— Чёрт!

Мы вылетели на четырёхполосную дорогу прямо перед патрульной машиной, и теперь она гналась за нами.

— Двое на мопеде, остановитесь! — прокричали в мегафон резким голосом.

Разумеется, слушаться я не собиралась.

— Это тот самый детектив! — сказал Ходака.

Мы приближались к большому перекрёстку, за поворотом должна быть станция Мэдзиро. А ведь там...

Я обернулась и крикнула в воздух:

— Держись! — А затем надавила на газ.

Мы наискосок пересекли дорогу и успели пролететь прямо перед грузовиком, который поворачивал направо на перекрёстке.

— А-а-а! — заорал Ходака.

Чуть не врезавшись в грузовик, мопед угодил прямо на узкую лестницу между двумя зданиями. Он подскочил в воздух и, застыв на мгновение, приземлился на лестничную площадку, а затем по инерции скатился вниз, подпрыгивая на ступеньках. Краем глаза я уловила изумлённые лица прохожих, а мопед тем временем выпрыгнул на узкую дорогу вдоль железнодорожных путей.

— Ух... Ну мы даём, правда? Чуть не померли! — крикнула я, не в силах сдержать возбуждение.

Я будто спрыгнула с самолёта: адреналин зашкаливал, наружу рвался хохот. Ходака вцепился мне в живот и испуганно спрашивал:

— Нацуми, вы чего?

Вой сирен стихал за нашими спинами, а я рассмеялась:

— Ух ты, как же это круто! Кажется, я нашла. Это моё!

Тут мне пришла в голову замечательная идея. Вот же оно, вот какая профессия мне по душе!

— А... а не пойти ли мне в мотополицию?!

Ходака закричал, чуть не плача:

— Они вас теперь не возьмут!..

А, и правда.

Ну да ладно, не время думать про будущую карьеру. Нас ждёт Ёёги! Приободрившись, я крепко сжала ручки мопеда.

 

— Судя по всему, мальчик сбежал, чтобы найти девочку, которая была вместе с ним...

Я прислонился поясницей к барной стойке и наблюдал за детективом Ясуи: он осматривал офис. Я надеялся, что покажу ему пустое помещение и выпровожу, но уходить этот человек не собирался.

— И вы мне не поверите, конечно, но... — Детектив по­смотрел в окно. — По словам мальчика, исчезновение девочки — своего рода плата за хорошую погоду.

Я выдавил усмешку:

— Вы это серьёзно? Вы же полицейский...

— Ну да, небылица — и только, — рассмеялся детектив в ответ.

Он дотронулся до колонны и что-то на ней рассматривал. На этой колонне...

— Вот только мальчик-то сейчас пускает под откос свою жизнь...

Детектив сел на корточки и, прищурившись, уставился на колонну:

— Скажу честно, я ему даже завидую. Это же надо: есть в жизни человек, ради встречи с которым он готов на всё.

На этой колонне отмечали рост Моки в то время, когда она здесь жила, — вплоть до трёхлетнего возраста. Отмечала Аска, и цифры, а также воспоминания о том, как их рисовали, ничуть не поблёкли, будто им было всего несколько дней.

— Ну, мне этого не понять... — рассеянно ответил я детективу.

Значит, у Ходаки есть такой человек. Человек, ради встречи с которым он готов на всё. А у меня? Есть ли у меня человек, ради встречи с которым я пожертвовал бы всем на свете? Такой, что я желал бы встречи с ним, даже если бы весь мир смеялся надо мною и твердил мне, что я не прав?

— Простите, вы... — пробормотал детектив.

Когда-то и у меня был такой человек. Аска. Если бы... На что бы я пошёл ради того, чтобы ещё раз с тобой увидеться? Я бы тоже...

— Вы в порядке? — спросил детектив, поднявшись на ноги.

Почему-то он удивлённо смотрел на меня.

— Что? В смысле?

— Просто вы плачете.

И тогда я наконец заметил, что по щекам у меня текут слёзы.

