Ну, а во-вторых, Энакин только что с досадой понял, что дома его ждала на романтическое свидание, наверняка, теперь уже обиженная и расстроенная Падме. А судя по тому, что он увидел на циферблате, Скайуокер опоздал на их с женой вечер уединения на три часа. Ох и не лёгким же этот день выдался для него, но впереди ещё предстояли объяснения с до смерти обиженной супругой.
К огромному удивлению генерала, Падме встретила его скорее взволнованно, нежели обиженно и, подбежав к мужу, просто молча крепко обняла, посильнее прижавшись к его груди. Простояв так какое-то время, Амидала немного отстранилась и слегка поблёскивающими радужками уставилась Энакину в глаза, как бы вопрошая, что на этот раз произошло. Всей своей душой, всем своим сердцем боясь потерять любимого, Падме не стала на этот раз преждевременно обвинять Скайуокера хоть в чём-то, решив, что для начала нужно было выслушать его, а свои выводы она ещё успеет сделать. Ведь если постоянно злиться, подозревать и упрекать, то можно было окончательно разрушить и так ставшую слишком хрупкой в последнее время связь. Потому Падме старалась вести себя достойно, заботливо, нежно, понимающе, тем более, что за прошедшие дни она не редко вспоминала, что их с мужем отношения начинались именно так. И Амидале хотелось сохранить и дальше это тепло, это единение душ.
Осознавая, что любимая и единственная ждала от него ответа, каких-то слов, какой-то информации об опоздании, донельзя вымотанный Энакин с грустью и глубоким чувством вины, взглянув на догоравшие свечи на столе с явно остывшим ужином, что виднелся через открытую дверь другой комнаты, решил перейти сразу к сути:
- Прости меня, ангел, - нежно поведя по волнистым распущенным волосам Амидалы настоящей рукой, искренне извинился джедай, - Я провалил миссию, Асока опять сбежала, я опоздал на наш с тобой вечер… Прости меня, я виноват, - произнося эти слова мягким, таким, какой он позволял себе в разговоре только с женой, шёпотом, - Энакин, медленно опустился перед ней на колени и нежно обвил стройную талию супруги руками, крепко прижавшись к её животу щекой.
Таким раскаивающимся, таким ласковым с ней Энакин, пожалуй, не был никогда, даже в самые первые дни их романа. И Амидала уж было решила, что выбрала правильную тактику действий, что давала ей то, чего она не получала ранее. Да, пусть муж был перед ней виноват, пусть муж опоздал на свидание, но такой сильной любви с его стороны как сейчас, сенатор ещё не чувствовала никогда. Так же мягко и заботливо, как сделал Энакин до этого, женщина положила свою хрупкую кисть ему на голову и легко погладила супруга в знак одобрения, немного игриво вплетая свои нежные пальчики Скайуокеру в волосы.
- Ничего страшного. Я всё понимаю и нисколько не сержусь, - слегка ослабив объятья любимого, женщина тоже медленно опустилась на колени, чтобы их с супругом глаза оказались на одном уровне.
Нежно коснувшись щеки генерала подушечками своих пальцев, Амидала мягким, заботливым голосом тут же добавила:
- У тебя был трудный день, любимый. Думаю, тебе стоит немного отвлечься, - произнеся эти слова, Падме осторожно взяла Энакина за руки, помогая ему подняться с пола.
- И хотя наш экзотический ужин уже остыл, без сюрприза я тебя не оставлю, - уже более явно заигрывая с собственным супругом, хитро улыбнулась она, каким-то своим пока тайным для Энакина мыслям, - Иди в спальню и жди меня там, я скоро к тебе присоединюсь, - договорив фразу до конца сенатор, словно пятнадцатилетняя девчонка легко поцеловала Скайуокера в губы и быстро скрылась в неизвестном ему направлении.
Генералу ничего не осталось, как только послушаться её.
