— Ты не ладишь со своей семьей? — спросил Тобе.

— Дело не в этом, — ответила я. — Я люблю их, правда люблю, но когда я с ними разговариваю… они разочаровываются во мне. Они хотят, чтобы я больше занималась своей жизнью. Они думают, что я зря трачу свой потенциал здесь, в Сан-Диего. Это не путь Катемако.

Тобе заворчал.

— Они хотят, чтобы ты вернулась домой?

— Да, в значительной степени. Они ожидают, что в этом году я вернусь в Мексику, чтобы стать женой какого-то высокомерного, элитного мага и возьму на себя обязанности содиректора Ковена Катемако вместе с ним. Традиция, как вы можете заметить, меня не очень радует. — Я выдохнула устало. Катемако был маленьким, но чрезвычайно важным центром магического мира. Поскольку это было родиной и центром практики Сантерии, моя семья на протяжении сотен лет держала

ковен, но моя богатая родословная придет с некоторыми нелепыми ожиданиями.

— Ты не скучаешь по Мексике?

Я пожала плечами.

— Иногда, но я счастлива там, где нахожусь. И я скорее вырву себе глаза, чем вернусь назад, чтобы выйти замуж за какого-то типа, которого я не знаю. Они этого не понимают. Они не могут понять, как я могу любить свою культуру и свое наследие, не желая жить в Мексике. Дело в том, что я чувствую, что могу сделать больше хорошего здесь, в Штатах, а не в крошечном городке без каких-либо возможностей.

— Я могу это понять, — заверил меня Тобе.

— Я рада, что кто-то может.

В другом конце комнаты показался Кецци, его золотисто-зеленая чешуя блестела в тусклом свете. Пернатый змей свернулся в правом углу, его бело-фуксиевое оперение дрожало, как хвост гремучей змеи, когда его напряженные глаза наблюдали за мной издалека. Я всегда благоговела перед ним, учитывая его связь с моим народом. Будучи неотъемлемой чертой ацтекской культуры, он был частью моей собственной мексиканской истории, когда-то почитаемый как Бог за его экстраординарные способности. Когда-то, в разгар своего обожествления, он носил эхекайлакокозкатль на своей толстой шее — нагрудник ветра, как средство лучше обуздать стихийные силы. Многие из моих людей все еще носили его версии, особенно те, кто был одарен воздушными способностями, хотя у Кецци больше не было его на шее.

Я предположила, что он и Тобе были самыми общими существами в этом месте. Ни один из них не был безмозглым зверем, бьющимся о стекло, чтобы выбраться наружу. Кецци был результатом мощной Чистки ацтекского мага, и он стал чрезвычайно сильным и умным. Однако там, где Тобе был нежен и добр, у Кецци не было таких же склонностей. По крайней мере, таково было подозрение, основанное на предшествовавшей ему легенде.

— Интересно, что выйдет, когда я проведу первую Чистку, — размышляла я вслух, наблюдая за Кецци.

— Ты сильная Сантерия. Я думаю, это будет впечатляюще.

— Ты так думаешь?

Он кивнул, его грива ощетинилась.

— Я занимаюсь этим достаточно долго, чтобы иметь шестое чувство на этот счет.

— Думаю, мой первый уже в пути, — призналась я.

Тобе, казалось, удивился.

— По-моему, для тебя это рановато. Ты могущественна, но не используешь свои способности так часто, как другие, — сказал он. — В среднем это раз в пять лет, после достижения совершеннолетия. Ты ведь только три года прошла, если я не ошибаюсь?

— Почти четыре.

— По крайней мере, ты не из тех бедняг, которые каждый год проводят Чистку. И все же, возможно, именно поэтому у тебя проблемы со сном. Вся эта ядовитая энергия накапливается внутри тебя, некоторое внутреннее недовольство, ума и тела, следует ожидать.

Я молча кивнула.

— Да, я почти чувствую, как четыре года токсичных отходов собираются внутри меня, как мерзкий комок грязи. Как будто кто-то пришел и заменил мою кровь сиропом.

Тобе усмехнулся.

— Я буду здесь, чтобы помочь тебе пройти через это, когда придет время.

— Ты лучший. — Я одарила его улыбкой.

