Ловко ухватив девушку за тонкие, хрупкие запястья и как-то неуклюже возясь с ней в борьбе за «трофей», джедай оказался всё же сильнее и смог выдрать карту из трясущихся слабых кистей бывшей ученицы. Напрочь лишив наркоманку последней возможности на то, чтобы куда-то уйти сегодня, Энакин резко толкнул её обратно вглубь гостиной так, что та едва не упала, перекувырнувшись через спинку чёрного рваного дивана, а затем грозно сказал:
- Очевидно твой план оказался не так хорош, как задумывалось, - имея ввиду «похищение» электронной карты, которое якобы давало Тано какие-то преимущества в попытке сбежать, слегка насмешливо произнёс джедай, демонстративно повертев перед глазами Асоки «заветной свободой», - Да, у меня есть жена, да пусть хоть десять жён, но я не позволю тебе качаться наркотиками и губить себя из-за всяких глупостей. А сейчас, живо возвращайся в свою комнату и ложись спать!
На последней фразе повысив тон так, что его голос эхом отдался по небольшой квартирке, Энакин, будто командуя во время боя на фронте, резко ткнул пальцем в сторону спальни тогруты, посмотрев на девушку таким взглядом, что в другой ситуации та даже не посмела бы ему возразить.
Вновь «откинутая» назад, словно какая-то вещь, лёгкая и ничего не значащая тряпичная кукла, Асока врезалась, к её счастью, в мягкий диван и почти не испытала никакой физической боли, в отличие, конечно, от моральной и душевной. Уже в который раз за этот день она была ограниченна в собственной свободе, в собственной любви, да и вообще… Девушке вдруг показалось, что она всю свою жизнь была ограничена в том, чего она хоть когда-либо хотела. Всё всегда шло так, как было удобно и хорошо другим, за Тано выбирали, за неё решали, ей указывали что делать, и никогда, абсолютно никогда, ситуация не оборачивалась в её пользу. Даже сейчас, тогрута ушла из ордена, постаралась выкинуть, вырвать из собственного сердца свою глупую безответную любовь, но это ничего не изменило. Её избранник был женат на другой, а ей даже не позволено было переживать и страдать из-за этого, не позволено было как-то отстраниться или уйти, не позволено было накачаться до умопомрачения и умереть в забытии, а ведь тогрута действительно не хотела жить, больше не хотела жить так. Но Сила почему-то продолжала и продолжала издеваться над ней, лишая всех и каждой радости в жизни: ордена, любви, наслаждения от наркотика…
От обиды и очередного унижения на глазах тогруты вдруг проступили слёзы, солёные, горькие, яркой обидой обжигающие её щёки слёзы жалости к себе и гнева. Девушка не понимала, действительно не понимала, почему ей должно было быть плохо, почему, тот, кого она любила больше всего на свете, смел указывать ей, причиняя одну только боль, почему он намеренно издевался и издевался над ней день за днём.
Ломка, ставшая просто наказанием за все грехи, обида, боль, унижение, абсолютная спутанность сознания от смешения всех этих факторов и очередное упоминание о Падме, буквально прямое признание того, что Энакин был женат от него же самого, просто взорвались внутри Асоки изничтожающей всё на своём пути волной гнева и ярости. Уже даже не замечая, как по её милому личику льются горькие слёзы, Тано громко зашипела, до боли влепив рукой по спинке дивана, и оскалилась, придя в полное безумство.
- Ты не смеешь!.. Слышишь, не смеешь мне указывать! – что было мочи, сквозь судорожные рыдания совершенно ошалело заорала она, одновременно от ярости и безысходности начав крушить и ломать всё, что наркоманке только попадалось под руки.
- Ты мне никто, вообще никто! Я ненавижу тебя, … ! – ещё пронзительнее прокричала тогрута, в безумном неадеквате оторвав кусок обивки чёрного дивана и швырнув ею в сторону бывшего мастера.
- Выпусти меня, слышишь, сейчас же выпусти! Ты не имеешь права меня здесь держать! Выпусти меня или я всё здесь разнесу, я убью тебя, нет, убью себя! – пиная под ногами осколки и куски чего-то разбитого и сломанного, поскальзываясь и спотыкаясь о них на ходу, Асока ещё раз рванулась в направлении двери, теперь грозно, зло, обиженно махая руками, пытаясь то ли побольнее ударить собственного мастера, то ли вновь отобрать у него ключ.
