров и Рита была одной из самых любимых учениц. В лихие 90-е годы Пирожков неожиданно от ансамбля «Березка» переключился на бальные танцы. Теперь он учил своих учеников уже не отрывистому шагу в сапожках по третьей хореографической позиции, а скользящему шагу по шестой позиции в «тесном контакте с телом партнера». Дом пионеров с его почти бесплатными кружками канул в Лету, теперь Пирожков нанимал за солидную плату учеников-«бальников», арендуя помещение в одном из полудохлых в плане проката фильмов кинотеатров, по соседству с мебельным салоном и ателье по ремонту верхней одежды.

Рита оставалась одной из любимейших учениц Пирожкова, которая, впрочем, получала удовольствие от самих тренировок и не задумывалась даже о выходе на чемпионаты.

Постепенно у Риты, как у талантливого модельера и дизайнера одежды, сложилась своя клиентская база. Не было в студии Пирожкова ученицы, которая не шила бы у Риты Корсак свое бальное платье.

Но потом в жизни Риты Корсак произошли глобальные перемены. Она стала Маргаритой Карельской. И ее муж, Руслан Карельский, сразу же жестко обозначил свои приоритеты.

– Если танцевать, то только ради победы!

После упорного аутсайдерства на зарубежных чемпионатах Карельский объявил Рите за вечерним чаем:

– Я убежден: чтобы нас заметила судейская бригада, чтобы нам начали наконец-таки начислять призовые очки, нам, увы, придется менять тренера.

Идею расставания с Петром Павловичем Карельская восприняла с тревожной грустью. Пирожков был ее близким другом, а уход к «перспективному», как был убежден Руслан, тренеру Никите Борисоглебскому словно резал ножом по живому.

– Сентиментальность – это психология жертвы. Ты хочешь быть жертвой обстоятельств? Надеюсь, что нет. Не будь сопливой девочкой! Рита, выбирай: или твоя дружба с Петропалычем, или наша победа на конкурсе.

И тут Карельский себя ощутил неожиданно тот-менеджером страховой фирмы. Перед его внутренним взором поплыли крикливые плакаты страховой компании, зазвучал металлический голос шефа. «Цель оправдывает средства! – повторял незримый топ-менеджер Шакал громовым, как из репродуктора, голосом. – Кому сейчас легко? Велика честь, коли тебе нечего есть. Трудом праведным не наживешь палат каменных!»

Чай остывал на глазах. Сбивчиво, с трудом подбирая слова, но продолжая уверенно гнуть свою линию, Карельский говорил о том, что Петропалыч – отличный мужик, но не боец. Он простой хореограф из Дома пионеров. Ему бы и руководить дальше кружком танцев для школьников, куда ему лезть во взрослую жизнь с ее «камнедробильными» правилами игры, тем более в мир бального танца с его звериной конкуренцией?! Хотим мы того или нет, но с Петропалычем придется расстаться…

– Но это же предательство!

– Жизнь состоит из постоянных перемен. Все живое обязано двигаться. Отсутствие движения – символ омертвелости.

Далее Карельский начал рассуждать о том, что, не поменяй он профессию, не было бы ни у него, ни у Риты денег даже на тренировки. Занятия танцами не из дешевых!

Рита грустно молчала. Она не могла противоречить железной логике мужа, но всем его аргументам противоречила ее душа. Она чувствовала, что уход из студии Пирожкова будет им воспринят гораздо больше, чем просто уход любимой ученицы: он относился к Рите по-отечески, как к родной дочери.

Рита Корсак-Карельская молча смотрела в бурое зеркальце остывающего чая, словно надеясь там, как в магическом котле древней цивилизации майя, увидеть ответ на вопрос о том, что же делать.

Черный «жук» с золотыми глазами притормозил, сворачивая с набережной на узкую улочку, мощенную булыжником и ведущую к Winter Garden. Под колесами автомобиля вместо ровного асфальта колыхались бугры брусчатки, машина качалась, словно катер на волнах. Водитель погасил золотые кругляши фар. Дальше следовало идти пешком. Подъехать прямо ко входу Winter Garden мешали огромные разноцветные валуны из прозрачного стекла, раскрашенного в нежные розовые, сиреневые, голубые и зеленоватые тона, словно разноцветные маленькие айсберги, и окружавшие маленькую католическую церковь. Этот импровизированный «сад камней» препятствовал движению автомобильного транспорта.

Полина и Владимир спешно достали зонты. Шофер помог Малинину выгрузить из багажника массивный кофр с фототехникой. Пока Малинин водружал его себе на плечи, словно альпинист перед восхождением, Полина расплатилась. Шофер галантно помахал своим пассажирам рукой аристократа в белой перчатке.

– Рекомендую заглянуть на фестиваль танца, – посоветовала Полина, отдавая шоферу голубую купюру с изображением Биг-Бена и профиля королевы.

– Окей. Как только появятся время и деньги.

Про деньги таксист упомянул не случайно. Ежедневный входной билет на фестиваль танца стоил столько же, сколько две бутылки превосходного шотландского виски Glen Moray 15-летней выдержки или же билет на скоростном поезде от Манчестера до Лондона. Так что же все-таки представлял собой этот фестиваль танца – соревнования, искусство или бизнес?

С крыши Winter Garden срывались потоки воды. Они обрушивались на брусчатку и взрывались маленькими фонтанчиками. Полина и Владимир метнулись как гончие псы, увидевшие лисицу, под металлический козырек, грохочущий от дождевых капель так, словно в Англии началась революция и по «Зимнему саду» выпускали пулеметные очереди.

Сотрудник службы охраны в серой униформе и белых перчатках, в фуражке с лакированным черным козырьком и черных блестящих лакированных сапогах решил проявить бдительность и запросил у Малинина и Бересклет аккредитацию на фестиваль. Неряшливо-мокрый, взмыленный Малинин, сгорбившийся под тяжестью многокилограммовой фотоаппаратуры, был совсем не похож на террориста, но его заставили рюкзак прогнать через ленту рентгена.

Winter Garden имеет свои внутренние правила, в чем легко убедиться, едва переступив порог. Оказавшись во Дворце танца, конечно, следует стащить с себя мокрые куртки, кофты, плащи, да и вообще всю верхнюю одежду. Даже если тепло, сухо и светит солнце, пальто и куртки вам помешают. Вы вступили в Зазеркалье, во Дворец ее величества Терпсихоры. Русский театральный деятель, режиссер К. Станиславский, говорил, что «театр начинается с вешалки». Театр британского танца, Winter Garden, с этим афоризмом, видимо, не знаком: несмотря на очевидный артистизм атмосферы, здесь нет ни гардероба, ни простых вешалок на входе. И это с предусмотрительностью англичан никак не вяжется!

Приходится верхнюю одежду сворачивать рулоном и убирать в дорожные сумки, чтобы не таскать ее в руках, или через плечо, напевая про себя «мы – цыгане»». Зато к дорожным сумкам и саквояжам относятся как к обязательному атрибуту, ведь в этих чемоданах и сумках участники Блэкпула возят свои костюмы, поэтому дорожный чемодан в ваших руках – такой же нормальный атрибут, как и яркий грим. Скажете, что это немного напоминает вокзал, что длинная оранжерея с пальмами и стеклянным потолком – своеобразное фойе Winter Garden и в самом деле напоминает лучшие британские вокзалы международного сообщения? Дело вкуса!