— Интересно, как подавитель Демпси повлияет на способность Харли к Чистке, — сказал он мгновение спустя. — Она довольно сильна, даже с этим приспособлением. Мы видели проблеск этого сегодня, во время обета. Было несколько моментов, когда я боялся за свою жизнь, и я знаю, что я был не единственным.

— Такая большая, крепкая бестия, как ты? Да ладно? Ты не испугался.

Его усы дернулись.

— Очень хорошо, я боялся за вашу жизнь.

— Весьма признательна. — Я рассмеялась. — Из того, что я видела, Харли полна решимости изучить тонкости как можно быстрее, чтобы использовать свои силы в полную силу. Имейте в виду, я знаю по опыту, что это один адский способ закончить с ожогом. Не то чтобы я могла ее винить. Я бы сделала то же самое на ее месте. Это должно быть неприятно, иметь все это Моджо и не быть в состоянии ничего с этим поделать, не по своей вине.

— Я тоже так думаю.

— Она очень хочет сделать операцию по удалению подавителя, как можно скорее. Это просто вопрос времени, когда Кригер даст ей время и место.

Тобе вздохнул.

— Я также думал.

— А ты не думаешь, что она должна?

Его янтарные глаза смотрели вдаль.

— Я могу понять это желание, но боюсь, что оно сделает ее столь же уязвимой, сколь и могущественной. Это усилит цель, уже нарисованную на ее спине.

С этим я не могла поспорить.

По правде говоря, я много видела себя в Харли. Мы обе говорили то, что думали, и не боялись стоять на своем. Я восхищалась ее решимостью вытащить подавитель, но и волновалась за нее тоже. Харли была умна, как хлыст, но в то же время упряма и могла навлечь на себя неприятности. Я знала это, потому что у меня была та же самая черта.

— Судя по тому, что сказал Финч, Кэтрин Шиптон придет за Харли. Если Харли не знает, как правильно защитить себя, Кэтрин закончит работу, которую начала девятнадцать лет назад. Конец клану Мерлинов, раз и навсегда. 

САНТАНА

С головой, все еще погруженной в свои мысли, и более взвинченной, чем до разговора с Тобе, я покинула Бестиарий и побрела по коридорам к жилым помещениям. У меня было несколько часов, чтобы убить их, я решила, что сон будет таким же хорошим способом, как и любой другой, чтобы ускорить время. Кроме того, если я хотела пройти через вечерний патруль, не падая, мне нужно было немного поспать. Ориши сегодня были особенно громкими. Теперь, когда я поговорила с Тобе, у меня возникло ощущение, что их усиленная болтовня имеет какое-то отношение к моему билету в один конец в Чистку. Они отталкивали сгущающуюся тьму.

Я остановилась, когда дверь слева распахнулась, едва не задев мое лицо. Раффи, сгорбившись и явно взбешенный, выбежал из комнаты. Он не видел меня, когда шел по коридору, сжав руки в кулаки. Леонидас последовал за ним мгновение спустя.

— Вернись сейчас же! — взревел Леонидас.

Я нырнула за дверь.

— Но почему? — Раффи обернулся. — Ты сказал все, что должен был сказать. Я больше ничего не хочу слышать.

— Ты будешь слушать меня!

— Нет, отец, не буду, я не твоя боксерская груша, в которую ты можешь залезть, когда захочешь. Ты ясно дал понять, что считаешь меня ничтожеством, я больше ничего не услышу. Иди домой!

Леонидас выпрямился перед сыном.

— Немедленно возвращайся в эту комнату. Я еще не закончил.

— Ну, так и есть. — Раффи сильно толкнул отца в грудь, заставив его отшатнуться с нечеловеческой силой. Леонидас отряхнулся, но я видела, что он напуган. «Состояние» Раффи пугало его отца, это было очевидно. Как бы мне не хотелось видеть Раффи воюющим с джинном, это казалось единственной защитой, которую он имел, единственным оружием, достаточно мощным, чтобы использовать против своего отца.

— Успокойся, Раффи, — настаивал Леонидас, его голос был напряжен от беспокойства. Я не испытывала сочувствия к этому высокомерному мудаку. Потребовалось что-то очень личное, чтобы разозлить Раффи до такой степени, что его глаза загорелись красным. Что бы ни сказал и ни сделал Леонидас, он явно заслужил ярость Раффи. По-видимому, не только у Раффи были серьезные проблемы с Леонидасом — Джинн, казалось, одинаково не любил его, питаясь гневом.