 

Окна безлюдных неподвижных поездов проносились мимо нас, ослепляя солнечным светом, отражавшимся от стёкол. Сирены невидимых патрульных машин вновь завыли через некоторое время. В летний день под шлемом я умирала от жары. Жар исходил и от тела Ходаки, прижимавшегося к моей спине. Но голова была ясная, будто её обдувал равнинный ветер. Я посадила на мопед мальчика, сбежавшего от полиции, мы устроили глупую гонку с патрульными машинами и мчались к заброшенному зданию. Чтобы спасти Хину, мы нарушали закон (а то, что мы творили, не назовёшь иначе как преступлением), при этом зацепка у нас была всего одна — какой-то сон. Смех, да и только. Однако...

Я чувствовала небывалую лёгкость, словно сбросила с себя промокшую насквозь одежду. Ни поиски работы, ни закон не имели к этому никакого отношения. Я знала, что поступаю правильно. Несомненно, сейчас я стояла на стороне справедливости, плечом к плечу с протагонистом истории. Подумать только, сколько лет я не испытывала такого чувства.

— Нацуми, смотрите! — воскликнул за спиной Ходака.

Я вздрогнула: пологий спуск, по которому мы катились, заканчивался огромной лужей размером с настоящий пруд. Я огляделась по сторонам. Дорога вдоль железнодорожной платформы была с односторонним движением. Лужа тянулась метров на десять, затем снова начиналась дорога. Сирены выли всё ближе. Мы должны пробиться. Деваться некуда.

— Держись! — крикнула я, а Ходака изумлённо воскликнул:

— Что?!

И тогда я нажала на газ.

Вода приближалась. Оказавшись у самого края пруда, я слегка крутанула ручку мопеда, и сопротивление дорожной поверхности резко пропало.

— А-а-а!

Мопед легко заскользил по воде, будто в насмешку над кричащим от страха Ходакой. Брызги взметнулись в стороны. Мне вдруг показалось, что где-то рядом с нами есть камера, а все люди, кроме нас двоих, — персонажи второго плана. Всё в этой жизни предназначено для меня, я стою в самом центре мира, и когда сияю я, сияет и весь мир. До асфальта на другой стороне пруда оставалось совсем немного... Да, мир удивительно красив.

И тут колёса забуксовали под толщей воды. Всё ещё скользя по воде, мопед поднимал пузыри и тонул.

— Всё! — резко сказала я Ходаке, имея в виду, что моя роль сыграна.

На самом деле я знала, что так будет, ещё до того, как решила переплыть на мопеде эту лужу... И всё же...

— Ходака, иди!

— Да!

Ходака встал на заднее сиденье мопеда, как на подножку, и ухватился руками за крышу утопленного в воде грузовика.

Он оттолкнулся ногой от мопеда и взобрался на крышу кабины. Мопед полностью скрылся под водой, и я слезла с него, оказавшись в луже по пояс.

Не мешкая ни секунды, Ходака взобрался на заграждение из проволоки.

— Спасибо, Нацуми! — сказал он, оглянувшись всего лишь на мгновение, затем спрыгнул на пути и помчался прочь.

Я сделала глубокий вдох и закричала что есть мочи:

— Беги, Ходака!

Он больше не оборачивался, только убегал всё дальше. Я улыбалась, а сирены патрульных машин завывали уже совсем рядом.

«Всё, мальчик. Для меня всё кончилось», — повторила я мысленно.

Кончились моё детство, юность и отсрочка от жизни.

Мальчик, я ещё повзрослею. Стану таким взрослым человеком, что Хина будет мною неудержимо восхищаться и считать примером для подражания. Я буду супервзрослой — не чета Кею. Такой взрослой мир ещё не знает.

Я смотрела в спину удалявшемуся подростку — самому олицетворению юности, и на душе было удивительно ясно. Я от всего сердца пожелала, чтобы ребята вернулись домой целыми и невредимыми.

По железной дороге не ходили поезда, людей вокруг я тоже не видел, так что место напомнило мне ржаво-коричневую дюну.

Четыре пары рельс прямыми линиями тянулись по широкой пологой насыпи, зажатой между городскими зданиями; далеко впереди силуэты небоскрёбов Синдзюку вырисовывались в зыбком летнем воздухе, будто пейзаж из совершенно другого мира.