Девушка уже и сама не знала, что делала и чего хотела, для неё смешалось всё: чувства, эмоции, желания, иллюзии и реальность, она была в таком бешеном неадеквате, что со стороны можно было решить, будто Асока действительно сошла с ума. Прыгая и кидаясь на Энакина с криками, оскорблениями, кулаками, ногтями, клыками, Тано отчаянно пыталась и пыталась выдернуть у него из рук карту, но, пребывая в абсолютно рассеянном и затуманенном состоянии, получала новый и новый отпор. Потасовка Скайуокера и его бывшей ученицы длилась не долго, и вот, потерпевшая очередную сокрушительную неудачу, девушка опять была оттолкнута назад, на этот раз больно вписавшись в длинную столешницу, разделявшую кухню и гостиную, спиной. Но тогрута уже не чувствовала боли, она была в состоянии такого аффекта, что для неё не существовало никого и ничего, кроме непомерного желания заполучить наркотик и тёмного, ослепляющего гнева от ненависти на того, кто этому так опрометчиво препятствовал.
Тано и сама не помнила, как на глаза ей попался тот самый стакан, из которого ещё сегодня утром она пила воду во время очередного «отходняка», как крепко её хрупкие оранжевые пальчики сжали его прозрачные стенки, как яростно закричав в десятый раз – «Выпусти меня сейчас же, ты не смеешь меня здесь держать, ты не имеешь права мне указывать, ты мне никто, я тебя ненавижу! Ненавижу!», - девушка со всей силы запустила стеклянной ёмкостью в собственного учителя.
Энакин видел, как предмет летел в его сторону, всё происходило словно во сне, на долю секунды время замедлилось, и можно было даже решить, что это было не наяву, ведь Скайуокер ни подумать, ни ожидать не мог, что однажды, произнеся подобного рода слова в его адрес, его безгранично любимая ученица попустит в мастера чем-то, вся буквально пронизываемая тёмными, холодными гневом и ненавистью. Генерал на мгновение замер от ошеломления, всего на один совершенно незримый крошечный миг замешкался, и эта почти незаметная секунда, дорогого ему стоила. Всё произошло так быстро, что никто из ссорящихся даже не успел понять, как тяжёлая прозрачная стеклянная ёмкость с громким звоном соприкоснулась с головой Энакина, и в дребезги разлетелась дождём осколков в разные стороны, оставляя после себя глубокий порез у Скайуокера на лбу. Тёплые багряные струйки крови юрко скользнули по лицу генерала и, лишь спустя мгновение, после бесчувственного шока пришла боль, сильная боль в области головы джедая.
В один момент испытав острое режущее чувство, неприятными волнами разливаемое от раны в разные стороны, Энакин, абсолютно не ожидавший такого от собственной ученицы, даже как-то ненароком выронил ключ, чисто рефлекторно ухватившись рукой за порез. Ещё какое-то время и мастер, и падаван находились в неком оцепенении и недоумении от происходящего. Скайуокер первые пару секунд пытался справиться с новыми ощущениями, как будто откуда-то со стороны чувствуя, как сквозь его пальцы течёт кровь, а Тано всё ещё безмолвно и неподвижно смотрела на него, сама не осознавая и не веря в то, что она только что сделала. Но миг замешательства, промелькнул слишком быстро. И, вот уже через секунду поняв, что ключ от входной двери больше не был в руках учителя, девушка опомнилась первой и тут же воспользовалась моментом.
Молниеносно подлетев к мастеру, падаван ловко подобрала карту с пола и с безумным видом рванулась прочь, ведомая то ли ужасом от собственного поступка, то ли совершенно неадекватным состоянием из-за бешенства от ломки.
Джедаю, привыкшему ко всякому роду ранениям и повреждениям в боях, тоже не понадобилось много времени, чтобы прийти в себя, как только первый болевой шок от разбитой головы прошёл, Энакин тут же рванулся следом за Асокой, но он не успел, к своим огромным сожалению и досаде, всего на миг замешкался дольше положенного и так и не смог поймать совсем «сдвинувшуюся» наркоманку.