Прошло кажется всего минут пять с того момента, как Падме и Энакин с лёгким поцелуем расстались в гостиной их огромной роскошной квартиры. И вот уже Амидала, облачённая в весьма необычный для неё наряд нежного фиолетового оттенка, босыми ногами шла по гладкому отполированному полу, мягко ступая на него. Её сюрприз для мужа заключался именно в этом костюме, так развратно сенатор не одевалась ещё никогда. Но жёсткие времена требовали жёстких мер. Боясь что их обычный традиционный секс без каких-либо излишеств, уважительный и романтичный, мог наскучить её половинке, женщина решила немного поэкспериментировать. Так сказать, разогреть желание мужа, пошлым проститутским нарядом, в котором Энакин никогда в жизни не то, что не видел её, но и представить себе даже не мог. А потом, воспользовавшись новым приобретённым образом на одну ночь, возможно станцевать для Скайуокера что-то на подобии стриптиза, а может, и прибегнуть к каким-то другим развратным ласкам, которые она никогда себе с ним не позволяла.
В общем, в данный момент изящное тело Амидалы идеально украшал прозрачный пеньюар, с мягким, пушистым лифом, полы которого, кстати, тоже окантованные подобным материалом по краям, плавно спускались вниз и расходились в обе стороны, оголяя плоский живот сенатора. На нижней же части тела женщины красовались в тон пеньюару ниточки-стринги, передняя часть которых, что закрывала все самые интимные места, также была обшита пухом. По мнению Падме, её новый костюм, приобретённый исключительно и специально для мужа, для их с генералом брачных игр должен был подойти просто идеально, и распалить ту былую страсть, то неудержимое желание, что было кого-то в самые первые дни пары вместе. Так думала и мечтала про себя Падме, пока неспешно и тихо, словно кошка кралась в спальню, где её сюрприза с нетерпением должен был ожидать супруг.
Однако каково же было разочарование Амидалы, когда торжественно и изящно, с пластикой пантеры она «проникла» в спальню к любимому и… С досадой заметила, что тот, небрежно подложив голову на декоративные постельные подушки крепко спал, прямо в одежде и обуви, так, как пришёл с улицы, буквально свалившись без сил на кровать, наверняка только лишь подойдя к ней. Конечно, женщина понимала, что после столь тяжёлого и неудачного дня это была вполне логичная развязка событий, Энакин, наверняка, зверски устал, не только физически, но и морально. Однако в её нежное доброе сердце, каким-то холодным, колющим чувством закралась некая обида. Сегодня Падме была готова ради Энакина на всё, смириться, что он жил с Асокой, простить прошлые случаи отстранённости и грубости к ней, закрыть глаза на трёхчасовое опоздание, даже вырядиться шлюхой и вести себя соответственно, только бы ему было хорошо, а он… Просто отрубился, как будто сон в обнимку с подушкой мог заменить приятные, нежные ласки любящей жены. А может быть Энакин уже не считал её ласки такими уж приятными? От этих мыслей Амидале вдруг стало так обидно, так противно, что она едва-едва сдерживала подступающие к глазам слёзы.
Конечно, женщина могла разбудить своего опять провинившегося супруга и продолжить их по всем параметрам провалившееся свидание, или могла надавать ему пощёчин и наорать, но Падме решила отомстить по-своему, отомстить бездействием – пусть Энакин завтра проснётся, мучается и гадает, что за сюрприз его ждал, о котором муж уже не узнает никогда, пусть чувствует стыд и вину за то, что он так разочаровал готовую для него на всё любимую, пусть извиняется, ползает на коленях, да хоть сам джедайский стриптиз ей устраивает, она лишь гордо и обиженно будет делать вид будто ей это безразлично, будто ей всё равно – эдакая непреступная снежная королева.
К слову о политике, раз уж по какой-то причудливой и необъяснимой воле Силы их свиданию сегодня не суждено было состояться, то женщина не желала просто так зря тратить остаток этого вечера, решив провести его за работой. Как не собиралась сегодня и ложиться спать в одну постель с мужем.
«Пусть поспит один некоторое время и осознает в полной мере всю свою вину», - всё ещё и донельзя расстроенно, и невероятно обиженно подумала Амидала, нарочно не став будить собственного супруга и аккуратно взяв с письменного стола кипу каких-то нужных ей для работы бумаг, почти бесшумно, с гордым и надменным видом вышла прочь из комнаты.
Раз Энакин предпочитал вместо неё проводить ночь в обнимку с подушкой, то Падме предпочитала проводить ночь в другой комнате в обнимку со своими драгоценными указами, законами и делами сената.
