- Эни, что случилось? Ты в порядке? Тебе очень больно?

Конечно, Амидала прекрасно знала ответы на два последних вопроса, но её любовь, её переживания были так сильны, что женщина просто не могла удержаться, чтобы их не задать. И, естественно, все глупые обиды и обидки от недопонимания и чего бы то там ни было были забыты раз и навсегда. Сейчас Падме волновало только одно – беспокойство за мужа, любовь к мужу, забота о муже и оказание первой помощи мужу, если ему она, конечно, понадобиться.

Совсем не ожидав такой реакции от по праву справедливо оскорблённой жены, Энакин даже в тайне обрадовался, что всё сложилось именно так, как сложилось. Он был готов ещё тысячу раз разбить себе голову, лишь бы любимая всегда смотрела на него так, лишь бы она всегда говорила с ним так, лишь бы не обижалась и была полностью уверенна в его любви. А Скайуокер любил её, искренне любил, и сейчас, уже зная, что ступил на скользкую кривую дорожку запретных чувств к Асоке всеми силами старался цепляться за старую привязанность к Амидале, привязанность правильную и абсолютно верную.

Однако радость генерала от того, что жена так быстро простила его, столь же стремительно испарилась, как только до ушей джедая долетели вопросы супруги. Любимая требовала от него ответов, нет, не требовала, просила, тем не менее, просила ответов, которые он не мог и не хотел ей давать.

Только сейчас Энакин действительно понял, как постыдно было то, что собственная ученица заехала ему стаканом по голове, потому, что он полез с ней почти в драку и при этом ещё и умудрился проиграть. Это было так позорно для него, мужчины явно не слабого, это было так оскорбительно, это вообще было чем-то таким, о чём никому и никогда не хотелось рассказывать, тем более собственной жене. Пожалуй, впервые в жизни Скайуокер оказался так жалок, беспомощен, что побить и унизить его смогла какая-то малолетняя девчонка, хорошенько изуродовав ему лицо. А что уж было говорить о том, что до этого он и сам побил, а затем полез целоваться к несовершеннолетнему подростку? Возможно, Асока была абсолютно права, что залепила ему стаканом по голове, он заслужил. Но вот Падме, она не заслужила быть женой такого мерзавца как Скайуокер, и ей не нужно было обо всём произошедшем сегодня знать. Это ущемило и оскорбило бы и Падме, и абсолютно унизило бы и опустило бы и его самого. Потому, мысленно обещая, что это был последний раз, когда он обманывал жену во благо их обоих, а также и Асоки, Энакин решил соврать.

- Меня ранили на задании, - стараясь всеми силами скрыть от супруги его подавленное состояние и оскорблённое самолюбие, с относительно усталым и безразличным тоном произнёс Скайуокер, - Прости, любимая, я пойду лягу, - тут же добавил он, нежно коснувшись щеки Падме пальцами, но не рискнув, ни посмотреть ей в глаза, ни поцеловать жену теми губами, которыми сегодня он позволил себе целовать Асоку.

Слишком стыдно генералу было в данный момент, слишком противно от самого себя и собственного предательства по отношению к его «ангелу». А Падме действительно была «ангелом», раз так просто смогла позабыть и простить всё, что он ей сделал.

«А сможет ли она забыть и простить мою измену и потерю обручального кольца?» - полный отвращения к собственной персоне, тревожно, с ужасом вздрогнув, подумал Энакин, виновато отвернувшись от жены, стараясь не смотреть на женщину, которую он сегодня предал.

Падме ничего не ответила, лишь покорно и заботливо позволив пострадавшему супругу удалиться в указанном направлении. И Скайуокер в ещё более подавленном и расстроенном состоянии молча побрёл к себе в комнату, с тяжёлым сердцем и непомерным грузом реальной вины на душе думая о том, как завтра ему с такой рожей придётся ехать в притон, чтобы выкупать собственное обручальное кольцо, ну, а затем, в не менее отвратительной и унизительной ситуации, ещё и предстать с разбитой его же ученицей головой перед глазами совета джедаев.

========== Глава 7. Раскаяние и соперница, Часть 1 ==========

Прошло несколько дней. Вдоволь нагулявшись во всех, каких только можно местах нижнего уровня Корусанта, Асока неспешно возвращалась домой. Кайф от последней принятой дозы уже постепенно начинал выветриваться, но лёгкий дурман всё ещё застилал рассудок Тано приятным ощущением наслаждения, от чего девушка до сих пор пребывала в не очень трезвом состоянии, однако уже начинала соображать, что происходило вокруг неё.

Грязная, оборванная, сильно уставшая, но, в то же время, абсолютно счастливая тогрута не спеша брела по улице, вальяжно прогуливаясь в такт медленно, сладостно-нежно проходящему наслаждению от наркотического опьянения, вдыхая чуть прохладный, свежий воздух, вернее, настолько свежий, на сколько он вообще мог быть на Корусанте. Смотря на мир блестящими, довольными глазами, Асока наслаждалась жизнью, наслаждалась всем тем, что дала ей Сила за последние несколько дней, как-то смутно пытаясь вспомнить обрывки прошлого, той самой ночи, когда она вновь сбежала от Энакина в город.

Почему-то воспоминания давались девушке крайне тяжело. Какие-то обрывки, клочки событий, бессмысленные фразы, потасовка, крик… Тано не могла толком восстановить картину произошедшего, она лишь помнила, что покинула свою маленькую захудалую квартирку с большим скандалом и в тайне надеялась, что он не прошёл даром, по крайней мере, для Энакина, который никак не мог оставить тогруту в покое. Хотела ли этого Асока на самом деле? Она толком не знала. С одной стороны, Скайуокер уже порядком надоел ей со своими наставлениями и нравоучениями, у него была жена, да и вообще, если так подумать, раз уж Сила столь настойчиво не позволяла им быть вместе, то лучше, чтобы генерал действительно держался от своей ученицы подальше, чтобы она могла его забыть… С другой же стороны, его забота, его подарки, его объятья и его поцелуй… Только сейчас девушка вдруг вспомнила, что в тот день, в тот момент в душе, джедай впервые поцеловал её, поцеловал сам, страстно, можно даже сказать, в пылу чувств, так, как Асоке всегда того хотелось. Его поцелуй говорил о том, что всё было совсем не так, как казалось на первый взгляд. Всё было вообще как-то не так, как всегда думала Тано.

Поначалу она вновь хотела было списать это воспоминание на очередную галлюцинацию от наркотиков, однако мысль о том, что она не была под кайфом вплоть до самого своего побега резко взбудоражила её. Энакин действительно целовал тогруту… И это как-то абсолютно сбивало с толку. Девушка просто не понимала, что это было, и зачем вообще мужчине, который её не любил, который был женат на другой, понадобилось это делать, делать с ней… От чего Асока теперь колебалась, и в своих чувствах, и в своих желаниях, и в размышлениях на тот счёт, как она должна была реагировать на Скайуокера, да и вообще вести себя дальше.

«Что же мне теперь делать, что? Подскажи, Сила?», - едва не прослезившись от внезапно сменившегося с лёгкого и весёлого настроения на тяжёлое и крайне опечаленное расположение духа, девушка вопрошающе взглянула на небо, как будто ища там ответа.

Но ответа не было.

Одно теперь Асока знала точно, всё это время, все эти пустые и занудные разговоры с ней о вреде наркотиков бывший учитель был прав, она была зависима, зависима куда сильнее, чем девушка себе представляла. И Тано это не нравилось, крайне сильно не нравилось. После её ухода из ордена никто и ничто не смело управлять её жизнью, а КХ-28 «буквально вертел ей как хотел», заставлял совершать низкие, абсолютно не свойственные прежней тогруте поступки, и это её дико раздражало.

Почему-то сейчас девушке вспомнилось с каким безумством она обыскивала собственный дом, думая лишь о том, что бы такое продать, только бы пойти и накачаться. Вспомнилось, как Асока бесплатно отдала собственные мечи ради дозы, а потом буквально стояла на коленях в грязи пыльной улицы, вливая в себя «сапфировую» жидкость. Вспомнилось, как она оценивающе смотрела на браслет, первый действительно важный подарок, что преподнёс ей столь близкий человек, смотрела и хотела его продать, лишь бы только заполучить очередную дозу. Было и ещё что-то ужасное, что она сделала ради наркотиков, Тано точно знала, что было, просто чувствовала это всей своей оранжевой кожей, но почему-то разум столь настойчиво ограждал её от сего последнего воспоминания, как будто защищая от чего-то ужасного, что тогрута просто никогда бы не смогла себе простить, если бы правда вдруг открылась перед ней…